Владимир Кожевников - Забытый - Москва Страница 37

- Алексей! Гаврила! А ну поднимайтесь! Расселись, зажрались, все дела забыли. Пошли!

Алешка с Гаврюхой не поняли, но привычно вскочили:

- Куда, князь?

- К чехам, куда ж еще.

* * *

У чехов было все по-прежнему: один дом темный, в другом светился первый этаж, а на улицу доносились то шум, то вой. Вой означал пение. Не то чтобы чешские песни были некрасивы, немелодичны. Просто у Иржи и Рехека в сочетании с огромной любовью к пению имелись такие вокальные данные, что слушатель, закрыв глаза, ни за что не отгадал бы, находится ли он среди певцов или в овечьем закуте, или даже в свином хлеву. Чехов, впрочем, сие не смущало ни капли, и стоило только им употребить кружки по три своего пойла, как концерт начинался и продолжался с перерывами до тех пор, пока певцы не валились спать.

Сторожа окликнули, Константин отозвался. Подошли к крыльцу. Бобер оглянулся на монаха:

- Поют. Что теперь от них толку?

- Не страшно. И расспросим, и растолкуем. Что ж нам, из-за их пьянки лишний день терять? Завтра с утра они еще тупей будут с похмелуги-то.

В дом ввалились вшестером и были встречены восторженным ревом и даже слезами. Женщины (все четыре были тут, все навеселе) кинулись целоваться. Хозяева прекратили выть, моментально прослезились и, раскрыв объятья, поднялись, крича одновременно:

- Ой же ж, княже! От не ждали ж! Откуда Боже принес?! От же ж радость!

Гости: четверо старых арбалетчиков и двое незнакомых (новые мастера?) молча почтительно поднялись, осторожно улыбались. Пришедших усадили, женщины кинулись обновить стол. Чехи, перебивая друг друга, начали выспрашивать - откуда? как? какие новости в Москве? Но Дмитрий жестко остановил их:

- Стоп! Наши новости вам воевода после расскажет. Рассказывайте вы. Все! Как дела и какие проблемы.

- Тай дела ж - лучшей не надо. Хотя надо б и лучшей.

- Это как же?

- Ну й, сам видишь: стукарня готова, действует. Сушильни аж три - тебе сказали? - материала достаточно. Арбалетов вже три десятка сделали. Дело пойшло. Но медленно. На такую стукарню можно с полсотни подмастерьев взять. Так рассчитывали, на то и три сушильни, да нет народу. Толковых мастеров вот они, все тут. Остальные мальчишки, из них мастера если й выйдут, так года через три, а то й и не выйдут.

- Ну и что? Учите, готовьте. Нам тут не три года сидеть - дольше. Мне - так, пожалуй, и до конца. Ну а вам, как решите, но только и вы ведь отсюда нищими не захотите уехать. Верно?

- То й верно... Иначе б не ехали.

- Ну вот! А то, что я вам в Москве еще советовал, - не получается?

- Что именно, княже?

- Чтобы детали к арбалетам на стороне брать, у настоящих мастеров? В Москве.

- Москва далековато.

- Ну тут, в Серпухове.

- Тут хорошие кузнецы есть, и уговор с ними есть. Хотя не привыкли мы... В своих руках надежней...

- Ну это уж вы зря. Тогда и так, и так дергайтесь: и своих учите, и других используйте.

- Дак той же ж делам, княже. Говорю - дело пойшло. Теперь только отлаживать его - вся забота.

- Ну а железо каково тут?

- От то добро, княже! Добро жлезо! Особо для стрелок. Просто лучшей не треба! Мы ж даже не вждали тако встретить! Оттого еще не хотим ничегойше з Москвы брать. Там жлезо всяко, и почти всегда хужейше. А тут... Мы уже крепко подумываем рога арбалету попробовать... Чуешь, куда тогда стрельнет?

- Чуять-то я давно чую, да ведь тяжесть... Впрочем - что я говорю?! Делайте! Пробуйте! Я пока не тороплю. На то и даю вам все, что просите. Ах, как здорово! А, отец Ипат?! Со стрелами будем! А может и...

- Цыц! - резко и серьезно одернул монах и перекрестился в передний угол, - Не зарекайся!

- Ладно, ладно, - Дмитрий трижды плюнул через левое плечо и опять насел на Рехека, - но стрелы-то не обязательно самим делать. Проще местных кузнецов заставить.

- Цей так, княже, хитростей нет. Хитрость в самом жлезе. Так что... Мы покажем, ты заставь. Они плату большую просят.

- Ну это уж уладим как-нибудь. А, Владимир Андреич?

- Уладим, какой разговор.

Между тем женщины очистили и заново накрыли стол. Две таскали кувшины и закуски, две суетились у печи. Монах недоверчиво понюхал поставленный перед ним кувшин и радостно раздул ноздри:

- О-о-о! Братцы! Да тут вовсе не "пиво", тут медом пахнет!

- Та ж знам, что вы "пиво" не жалуйшете.

- Ну, сейчас мы не только "пиво", - смеется Константин, - мы ничего. Мы из-за стола только что.

- Ай, то не важно. Мы вас по-своему угощать будем.

- Правильно! - живо откликается монах. - А ты, воевода, за всех не говори. Такой душистый мед и на сытый живот пользительно.

