Сергей Клычков - Сахарный немец Страница 37

Да и было ли все это удивительным в том положении, в котором очутился Зайчик, вчера лишь еще только потеряв Клашу, как ему показалось, уже навсегда...

Трудно привыкнуть к сердечной потере: словно вот был на руке дареный на долгую память перстень, в перстне камень самой чистой воды... и вот, теперь, как равнодушно смотреть на пустое гнездышко в дареном кольце?..

Долго потом будешь под ноги смотреть, где бы ни шел и о чем бы ни думал, и каждый простой стекляшок, валяющийся в панельной грязи, потянет к себе наклониться, поднять, поднести на ладони близко к глазам: такова уж сила любви в человеке и равная ей горечь утраты.

Зайчик шел, молчал, упорно под ноги смотря, женщина тоже молчала...

- Вы... вы... о чем думаете? - тихо спросила она.

- Я думаю?.. думаю вот о чем: как вас зовут?.. и какое у вас может быть имя?..

- Да вы бы спросили: чего же тут думать?!..

- Да, мне бы хотелось бы знать...

- Нет, я не скажу: у меня глупое имя... я сама себя зову по другому...

- Мне хотелось бы знать, как вас зовут?..

- Как окрестили?.. на что это вам нужно?.. так точно?..

- Нет, вы, ради Бога, со мной не шутите... мне нужно всерьез...

- Вы, должно быть, на меня загадали?.. Скажите, правда ведь?.. да?.. по-моему, вы сейчас шли и гадали... судьбу...

- Это, может, и верно... как понимать...

- Ну, вот видите!.. у меня был такой один штабс-капитан... знакомый: идет по улице и тумбы считает, загадает вот так от угла до угла, сколько их будет,- как ошибется: значит - убьют!..

Женщина заглядывает Зайчику в лицо и смеется...

- Долго он так гадал? - улыбаясь ей, спрашивает Зайчик.

- Нет, скоро убили... Хотя тумбы говорили иначе...

- Меня не убьют... и на тумбах я не гадаю... Мне цыганка гадала на картах...

- Цыганка?.. ах, интересно... а... где?..

- В лесу...

Женщина нагнулась вперед, заглянула ему в глаза с тревожным любопытством и опять улыбнулась.

Зайчик подумал:

- Как Клаша... только жаль: конечно, это не Клаша!..

- А знаете,- говорит нараспев женщина,- вы сами немного похожи... на... на лесного Леля... вы очень... очень красивый... раскажите мне про цыганку!..

- Цыганка мне говорила, что я утону...

- И вы верите этому вздору?..

- Это не вздор! Утонуть можно двояко!

- Чудной вы... легко же вас обмануть...

- Зачем... я вам ничего худого не сделал...

- Нет... нет... милый... напротив... Вы знаете, зачем я пошла вслед за вами... я встретила вас и вернулась...

- А зачем?..

- Я немного рисую...

Женщина остановилась у под'езда очень высокого дома, у стеклянных с медными ручками до самого полу дверей стоял швейцар в синей ливрее, с усами, как лисьи хвосты, с бровью, упавшей со всем на глаза.

- Зайдите ко мне... на минуту?..

- Я... не знаю...

- Дороги?..- ухмыльнулась женщина.

- Нет, ваше имя не знаю...

- Хорошо!..

Женщина сняла быстро с глаз вуалетку, и из под шляпы выбился снежный, серебряный локон, еле заметно пьющийся струйкой на плечи.

- Вы седая?..

- Нет: поседела!.. Хотите знать, теперь, как старуху зовут?..

- Хочу,- говорит Зайчик с дрожью, очень хочу...

- У меня очень кухарочье имя... Меня зовут...

- Клаша! - Зайчик радостно вскрикнул...

- Клаша... да, милый, Клаша... Так гораздо лучше звучит...

Женщина подцепила опять его под руку, они было прошли уж мимо усача в синей ливрее, почтительно нахмурившего бровь, но у самой дверки подъемника Зайчик уставился воспаленными глазами на усача и сказал тихо женщине,прыгали у ней в глазах огоньки!

- Странный у вас швейцар!... По-моему, он ненастоящий!..

Женщина хихикнула и заправила под шляпу выбившуюся прядь.

- По-моему, он... выдуманный!

- Нет, нет, милый: он... из Рязанской губернии! - сказала строго женщина, - а впрочем, может быть, вы и правы: теперь, ведь, очень много ненастоящих людей!..

Зайчик взглянул в упор на лукаво-смеющееся лицо женщины и вдруг дернулся с места, выскочил на под'езд и во весь дух побежал на другую сторону улицы, держась за фуражку...

* * *

В уличной сутолке, в безумной гоньбе извозчиков, лихачей, автомобилей, трамваев Зайчик легко мог попасть под колесо, но он, хотя и находился в полубреду, близком к тому, какой бывал у него некогда в детстве в лунатные ночи, потому-то, должно быть, был достаточно легок и увертлив, чтобы не поломать себе обо что-нибудь шею...

Пробежал он так три или четыре квартала и остановился на изогнутом через грязную реку мосту.

Глядит он... словно впервые их видит... глядит на бронзовых, лосных, будто окаченных ливнем коней: вздыбились они на граните, вот так и хочут кажется Зайчику, подмять его под себя чугунным копытом.

