Игорь Свинаренко - Наши люди (Выбранные места из бесед с великими) Страница 36

- Например, в том, что их меньше стали показывать по телевизору. Кроме вас, - потому что у вас там свои ребята на ТВ.

- Ну, да, часто показывают.

- Это само собой так или вы им даете указания?

- Каждое свое утро начинаю с того, что звоню генеральном директору ОРТ и даю указание: "Значит, так: сегодня будешь меня показывать в вот таком-то объеме". Он говорит: "Легко!" Смотрю ТВ: показывает!

- Больше, меньше - в зависимости от чего?

- А это в зависимости от настроения. (Он смеется).

- Я вас серьезно спрашиваю!

- А вы что, решили, что я вам серьезно отвечаю? Нет, это само собой идет. Это идет пропорционально той ненависти, с которой ко мне относятся средства массовой информации.

- Чем больше ненавидят, тем чаще показывают?

- Совершенно верно!

- Да... Судя по этому, дела ваши не блестящи. Я опять про имиджмейкерство. Понятно, что вы человек самодостаточный. Но не думали ли вы о том, что если б к вам возникла массовая симпатия, ваша деятельность была бы более эффективной?

- Я за эффектами не гонюсь. Самый главный эффект... Этого эффекта я достиг: у меня с самим собой все нормально.

Светло на душе

- Вы не жалеете, что тогда, в 96-м, сагитировали олигархов за Ельцина? Думаете, все тогда было сделано правильно?

- Ни малейшего в этом сомнения! Это был выбор не между Ельциным и Зюгановым, а между одним общественным строем и другим... Но, с другой стороны, был конкретный человек, были надежды, - и многие надежды не оправдались.

- Вы ждали какой-то большой благодарности и не получили ее?

- Какая там благодарность! Бизнес - и благодарность? О чем вы говорите! Это была чисто рациональная политика. Мы поддерживали Ельцина не потому, что ожидали, что он нас отблагодарит, не потому, что он хороший человек. Мы так и сказали Борису Николаевичу, когда с ним встречались: "Мы пришли не потому, что вас любим персонально..."

- Буквально так и сказали?

- Абсолютно. Мы ему объяснили: "А потому, что вы - это единственный выход из той ситуации, в которую попала Россия".

- Вы были первый в той группе?

- Я... я... не анализировал, кто там первый был, кто второй, кто третий. Вот в моем союзе с Гусинским - я был первый, я пришел к нему. И сказал: "Володя, значит, заканчиваем, время сложное, давай отложим все наши споры на потом..."

- Это было ваше самое большое достижение в жизни - что вы всех помирили и поставили своего кандидата?

- Я действительно считаю, что в 96-м мы сломали коммунизм в России. Я лично испытывал очень серьезные чувства. Я действительно как бы очень... мне было очень светло.

- Это было упоение?

- Нет - просто очень светло на душе.

Скучно жить

- Вы говорите, светло на душе - как в 91-м?

- Нет, в 91-м я плохо понимал все те расклады. Тогда я был посторонний зритель в общем все-таки, а в 96-м я чувствовал - да, мои усилия значимы.

Честно сказать, после этого мне уже скучно жить. Больше, чем это, я в жизни уже ничего не сделаю.

1999

???? ВАЛЕНТИН ГНЕУШЕВ ????

"Цирк превосходит все искусства"

Гагарин, водка, икра, балет. (И перекрытый Енисей.) Ничего не забыли? Привет, а цирк? Па-рам-пам-пам, пара-пара-парам-папам! Циркее всех цирков!

Забыли...

Это непростительно, ибо миллионы людей никогда не целовались с Гагариным на Ленинском проспекте в шестьдесят первом, не пили никогда (!), ну, пока, водки, не ели икры ложкой, не психовали над галстучным узлом, опаздывая на премьеру в Большой... Но ведь все были же когда-то в цирке, хоть раз. Да, бывает жалкий лепет про "чудеса для детворы", но в цирке главное другое - то, что все тут, несмотря на всеобщую компьютеризацию, живое, неподдельное. Акробаты летают в самом прямом и непосредственном эфире, живые дрессировщики кладут головы в пасти неплюшевым львам, огромные слоны сдрейфили и выполняют команды маленького человечка, а сальто-мортале обходится без помощи компьютерной графики. (Ну, это мы просто в сегодняшнем русском быту немного подустали от правды, от ее передозировки, но это все временно, и цирк скоро вспомнится, опять займет достойное место в рейтинге.)

У Гнеушева очень цирковое лицо, всмотритесь: в нем проступают черты факира, цыгана, восточного всадника, мага и чародея, - как бы такая вопиющая профпригодность. И точно, в его русской крови есть северокавказская порция, как специя. Может, и весь его темперамент, и сверкание - оттуда.

