Воин и меч - Иван Геннадьевич Фаворов Страница 35

В вагоне царил полумрак и перед глазами Анатоля поплыли радужные пятна, он плохо видел обстановку, но отлично чувствовал какой-то сладковатый запах благовоний. После того как Кет провела его к столу, комната начала наполняться людьми. Спутница нежно шепнула ему на ушко несколько ласковых слов, прежде чем его крепко взяли за руки и прижали к стене.

– Любимый это ради нас. Если всё пройдёт хорошо, мы сможем быть вместе.

– Кет постой, что происходит. – Взволнованно заговорил Анатоль. – Кто все эти люди?

Он не мог даже сейчас допустить предательства и был готов принять происходящее за розыгрыш или недоразумение.

– Не волнуйся дорогой, так было надо. Послушай, что скажет тебе магистр. Не волнуйся… – Повторила Кет, поглаживая его грудь, как и прежде пока два здоровых мужчины в чёрных плащах с капюшоном крепко держали его руки.

Зрение адаптировалось к полумраку, Анатоль насчитал примерно десять человек, он не был точно уверен. В комнату внесли привязанную к широкой доске женщину, похоже, она находилась в трансе или потеряла способность сопротивляться, или вообще никогда её не имела. Её положили на стол не развязывая. Чтец в углу забубнил на латыни. Присутствующие зажгли в руках свечи.

Кэт снова подошла к Анатолю, которого продолжали держать. Но он стоял спокойно, сам удивляясь тому, что не предпринимает никаких действий для того, чтобы вырваться из этой бесовской обстановки. Словно воля его была подавлена, а все чувства заполонил сладковатый запах, дурманящий разум. Нежный мелодичный шёпот раздался у самого его уха. Кет рассказывала ему, что он должен сделать:

– Ты присутствуешь на ритуале единства и можешь окончательно стать одним из нас, тебе будут прощены твои прежние грехи и малодушие. После этого мой любимый… – Эти слова звучали особенно нежно и вожделенно, Анатоль почувствовал движение крови в жилах. В воздухе явно был наркотик или так действовал антураж помещения, но всё происходящее влияло на Анатоля неестественно: возбуждало и вызывало вожделение. Особенно томный голос Кэт сводил с ума, словно играл с его нервами, разгонял прибой жарких волн внизу живота. Кет продолжала. – …мы будем вместе. Единство достигается только одним путём – через жертву. Эта девушка согласна с тем, что сейчас произойдёт, она к этому готовилась и была специально выбрана из нескольких страстно желавших послужить господину и нашему делу. Ты должен будешь совершить ритуал. Тебе отведена почётная роль резника. Это просто, поверь мне, я тебе помогу пройти весь этот путь.

Ещё какое-то время Кет шептала невнятные утешительные слова, ласкавшие слух и вызывавшие похоть. Сознание Анатоля стало до звона прозрачным, а ум замер, сомнения почти ушли. Он точно представлял, что и как должен делать. Руки державших его ослабли, он мог свободно двигаться. Чтец продолжал бубнить, присутствовавшие обступили стол. Кет помогла Анатолю одеть багряный плащ, схожий по покрою с теми, которые были на присутствовавших. Дальше сознание Анатоля контактировало с реальностью обрывочно, он то и дело проваливался в тёмные ямы забытья, делая то, что ему говорят. Вот он стоит на коленях перед столом, ему называют его проступки и он, признаваясь в них, клянётся больше так не делать. Привязанную к столу женщину, чем-то поят из позолоченной пиалы, потом присутствовавшие по очереди сношаются с ней. Кет шепчет на ухо волшебным голоском, таким реальным словно он один существует на фоне всего этого маскарада. Поясняет ему, что таким образом достигается наиболее полное единство между присутствовавшими и жертвой.

– Тебе пока ещё не надо этого делать, ты не достиг нужного уровня посвящения. После, когда достигнешь нужных высот, будишь вместе со всеми.

Дверь в дальний отсек вагона раскрывается, и оттуда выкатывают высокий трон, на котором покоится козлиный череп. Адепты становятся на колени, обращаясь лицами в сторону трона. Кет даёт Анатолю в руки большой кинжал с прямым лезвием, а подошедший вплотную, архонт начинает произносить слова на древнем языке, требуя, чтобы Анатоль повторял. В другое ухо продолжает шептать Кет:

– Ты можешь сделать это аккуратно, просто надрежь сонную артерию, ей будет даже приятно.

Вздувшаяся вена пульсирует в такт биению жизни в теле жертвы. Белая красивая кожа слегка покрылась румянцем, на лбу испарина, глаза смотрят в неестественном направление, зрачки непрерывно двигаются в орбите глазного яблока. Приготовленная в жертву женщина словно плохо понимает, что происходит и глупо улыбается, кажется, пытаясь подбодрить Анатоля. Полумрак становится глубже, на какое-то время Анатоль, словно проваливается в яму, и на него волной обрушивается вожделение, неплотское, чресла его спокойны, желания пролить кровь начинает овладевать его разумом, голоса в голове обещают власть над миром, богатство и женщин, сулят вечную жизнь в обмен за преданность. Анатоль подносит нож к вздувшейся вене. Кет одобрительно поглаживает его и держит уже приготовленную чашу для сбора крови, архонт бубнит на латыни. В самый последний момент, когда лезвие жертвенного ножа уже скользило, надрезая кожу, Анатоль чётко услышал внутренний голос. Из глубины его груди раздалось властное «Нет!». Это простое слово прозвучало с такой силой, что туман в голове развеялся, происходящее приобрело совсем другие черты, до тошноты противные и мерзкие. Омерзительными стали не только эти люди в чёрных балахонах, но и Кет с её выкрутасами. Анатоль словно опомнился и замер.

Меч появился в нашем мире немного раньше, чем Анатоля подвели к жертвенному столу. Для него происходящее было не менее сильным искушением, чем для Анатоля, он привык оживать, благодаря чужой крови, а кровь добровольной жертвы сулила для него слишком многое. Единственное о чём он жалел, это что не его лезвием будет произведено жертвоприношение.

Мечу не были знакомы чувства влечения к противоположному полу, но что такое вожделение он знал прекрасно. Оно просыпалось в нём вместе с жаждой крови. Всё его нутро затрепетало при одной только мысли о том, какие может открыть перед ним способности и сколько сил подарить этот ритуал. Он пытался бороться с возникшим желанием, голос его совести тихонько шептал, что убийство, совершённое подобным образом, противоречит всем его принципам, он не нож резника, а оружие отнимающее жизнь во имя высших целей. Меч отмахивался от этого благоразумного шёпота, оправдывался тем, что жертва будет принесена не его лезвием и он как бы получит силу от пролитой крови даром. А сам с нарастающим нетерпением ждал, когда нож рассечёт нежную, вздувшуюся от напряжения венку и