Михаил Пыляев - Замечательные чудаки и оригиналы Страница 35

Б. так усердно занимался кладоискательством, что, прокопав три своих богатых поместья и не встретив ни одного случая, где бы мог найти хотя одну монету, он кончил очень печально – чуть ли не в доме умалишенных.

Лет тридцать тому назад в богатом Орл-м имении проживал по-царски богатый помещик Н. К-ий, страсть которого к охоте, собакам и садовым беседкам доходила до смешного. Усадьба его издали представляла какой-то восточный заколдованный город, огромное его состояние позволяло ему вести широкую жизнь. Многие окрестные помещики составляли обычную свиту этого барина, сопровождая его на псовую охоту. Об обедах и подарках его говорили на целую губернию. Тургенев в своем «Гамлете Щигровского уезда» коснулся одного такого обеда К-го. Съезды на праздник гостей, по большей части охотников, собачеев, этого помещика выходили очень многочисленные. Один из домов в усадьбе его был отделан, как лучшая гостиница: здесь могли останавливаться более сотни приезжих, жить по неделям и даже не являться на глаза хозяина. Все желания, все прихоти гостей исполнялись в точности его дворецким. Барский дом был громадный. Главный корпус соединялся с каждой стороны длинными галереями с флигелями, отчего строение принимало огромные размеры. Большие залы в доме были в два света. По прихоти хозяина все украшения, как наружные, так и внутренние, представляли непривычному взгляду довольно странный вид. Начиная с решетки до флюгера на крыше дома, все изображало одни принадлежности охоты. Из окон выглядывали медвежьи головы, в углу притаился пушной зверь, вместо ковров владелец набросал звериные шкуры. На стенах кисели картины, изображавшие псовую охоту. Вся мебель была из оленьих и лосиных рогов, кабаньих голов, лошадиных ног и т. д.

Странные причуды были у этого помещика, собирателя охотничьих предметов. В одной из беседок в его саду, богато отделанной в виде надгробного мавзолея, внутренность здания была украшена более чем странно, здесь были собраны все враги пернатых. Над самою дверью парила с распростертыми крыльями и разинутым клювом огромная сова. По стенам, окрашенным черным цветом, прибиты крылья и головы филинов, орлов, коршунов, копчиков, ворон, обведенные каймою из мышей, крыс, хорьков, ласточек, все эти хищники прибиты к стене узорами и составляли звезды, треугольники, розетки, словом все украшения, которые только умудрилось больное воображение нарисовать крыльями, головами, ногами и корпусами птиц и животных. Так же отделан и потолок. В простенках между окнами прибиты головы кошек, под ними укреплены накрест их лапки в том положении, как на надгробных камнях ставят кости над мертвыми головами. Это головы казненных кошек. Над каждой надпись, когда и за какое преступление виновная лишена жизни. Например «Приговорена к смерти за покушение на жизнь голубя», на другой надписи виднелось «лишена жизни за убийство воробья» и т. д.

Но самая любопытная особенность этой беседки была другая комната, она отделана была в мавританском вкусе, где потолок и стены были убраны золотыми арабесками, лучистыми венками и целыми двустишиями из наших поэтов доброго старого времени, и все эти хитросплетения букв, венков делались из мышиных и крысиных хвостов, которые известным путем очищались, сортировались, делались твердыми, полировались и покрывались позолотою. Для этой работы у помещика жил специалист по части крысоистребления – старик-венгерец, должность его состояла в том, что он ходил по усадьбе, отыскивая норы крыс. Способ ловли его был замысловат и любопытен: он раскладывал у всех щелей и прогрызанных крысами дыр кусочки сала. Крысы, как известно, отличаются прекрасным чутьем, и долгохвостые лакомки являлись в первую же ночь, чтобы удовольствовать свой аппетит.

Так делалось в продолжение двух-трех дней, наконец, в одни сумерки венгерец, вооружив свой каблук стальным острием вроде долота, насаживал под пятку кусок сала и становился на страже при одной из щелей, где клал приманку. Крысы, не подозревая, к какому низкому предательству способен человек, вылезали из нор своих, и как только рты разверзлись, чтобы схватить добычу, венгерец делал прыжок назад – и крыса была обезглавлена. Он никогда не делал промахи и продолжал эти убийственные скачки, переходя от щели к щели, от подвала к чердаку до тех пор, пока целое поколение крыс не истребилось.