Он в свете прожекторов, в ярко-синем богатом, от Кензо, пиджаке, с хищным веселым лицом, увешанный золотыми парижскими и разными прочими медалями, пролетом из Токио в Нью-Йорк по делам, только успевши прижать к груди красавицу француженку-жену, которая бросила ради него всю свою belle France! Не то чтоб она декабристка, но полпути от Парижа до Сибири не проскакала, но пролетела... (Они, впрочем, развелись в девяносто девятом, но это уже другая история, выходящая за рамки данного исследования. - Прим. авт.)

Эта масштабная многоплановая картина ослепительного великолепия была уж почти вся нарисована давным-давно, к его 40-летнему юбилею, к самому занавесу старого режима. А дальше-то как жить после этого?

В 7 часов начинается его трудовое утро. Идут репетиции в разных залах... Под музыку лазерных дисков, под руководством главного режиссера происходит изнаночная, закулисная жизнь цирка - потная, трудовая и унылая, как на заводе. Вот некто жонглирует шариками три часа подряд, видимо перевыполняя план, и непонятно, как при этом не сходит с ума от однообразия и не сжигает ладони трением. Другой, то есть другая, ходит по арене туда-сюда, бесконечно долго, с поставленным на подбородок, спинкой, стулом... Наверное, жевать потом невозможно, ее, видимо, в обед отпаивают бульоном через шланг... А вот пара ловкий накачанный, но не перекачанный юноша, и неприлично, до странной, извращенной степени, гибкая девчонка с узкими бедрами. И эти двое заползают, извиваясь, друг на друга, трутся, вращаются, перекручиваются. Ты таращишься на это как дурак... Неужели, удивленно спрашивает Гнеушев, это может возбуждать? А им нипочем, плевать, ни один лишний мускул у них не шевелится. Отдохнули пять минут и опять безобразничают, елозят друг по другу потными трико. У них на самом деле, конечно, простой акробатический номер... Рядом молча стоят три слона в кандалах, прикованные к каменному полу. Раннему утру так идет колхозный теплый запах свежего слонового навоза. Им циркачи удобряют свои дачные участки.

- Что слоны! - роняет Гнеушев, проходя мимо. - Впрочем, ну, слоны. В цирке вообще все есть! И если б сейчас были динозавры, мы б их тоже дрессировали.

Линия его жизни прочерчена вполне по-цирковому. В ней встречаются эксцентричность, неожиданность превращений, внезапность поворотов, подпрыгивания и скачки, обиды, которые чисто по-клоунски выстреливаются под конец репризы счастливым смехом. Не обходится и без нанесения клоуну побоев, жалко его, но ему же вроде не больно, так? И финал с фанфарами, с ликованием, как положено на богатом шоу, фейерверками, петардами, сверканием и звоном золота, несмотря на цирк, неподдельного и тяжелого.

Линия такая. Вот, смотрите: сначала он был бедным мальчиком в Нижнем Тагиле, почти всецело посвященном изготовлению убийственных танков; одни серые унылые заводы. Мама-учительница, отец, потом отчим, книги, которых от безденежья было совсем чуть-чуть. Книги - тогда - не победили: после восьми классов мальчик идет в кулинарный техникум. И не то чтобы он бросил, одумавшись, эту кулинарию, чтоб уйти в высокое искусство, нет! Доучился, окончил, был аттестован на повара-кулинара 5-го разряда и три года трудился после в ресторане! Даже сделал завидную - вспомните, как тогда переживали из-за колбасы, многие в эмиграцию уехали воссоединяться с сервелатом карьеру: дослужился до завпроизводством. Правда, Гнеушев, днем позаведовавши производством, вечером занимался в самодеятельности, и ролями до сих пор гордится: например, он был Саваофом - неплохо для начала.

Ну и наконец, вы дождались, он все бросает и летит завоевывать Москву. Поступил учиться на клоуна, но клоуна не вышло из него. (Хотел написать "даже клоуна", но вовремя одумался, ничего себе - "даже".) Ну, переквалифицировался в режиссера... И долго никак не мог отважиться на самостоятельную постановку. Ну что же ты! - попрекали все... А он почти десять лет был чужим ассистентом и на свое не решался. Потом вообще выгнали с работы. Пошел в ДК, как когда-то на Урале после занятий в кулинарном техникуме. Мрак...

Наконец придумал первый самостоятельный номер. Так три года не мог пробить, все не утверждали! Ему советовали вернуться в уральский общепит, в провинциальную художественную самодеятельность. Но когда номер в конце концов поставили, то тут же, с первого выстрела (а другой бы, кстати, первым выстрелом давно бы застрелился) было попадание в десятку: золотая медаль на фестивале в Париже! Вам, кстати, давали когда-нибудь золотую медаль в Париже? Нигде не давали? Да не переживайте вы так, что слава? - яркая заплата... Ну, дальше блеск, слава, приглашения, медаль за медалью, лень считать, Париж-Мадриж, ничем не удивить, все в рот смотрят.