Михаил Волконский - Темные силы Страница 36

— И вы опять напились, значит?! — укоризненно произнес Саша Николаич.

— Каюсь, гидальго, но прошлого не вернешь!..

— Послушайте, Орест! Ведь это из рук вон что такое!

— Да уж чего хуже. Только вы не раздражайтесь! — предложил Орест. — У меня к вам некоторый сердечный разговор есть. Я приведу себя в порядок и явлюсь к вам, чтобы заняться некоторыми историческими изысканиями в фолиантах вашей фамильной библиотеки…

— Да откуда вы деньги-то взяли, чтобы напиться?

— Это моя государственная тайна! — заявил Орест и пошел в дом.

Саша Николаич с сердцем захлопнул окно. Этот пьяница начинал его бесить. «Нет, положительно, это нужно кончить раз и навсегда! — гневно раздумывал он, шагая по кабинету. — Это дошло до крайних пределов. Я дам ему денег на дорогу, и пусть он убирается куда хочет! Надо!»

Все, что накопилось у Саши Николаича в течение ночи, вылилось вдруг в обуявшей его злобе на Ореста.

Орест не заставил себя долго ждать. Он явился сверху, сняв с себя только плащ, с которого падала грязь, и заменив сапоги галошами.

— Я вам серьезно хочу сказать, — начал Саша Николаич в грозном повышенном тоне.

Но Орест не стал слушать его. Он подошел к книжному шкафу, достал толстый том, перелистал его, нашел, что ему было нужно, развернул и поднес Саше Николаичу.

— Мне надоели ваши глупые выходки! — продолжал горячиться тот. — Если вы думаете чего-нибудь добиться новым кривляньем, то ошибаетесь… слышите? Ошибаетесь!

— Все слышу, гидальго, — спокойно ответил Орест, — и, если вам угодно, очищу ваше помещение без запинки…

— И очистите, потому что дольше я вас терпеть не могу! — гневался по-прежнему Саша Николаич.

— И я вас тоже, если вы начинаете изъясняться подобным жаргоном. Но, прежде чем нам расстаться, обратите ваше просвещенное внимание вот на эту страницу…

Орест показал на развернутую книгу. Там была таблица с рисунками.

— Вы видите изображенные здесь камни с якобы таинственными литерами, — заговорил Орест. — Это амулеты… Попрошу вас также запомнить очертания нарисованного здесь кинжала!.. Теперь желаете ли вы видеть нарисованный здесь кинжал в натуре?.. Не угодно ли вам последовать за мной?

Орест повернулся и пошел. Саша Николаич, хотя ничего и не понимал, все-таки последовал за ним, решив, что, чем бы ни оправдывался Орест, он его все равно выгонит…

Орест привел его в свою комнату, где на постели нетронутым все еще лежало чучело, так хорошо сделанное, что Саше Николаичу, знавшему уже теперь, что это такое, все-таки казалось, что лежит человек.

— Приблизьтесь! — пригласил Орест, показывая на кровать.

Саша Николаич приблизился и увидел воткнутый в чучело кинжал, торчавшая рукоятка которого была точь-в-точь такой формы, какая была изображена на рисунке в книге.

— Что это значит? — спросил он.

— А вот вам и остатки амулетов! — показал Орест на стол, где валялись разбитые кусочки. — Теперь благоволите поискать вашего преданного слугу, мессира Али!.. Держу один против ста, что вы его не найдете!.. Наружная дверь вашего замка была отперта, так как иначе я не мог бы войти в него, и для меня очевидно, что упомянутое дитя Востока удрало через нее, оставив здесь предназначенный для моей груди кинжал воткнутый в другое, более настоящее чучело!..

И Орест раскланялся, как кланялись на сцене придворные перед королем.

Саша Николаич начал соображать в чем дело, но так сразу поверить не мог. Он пошел в каморку Али — турка там не было! В доме уже вставали в это время; оглядели везде, но Али пропал.

Орест не принимал участия в поисках, а сидел в кабинете и рассматривал книгу.

— Ну что, мой принц?.. Убедились?.. — встретил Сашу Николаича он, когда тот вернулся в кабинет.

— Да! — проговорил Саша Николаич. — Это что-то непонятное!.. Али исчез…

— Ничего непонятного нет, гидальго! — возразил ему Орест. — Судя по этой книге, этот бравый турок принадлежал к секте, описанной здесь со столь тщательными подробностями, что тут даже приложены рисунки священного кинжала и амулетов, которыми пользуются почтенные члены этой корпорации. Теперь я начинаю убеждаться, что во всяком зле есть своя доля пользы. Что вы лишили меня вина и елея, это было несомненное зло, но из того, что я, доведенный до отчаяния, предался созерцанию картинок в волюмах вашей фамильной библиотеки, получилась польза, ибо я напал на эту таблицу, и она нам объяснила, что наш верный Али и турок, который был у вас вчера в гостях, принадлежат к сомнительной секте.

