Раннее, раннее утро - Павел Вежинов Страница 35

Подошла Бистра и молча стала рядом. Я немного протрезвел.

— Где остальные? — спросил я.

Она помолчала и хмуро ответила:

— Румен смылся.

— А мы?

— Должен же кто-нибудь ждать твоего отца! — сердито ответила она.

Приглядевшись к ней в темноте, я догадался, что она замерзает в своем тонком платьице. Я начал стаскивать пиджак, но она остановила меня.

— Не надо!.. Ты только прикрой меня!..

Мы укрылись с ней пиджаком, но ее маленькое трепетное тело оставалось холодным и неподвижным. Пока не подъехал отец, она не проронила ни слова. Я думал, что она займет место спереди, но она села рядом со мной. Отец тоже молчал, лицо у него было хмурое. Он вел машину уверенно, на большой скорости; на поворотах пронзительно визжали тормоза. Фары разметали все впереди; во мраке на мгновенье рождались камни, деревья и тотчас умирали.

— Это виски тебе боком вышло! — наконец проговорил отец.

— У него все прошло, — сказала Бистра.

И правда, мне было лучше. Я почувствовал, что правый бок, к которому она прижималась на террасе, теперь оледенел.

— И под конец можно было обойтись без твиста.

— Почему? — спросил я.

— Прежде всего потому, что это не танец! — сказал он. — Разве это танец, если не все могут танцевать?

— Ты хочешь сказать — если ты не можешь?

— Хотя бы и так.

— То-то и оно! — сказал я. — А я не хочу ни в чем походить на тебя… И делаю только то, что тебе не нравится.

Отец, полуобернувшись, поглядел на меня.

— Постыдился бы! — сухо сказал он.

Бистра толкнула меня локтем.

— Товарищ Игнатов, — тихо сказала она, — стоит ли окончательно портить этот вечер?

— На вас я не сержусь, — ответил отец.

— Ничуть? — с сомнением спросила она.

— Ничуть.

— Это хорошо!.. Если вы хотите по-настоящему помириться, отвезите нас в бар.

Он долго молчал, как будто не расслышав.

— Ни один разумный человек не ходит в бар, — наконец сказал он.

— О! Почему же?

— Потому что боится подмочить репутацию! — ответил я вместо него.

— Но вы будете там вместе с сыном… И, может… с будущей снохой, — вдруг выпалила она.

Немного озадаченный, он поглядел на нас в зеркальце.

— Нет, уже поздно, — холодно возразил он. — Завтра у меня доклад министру… Нужно явиться со свежей головой.

— Вот в этом я не уверена, — сказала она. — Мутная голова всегда интересней.

— Нет, не вынуждайте меня отказывать вам, — сказал он, и я уловил в его голосе нотку сожаления. — Сходим в другой раз. Я вам обещаю.

— Правда?

— Правда! — заверил он.

Машина по-прежнему взвизгивала на поворотах, фары разметали ночной мрак.

На следующий день я встал уже после его ухода. В то утро я был бы не в силах глядеть ему в глаза. Когда наружная дверь хлопнула, я кое-как оделся и поплелся на кухню. Цана мрачно поглядела на мою зеленую физиономию и ядовито заметила:

— Никто не обедал, никто не ужинал… Разве это дом?

— Конечно, нет, — ответил я.

Тут я вспомнил о подарке. Немного погодя она, не веря своим глазам, держала в руках красивую шерстяную кофту. Ее грубое лицо просветлело, на миг она стала другим человеком. Наконец она вздохнула, свернула кофту и сказала:

— Я знала, что ты настоящий парень.

Но, увидев, что я сажусь за стол, тут же строго добавила:

— Ступай умойся сначала!.. Не развалишься.

Бистра живет неподалеку от нас. Я позвонил у двери и стал ждать. За дверью ни звука — неприятная, гнетущая тишина. Родители работают, и, если Бистра ушла на лекции, в квартире никого нет. Только я решил позвонить еще раз, как за дверью послышался шорох. Дверь приоткрылась, и в узкой щели показалось сонное лицо Бистры.

— Это ты? — сказала она без особого воодушевления. — Входи!

Она была в длинной ночной рубашке, босая. Я вошел. Прихожая у них совсем маленькая — как ящик. Я крепко прижал Бистру к себе. Под шелковой рубашкой скользило шелковое тело, но глаза глядели на меня холодно и удивленно. Не издав ни звука, она высвободилась из моих рук.

— Хватит дурака валять! — беззлобно сказала она и прошла в коридорчик.

Я шел следом за ней. Ее маленькие белые пятки шлепали по мозаичному полу, гибкая фигурка шуршала розовым шелком. Мы вошли к ней в комнату. Голубое стеганое одеяло было откинуто — видно, она только что встала с постели. Она нырнула в еще не остывшие простыни, мелькнув своими тонкими, стройными ножками.

— Садись сюда! — сказала она.

Дрожащими руками я пододвинул к ночному столику синий пуфик. Мы были совсем одни в пустой квартире; я мог бы даже задушить ее, если б захотел. Но в ее безмятежном взгляде не было и следа опасения…

— Ну и вид у тебя! — заметила она. — Будто вылез из умывальника…

Я промолчал.

— Вчера ты хватил через край! — подняв пальчик, добавила она с укоризной.

— Это ты хватила через край.

— Я? — удивленно спросила она. — Чем же?

— Своим жалким флиртом с моим отцом.

— Ууу, жалким! — насмешливо сказала она. — Отчего же жалким?

— Оттого, что вы разыгрывали его передо мной! — ответил я. — И оттого, что он годится тебе в отцы.

— Спасибо, мне хватает своего! — с иронией отпарировала она. — Когда толчешься целые дни с мальчишками, любой мужчина начнет нравиться…

Я расхохотался — притом совершенно непринужденно.

— Он все, что угодно, только не мужчина! — сказал я с презрением. — Он пример антимужчины.

— И это говоришь ты? — язвительно спросила она.

— Да, именно я! Пусть у меня мало своего, но оно настоящее… А у него ничего нет… Нет ни идей, ни характера, ни совести. Нет ничего, кроме некоторого общественного положения… И он держится за него, как слепой за палку… Попробуй царапни его ногтем — сразу же затопчет тебя в грязь.

— Я не знала, что ты такой! — с удивлением сказала она.

Я чувствовал, что задыхаюсь и уже хриплю от ярости.

— Может быть, я круглый идиот, — орал я. — Но зато я не жесток и не эгоистичен. Разве ты не поняла, что вчера тоже потерпела полное фиаско?..

Она приподняла бровки.

— Какое фиаско?

— И еще спрашиваешь! Разве он не отказался пойти с тобой в бар? Хотя ты умоляла чуть не на коленях.

Она покраснела, поджала и надула губы.

— Ничего ты не понимаешь! — сказала она с досадой.

— Понимаю, что тебе показали фигу! — ответил я. — И не потому, что ему не хочется… Он боится скомпрометировать себя… По-твоему, трус тоже мужчина?

Глаза ее