- Творится со мной что-то неладное,- думает сам про себя Зайчик, а впрочем... теперь на все наплевать... главное: как ведь похожа?!.. Видится, значит!

Зайчик оперся на мостовые перила и загляделся в грязную воду.

- Если буду тонуть, то хорошо бы все же в чистой воде,- думает Зайчик...- а, впрочем, да... она ведь это, наверно, намекала на водку: в ковшике, говорит, молодой хозяин, утонешь! В кумке!..

Уперся Зайчик в одну точку на воде и повис на перилах...

По воде бегут не спеша масляные кружки, ветерок чуть охватит жирную поверхность едва уследимой рябью, течет, как в сказке, мертвая вода в гранитных берегах и со дна не кажет лица: ни плотица серебрянкой чешуей не блеснет, играя с подругой на солнце, ни букаражка не пустит пузырь, ни тинки у берега никакой не видать, а вида тянет к себе, шепчет еле различимым в грохоте шопотком, и мост вздрагивает, когда пронесется по нему грузовик, будто хочет сбросить Зайчика в воду...

- Господи!

Зайчик припал к перилам и закрылся рукой...

- Лелик!... Коленька!.. Как и откуда? - услыхал вдруг Зайчик над ухом радостный голос...- Ты что это тут?

Зайчик нехотя обернулся, перед ним стоял веселый, вечно смеющийся, длинноносый приятель, которому всегда удивлялся Иван Палыч, заглядывая в Зайчиков портсигар с приятелевым портретом на крышке, когда тот угощал его папиросой, тянул к нему руки и уже целовал его губы и щеки.

- Здравствуй, здравствуй!... Какой - молодчина!!..

Смотрит Зайчик, что приятель самый что ни на есть настоящий, пришел в себя и тоже - бросился к нему и стал его целовать...

- Дорогой мой, я очень спешу... проводи меня на Рижский вокзал.

- Спешишь?.. Да что же ты, как пень, торчал на мосту?..

- Я, видишь ли, заблудился... и очень устал...

- Переутомился... да это, брат, все... а вид у тебя хоть куда!.. Казенный хлеб, видно, в пользу!

- Здоровый?!. Скажи, ничего?..

- Говорю, хоть куда: боевой!.. Только глаза... а ну покажи: вчера перебрал!..

- Да нет, я пью аккуратно... Так ты проводишь меня?..

- Вот еще, Лелик!.. Конечно... Извозчик! Извозчик!.. На Рижский...

Тпрукнул усатый лихач, Зайчик с приятелем вспрыгнули на подножку пролетки и покатили.

- Я, милый, заблудился, словно в темном лесу!..

- Ну, ну, рассказывай: как?

- Да никак: надоело!..

- Пишешь?..

- Куда тут!..

- Это от лени: ты больно ленив!..

- Полно, милый... Не хочется сейчас об этом и говорить... Вот что: скоро будет конец?..

- Конец?.. Немцу насыпим и... баста!...

- Не верится что-то...

- Да и нам тоже... не очень!..

- Вот видишь?!..

- Могу только сказать: скоро, Лелик мой, скоро!

- Только б скорее, а на остальное все наплевать!..

- А родина?..

- Родина?.. Родина!...- Зайчик просветлел и схватил приятеля за руку.Разве родину можно отнять?...

- Немец придет и отнимет...

- У нас немец в болотах потонет, помнишь: как в сказках!..

- Нет, Лелик, техника! Это не сказка... а впрочем, я с тобою согласен: мы теперь между Аникой и Иванушкой-дурачком!..

- Вот-вот... Только б скорее!..

- Видно, тебя проморило... Что же ты скачешь, заедем ко мне: отдохни...

- Нет, нет, не могу... Мне трудно тебе рассказать почему, но не могу!..

- Верно, опять что-нибудь с чертями не ладно? Чудак-человек!

- Не поверишь! Лучше уж я промолчу... Что это, Рижский?.. Ты заплати: у меня ни полушки!..

Приятель ссадил Зайчика у вокзала, поцеловал его крепко и самые губы и сказал лихачу:

- Обратно!..

Зайчик достал портсигар из кармана, помахал им на прощанье, а приятель, поднявшись с сиденья, еще раз крикнул ему:

- Береги, это счастливый подарок!..

Зайчик улыбнулся и стал расспрашивать носильщика, где стоит последний очередной эшелон на позицию... Носильщик показал на ворота, куда в'езжают ломовики, за шлагбаум: вдалеке у товарных пакгаузов дымил паровоз, а за ним тянулась (казалось, ей нет и конца) длинная лента товарных вагонов,доносились оттуда громкие крики, песни и свист и заливистые переборы тальянки...

- Туда легко, трудно оттуда... как с того света, - думает Зайчик, не спеша шагая к вагонам...

Ближе крик и свист. Вагоны набиты, тесно в них, как в базарный день в лавке Митрия Семеныча, все свистит, свирестит, хочется, видно, серым шинелькам заглушить сердечную боль и тоску показной веселостью, ненужным криком и не враз начатой песней, которая так же неожиданно обрывается на полуслове, как, может, скоро оборвется и жизнь...