— Какой турок мог быть вчера у меня в гостях?! — воскликнул Саша Николаич. — Разве Крыжицкий — турок?!

— По фамилии нет, но фамилию можно изменить, a обликом он похож на человека с Востока.

— Почему вы думаете, что и он, вместе с Али, принадлежит к секте? — спросил Ореста Саша Николаич.

— Потому что я установил между ними несомненную связь.

— Как так?

Орест отвалился на диване и откинул руку ладонью кверху.

— Позвольте гульдены, моравидисы или все равно какие-нибудь денежные знаки, иначе я умерю свою болтливость и буду нем как рыба!.. Знаете, гидальго, я серьезно нахожу, что слишком много разговариваю!

— Да говорите… я дам вам денег… все, что хотите, только говорите скорее! — горячо произнес Саша Николаич.

— Вот этот жаргон мне нравится го-о-раздо больше, чем давешний!.. Итак, к делу, как говорят академики, трезво смотрящие на жизнь!.. Видите ли, гидальго! Вчера вечером я приноровил свое исчезновение из вашего фамильного замка к отъезду вашего гостя! Мотивом же к этому послужила кромешная тьма, стоявшая на дворе. Признаюсь, я в этой темноте боялся сбиться с дороги даже трезвый и потому мне пришла гениальная мысль (их у меня сколько угодно!) воспользоваться экипажем вашего гостя; а именно: когда сей экипаж отбывал, сопровождаемый вашими благословениями, я вскочил сзади на ось и крепко ухватился за рессоры… понимаете?.. Когда карета отъехала от вашего замка на довольно приличное количество ярдов, она вдруг остановлена была посреди дороги неким человеком, в котором, когда его осветил каретный фонарь, я легко узнал нашего красавца Али! Он подошел к дверце и довольно горячо и фамильярно стал разговаривать с сидящим внутри кареты вашим гостем! Такое фамильярное обращение солидного господина с проходимцем показалось мне, на первый взгляд, странным, но теперь оно объясняется легко, если принять во внимание, что оба они принадлежат к одной и той же секте. О чем они говорили между собой, разобрать я не смог, потому что они лаяли на непонятном мне языке, должно быть, турецком. Али был отпущен с миром, карета двинулась опять и, когда она поравнялась с гербергом, я соскочил и скрылся в сей благодетельный приют… Вот и все, что я имею вам сказать, но вы почувствуйте соль моего анекдота!

— Но откуда вы взяли эти лежащие разбитыми у вас на столе амулеты? — спросил Саша Николаич.

— И почему был воткнут в мое чучело кинжал? — подхватил Орест. — Эти вопросы составляют пробел в моем рассказе и я готов восполнить его. Дело в том, что я амулеты слимонил у набожного Али.

— Что-о? — с изумлением воскликнул Саша Николаич.

— Слимонил или спер, как говорят в элегантном обществе, — хладнокровно объяснил Орест. — И более ценные из этих амулетов я обратил в капитал. Ответственность за это падает — замечу в скобках — всецело на вашу голову, гидальго, ибо вы принудили меня исключительно своей суровостью на этот поступок. Сам я никогда не решился бы! Но это между нами, ибо это моя государственная тайна. В отмщение за мое святотатство Али вонзил кинжал в мое чучело, думая, что убивает меня. Вот и все. А теперь позвольте мне обещанные средства и разрешите с вами раскланяться!

— Вы хотите уйти? — спросил Саша Николаич.

— Кажется, гидальго, вы совершенно определенно заявили мне, что я вас должен оставить?

Настроение Саши Николаича изменилось уже давно. Как только выяснилось, что Агапит Абрамович связан узами таинственной секты со старым турком, которого он, в качестве своего сообщника, послал сюда, на мызу, так он совсем иными глазами стал смотреть на Крыжицкого, и все, что говорил этот господин, потеряло значение. Не было сомнения, что Крыжицкий расставляет какую-то сеть и не гнушается никакими способами.

Оресту удалось открыть это, и теперь Саша Николаич чувствовал к нему одну только благодарность.

— Я погорячился! — сказал он ему. — Я не спал всю ночь и был взволнован!

— Я тоже взволнован, гидальго, и потому ухожу…

— Послушайте, Орест, вы серьезно хотите уйти от меня?

— Совершенно серьезно! — невозмутимо ответил Орест.

— Навсегда?

— Нет, не навсегда!.. — убедительно протянул Орест, — Только до тех пор, пока не пропью только что обещанные вами моравидисы… Ну-с, к расчету стройтесь, гидальго!..