- Зачем на сытый, сытый потом будет, - выворачиваются женщины, хлопотавшие у печи, и начинают раскладывать что-то дымящееся по мискам.

Гости смотрят - пельмени! Они начинают хохотать как сумасшедшие, а хозяева в недоумении.

- Мы только что у Константина, - оправдывается Дмитрий, - гору их съели! - и чертит пальцем по горлу, - во!

Однако чехи невозмутимо качают головами:

- То ничего, княже. Мы знам, каковы у воеводы пельмени. У нас не то. Ты пробуй, потом скажешь.

- Да некуда! Спасибо!

- То неверно. Один всегда зайдет. Там посмотрим. Только обязательно его первейше в сливки, а потом в рот уже. И разгрызай медлейше, а то рот сошпаришь.

Дмитрий побоялся обидеть хозяев. Он осторожно взял пельмень (тот был маленький, раза в три меньше константинова), бросил его в плошку со сливками, как это сделали чехи, и отправил в рот целиком. Потом осторожненько разгрыз, приоткрывая рот и втягивая воздух, чтобы остудить, и просто обалдел: вкус оказался совсем не тот, что у больших, но по-своему изумителен! Проглотив, он быстро взял второй, бросил в сливки и услышал сдержанный гогот, то ржали уже чехи - теперь только он вспомнил, что отказывался и от первого, и сам засмеялся, но пельмень не оставил. И тут, внимательно посмотрев на князя, за ложку взялся монах. За столом повалились от хохота, на что Ипатий отреагировал невозмутимо:

- Надо же и чешский вкус узнать. Раз князь не лопнул, значит, меня тем более Бог милует.

Худо-бедно, но Бобер с монахом уговорили и тут по полной миске. Дмитрий чувствовал: не нагнуться, и дивился - ведь никогда еще он не съедал так много. Вспомнил рассказы отца о "тверьской" ухе и только теперь его понял и поверил. Попытался вернуться к серьезному разговору:

- Иржи, Рехек. Вот говорите, что все наладили, все путем. И что же, никаких трудностей?

- Ну й, без того ж не бывает.

- А в чем главная загвоздка?

- Тетивы. О то тут совсем ни к черту. Та й в Москве не ахти. Той тут волов мало. Пашут на лошадях, не то что у вас на Волыни. Там волов тьма, потому и с жилами не проблема. А тут...

- А тут?! Неужто у вас коров, да быков мало?! А, Владимир Андреич?

- Коров полно, а быки только на племя.

- А куда ж вы бычков?

- На мясо.

- Рехек, а молодых бычков жилы разве не...

- Ай, что ты, княже! Не моложе двух лет, та й обязательно не бычачьи, а воловьи.

- Что так? Почему?!

- Та й Бог е знат. Так и все. Воловьи упруже и крепчейше. Так!

- Неужто в Чернигов или Киев за такой-то малостью? - недовольно цедит монах. Он, как и Дмитрий, сидит очень прямо и все время старается поудобней разместить на коленях свой до неприличия раздувшийся живот.

- В арбалете малостей нет, - очень серьезно говорит Рехек, - а тетива особенно не малость, а первейшая часть. Глупо это не понимать.

Бобер удивленно раскрывает глаза, он впервые слышит серьезное и резкое суждение из уст чеха, монах виновато крутит головой, а Владимир, неожиданно для всех, как отрубает:

- Если надо, то надо и в Чернигов, и в Киев. Что тут страшного? Мало, что ли, у нас купцов, с Черниговом и с Киевом завязанных? Им поручить будут возить. Но что везти, где брать? Они ж не понимают, они тебе такого навезут... Так что сначала знающему кому-то ехать надо, наладить все.

- Верно, князь. Так что ты, Иржи, собирайся. Поедешь с нами в Москву, а оттуда с купцами в Литву.

- Как скажешь, княже.

* * *

Через три дня, забрав всех арбалетчиков (их набралось 79 пар), Бобер вернулся в Москву. Алешка и Гаврюха остались с Константином. Задержались и князь Владимир с монахом. Захотев сперва лишь ознакомиться с проблемами своей будущей твердыни и обратившись с вопросами к наместнику Якову Новосильцу, они получили в ответ столько вопросов и увидели картину столь нерадостную, что решили остаться. Новосилец оказался мужиком толковым. Напористым и дотошным. Сразу уразумев, кто тут командует, главный вопрос, с кремлем, он заставил решить до отъезда Бобра, в его присутствии.

Острожек, конечно, стоял на самом выгодном месте, на левом берегу Нары, при впадении в нее речки Серпейки, огораживая самую высокую точку берега. Но был он мал, хлипок, а главное - стар. Решили на север от него потянуть хорошую стену сажен на двести, а с ее концов такими же примерно по длине стенами замкнуть на востоке, на берегу Серпейки, треугольник в самом удобном месте.

Для немногочисленного серпуховского населения такой объем работ становился не меньшим испытанием, чем кремль для москвичей. Бобер даже задумался, по зубам ли кусок. Однако Новосилец отнесся к заданию спокойно, пробурчал: тут ведь не камень - чем сразу снял все опасения воеводы. С чем, с чем - а с деревом московиты обходились ловко.