В былые годы имение К. кипело жизнью шумной и полной всякого довольства; внимательная барская дворня ловила желание гостей, многолюдство посетителей всегда было приятно владельцу этого роскошного сельского уголка. Часто многие из бедных дворян жили здесь по нескольку месяцев, не смея из скромности представиться хозяину. Они все-таки пользовались всеми удобствами широкой барской жизни. Более десятка линеек, шарабанов, троек всегда были готовы для выезда гостей. На пруде ждали желающих шлюпки, лыжи, гондолы с гребцами. Сад был прохладный, дремучий, разбитый на сорока десятинах; были аллеи, где не видно было голубого неба – все зелень и тень. По главной аллее стояли статуи, памятники. В кущах дерев виднелись храмики с названиями, значение которых было особенно приятно только одному владельцу. Они были построены во имя дружбы, истины, любви и терпения и т. д. Но особенно были великолепны беседки. Помещик имел к ним особенную слабость и не жалел десятки тысяч. Одна из таких была построена над прахом его любимого кобеля «Любезного» и стоила владельцу около пятидесяти тысяч, другая – в память ахалцихского дела, была вся выстроена из железа и окрашена очень искусно под цвет кашемировой шали; стоимость этой беседки чуть ли не превышала названную стоимость первой.

Особенно пышными выходили у этого барина так называемые «отъезжие поля»; стая его гончих состояла более чем из двухсот смычков «выжлецов и выжловок», выжлятники были одеты в красные куртки и синие шаровары с желтыми лампасами; у ловчих, для отличия, были куртки, обшитые позументом, рога у всех висели на красной тесьме с кистями, каждый имел борзых собак на своре не более трех; хортых собак К-ий не любил, борзые у него были чистопсовые и густопсовые. К походу всегда играли борзятники «позов». Выезд тянулся с обозами ими чуть ли не на версту, так много приглашалось гостей на травлю волков и русаков. На болотную дичь К-ий отъезжал тоже не с меньшим парадом, один обоз состоял не менее как из сорока телег. Сам барин с почетными гостями ехал в линии, остальные гости в тарантасах и беговых дрожках. Охотничьих ружей у него было более сотни, здесь были также и драгоценные, как-то: Пюр-де, Мортимер, Ланкастер. Затем, в лучших образцах и старых мастеров, как Лебеда и Лепажа, и такие древние, как шведский Стар-бук, и работы испанского оружейника Лазаро-Лазарини; стволы последнего мастера, по преданию, отличались такою мягкостью, что, будучи измятыми, после первого выстрела выпрямлялись. Сам К-ий имел ружье необыкновенной легкости, весом немного более четырех фунтов, над работой которого известный французский оружейник Гастон Ренет трудился чуть ли не десять лет. Бой этого ружья был удивительный – дробь приносилась в цель кучно в окружности чайного блюдечка. К-ий прожил в своем имении более пятидесяти лет не выезжая иначе, как только на охоту.

Особенною его странностью была еще нелюбовь к прекрасному полу, и как ни хлопотали соседки хоть одним глазком взглянуть на роскошное житье соседа, но доступ им в усадьбу, как на Афон женщинам, был невозможен.

В первых годах текущего столетия в Курской губернии проживал богатый откупщик-помещик П-в; он считался одним из крупнейших землевладельцев – его владения были на пространстве 80 ООО десятин. П-в приобретал имения, не стесняясь никакими незаконными средствами. Он был так богат, что самые дикие и бессердечные его выходки сходили ему с рук. После его смерти у него в кабинете нашли большой куль, наполненный золотыми табакерками и бриллиантовыми перстнями; в его сараях стояло около сотни новых экипажей, еще зашитых в чехлы и рогожи. Табакерки, перстни, экипажи были назначены «на подарки» губернским чиновникам.

Люди, не занимавшие видных мест в губернской иерархии, трепетали перед именем П-ва и творили всякие беззакония по воле этого денежного мешка. В своих приобретениях этот помещик-откупщик не брезговал никакими мерами. Так, раз облюбовав именьице одного мелкопоместного дворянина, он позвал его к себе и предложил ему продать свое имение. Дворянин наотрез отказал ему. Тогда П-в стал настаивать, бедняк упрямился; наконец, выведенный из терпения, П-в объявил ему, что не отпустит его домой, пока не будет составлена запродажная запись, и эта угроза не подействовала на бедняка; тогда П-в позвал своих слуг и приказал запереть его в сырой погреб, где несчастный провел целых два года.

Сырая тюрьма и вечная непробудная темнота сокрушили силы несчастного, он согласился на требование откупщика и совершил купчую крепость. П-в возвратил ему свободу и вручил сторублевую ассигнацию.