Валерий Попов - В городе Ю (Рассказы и повести) Страница 37

Посидев еще некоторое время, придя в себя, я тоже вылез...

Потом мы плелись по душным пыльным улицам, я заходил в магазины, обвешанные мушиными липучками, покупал хлеб, сахар, чай. Когда я заходил в магазины, щеночек, удерживаемый Дашей, скулил, вставал на задние лапы, царапался в стекло.

Потом, купив все, что можно, мы шли обратно. Уложив свертки, я взялся за мотор. Надо было найти специальный вкладыш-палец вместо сломавшегося, вставить его в винт, чтобы он не прокручивался. Я долго громыхал, искал его в многочисленных инструментальных ящиках в лодке и наконец - большая удача! - нашел.

Напрягшись, высунув язык, я старательно вставлял палец в паз... Потом, распрямившись, с тревогой увидел, что погода разбушевалась. Там дальше, за узкой протокой, на ширине, ветер дул все сильней и бессмысленней, на темных волнах начали появляться белые барашки. Ну зачем это, какой в этом смысл?

Я посмотрел на Дашу и на собачку.

- Может, переждем эту ерунду? - бодро кивнув в сторону стихии, предложил я.

- Нет. Мама будет волноваться, если мы не приедем, - наморщив лоб, подумав, произнесла Даша.

- Эх!

Мы плюхнулись в лодку, выехали на простор.

- Спрячься за лобовое стекло, пригнись! - сказал я Даше.

Даша спряталась за лобовое стекло, пригнулась, гулко кашляла там.

Широко дула низовка - ветер против течения, поднимающий самую сердитую волну. Как мы ни прятались за лобовое стекло, быстро промокли насквозь.

Вечером у Даши было 38,6. Майя, как лечащий врач, напоила ее чаем, дала аспирину. Даша валялась в палатке три дня - раскладывала засушенные ею листья, что-то писала в своих тетрадях. Под разными предлогами я то и дело заходил к ней.

- Ну как там погода? - садясь в постели, спрашивала она.

Потом мы носили ей еду, потом вытягивали из-под нее простыню, стряхивали на ветру песок и колючие крошки, потом, взмахнув, снова стелили. Даша в это время стояла, держась рукою за стену палатки. И главное, за все дни, пока она болела, никто из ребят ни разу к ней даже не заглянул. Понятно, другой возраст, другие интересы, но все же?

Только поздно вечером, когда все уже засыпали, мы с женой могли спокойно попить чаю.

Да-а-а... Ну и жизнь!

На пятый день объявилась новая напасть - егерь!

Сначала он с диким треском промчался вдоль всего берега на моторке, потом с оглушительным тарахтением нависал над палатками на вертолете, потом вдруг явился пешком, неожиданно молодой и стеснительный.

- Это... устарело уже, ваше разрешение, - краснея, бормотал он, крутя в огромной своей руке нашу бумажку.

- Бутылку ему надо было, вот чего! - зло сказал Юра, когда егерь ушел.

- Ну да? - удивился я. - Мне показалось, что он такой...

Юра только махнул рукой.

- Что, уезжать велят? - высовываясь из палатки, спросила Даша.

На следующее утро все мы проснулись от нарастающего грохота. С треском ломая кусты, выехал высокий колесный трактор. Сзади него волочился изогнувшийся петлями толстый трос. Трос отнесло песком в сторону. Прыгая и извиваясь, как удав, он задел и свалил столик для зубных щеток, врытый возле берега, потом свалил, зацепив, палку, на которой вялилась рыба, потом выдернул угловой кирпич из печки, и печка завалилась. Трактор с треском въехал в кусты и там неожиданно затих. Егерь слез с трактора, подошел к нам со своим двухлетним белесым пацаном на руках, покачиваясь, неподвижным взглядом смотрел на нас.

- Ты чего это... с тросом? - еле сдерживая бешенство, спросил я.

- Да тут понтоны тягали, - с трудом ворочая языком, проговорил он.

Потом он стал демонстрировать, какие забористые словечки знает его двухлетний сынок. Тесно окружив его, мы счастливо смеялись.

- Ладно... к обеду, может, буду, - проговорил он, возвратился к своему трактору и с треском уехал в лес (называется, егерь!).

Даша собиралась долго и кропотливо - перекладывала гербарий, отдельно упаковывала найденную в лесу засохшую змеиную шкуру.

- В школе же мне все это понадобится! - говорила она.

В какой школе-то? Эх! Еще ничего и не известно - с английской-то школой договоренности нет, вполне может получиться, что весь второй класс она учила английский понапрасну...

Когда мы ждали на автобусной станции, навалилась страшная черная туча, стало темно, подул ветер, и несколько светлых перекати-поле, прихрамывая, выкатилось на площадь.

На вокзале в Саратове творилось что-то невообразимое. Не было ни одного места на полу, где не сидели бы на вещах люди - чаще всего почему-то с плачущими детьми.

- Ну, как же уехать? - прорвался я наконец к дежурной по вокзалу.

- Понятия не имею! - злобно ответила она. - Все дополнительные поезда отменены.

Я не стал ее расспрашивать дальше, по опыту зная, что все так напряжено, что только тронь - прорвутся отчаяние и злоба.

Я вернулся в набитый зал, где ждали меня жена, дочка и песик.

- Ну, как? - спросила меня Даша.

Собрав все остатки энергии, я прорвался через плотную толпу к кассе, ничего не объясняя, только толкаясь, и через два часа, измятый, постаревший, выбрался из этой адской толпы с билетами...

- А с кобелем своим куда лезете? - сказала плотная, похожая на печь проводница, когда мы подошли к вагону.

- А... что?

- Разрешение есть на провоз?

- А где, скажите, пожалуйста, его получать?

- В городе, где ж еще! - ответила она и своим плечом в колючей шинели оттеснила нас от площадки и отвернулась.

Мы возвратились обратно на вокзал.

"Это конец!" - подумал я.

Жена и дочь смотрели на меня... Я вдруг расстегнул чемодан, схватил взвывшего щенка, сунул его в чемодан и защелкнул замки.

- Ты что? - проговорила жена. Губы у нее затряслись...

- Быстрей! - яростно сказал я.

Проводница посмотрела на нас подозрительно, но пропустила. Когда она вошла в купе отбирать билеты, песик, потрясенный и оскорбленный, сидел на полу, а на столике лежала пятерка.

Она плюнула на песика, зло схватила пятерку и, резко, со скрипом задвинув дверь, исчезла.

Поезд качало на стрелках. За окном мелькали деревья.

Да-а-а...

7. Попытка развода

Туго повернулся ключ, едва растворилась дверь. Чувствовалось, что в квартире у нас давно никто не был - тяжелый, застоявшийся запах, повсюду пыль.

Заглянули хотя бы грабители: проветрили бы квартиру, а заодно бы и прибрались.

- Ну, вот мы и дома! - сказал я.

Мы вошли в комнату. Странное дело: все цветы упали с подоконников, валялись на полу. Горшки разбились, рассыпалась земля. Видимо, те мощные ветки, которые тянутся от стволов к солнцу, уперлись в стекло и наконец постаскивали горшки с подоконника.

Странные растения, сами себя не могут рассчитать. Цветы-самоубийцы это что-то новенькое!

Жена, выругавшись, взяла веник, принялась подметать.

- Ну, все! - сказал я. - Меня нет! Закрыл дверь в кабинет. Я-то знал, что буду сейчас делать! На языке у меня давно вертелась фраза: "Нежное зеркало луж".

Я сел к столу и стал писать:

Как темно! Мы проходим на ощупь.

Я веду тебя, тихую, слабую.

Может, ждет нас ответственный съемщик,

Сняв с ковра золоченую саблю?

Вот окно. Два зеленых квадратика.

Станут тени зелеными, шаткими.

В сквер напротив придут два лунатика

И из ящика выпустят шахматы.

... Тени ночи вдруг сделались слабыми.

Темнота струйкой в люки стекает.

И овчарки с мохнатыми лапами

В магазинах стоят вертикально.

Ты берешь сигареты на столике,

Ты проходишь по утренней улице

Там, где, тоненький, тоненький, тоненький,

Мой сосед в этот час тренируется!

Во!

При чем же все-таки "нежное зеркало луж"? Я снова взял карандаш.

Дождь

Ужасный дождь идет, спасайтесь!

Внизу, у самого асфальта,

Мелькают остренькие сабельки,

Сверкают маленькие всадники.

Они то выстроятся к стенкам,

То вдруг опять придут в движенье.

В каких-то тонкостях, оттенках

Причина этого сраженья!

Ах, кавалерия! Куда ты?

Стою я мокрый, изумленный.

На клумбах, словно на курганах,

Чуть-чуть качаются знамена.

Я встал, подпрыгнул, шлепнул ладонью о потолок.

- Резвишься? - появляясь, сказала жена.

- А что? - еще не отдышавшись, спросил я.

- В школу надо сходить, вот что!

- В какую школу?

- В английскую - в какую, в какую! А то из той-то, где бабушка с дедушкой, Даша ушла, а в эту еще не записали ее.

- А ты, что ли, не могла раньше поинтересоваться? Не перед самыми занятиями?

- Честно говоря, я ходила. Но мне отказали. Говорят, район не тот. Соседний с нами дом еще принимают в ту школу, а наш дом уже нет. - Она вздохнула.

Та-ак! И это на мне. И знает ведь, как я обожаю такие дела!

Но лучше быстрее этим заняться. Школа с углубленным английским, все классы могут быть переполнены. Если все рухнет - для Даши это трагедия. И мнение о родителях: значит, мало на что они на этом свете способны!

Я приехал в школу, волнуясь. Надписи на всех дверях по-английски. "Принсипал" - это, наверное, и есть