Алексей Писемский - В водовороте Страница 37

Миклаков ушел.

Княгиню страшным образом удивило и оскорбило такое посольство от князя. "Разве сам он не мог побеспокоиться и написать ей ответ?.. Наконец, просто сказать ей на словах?.. Зачем же было унижать ее еще в глазах постороннего человека?" - думала княгиня и при этом проклинала себя, зачем она написала это глупое письмо князю, зная по опыту, как он и прежде отвечал на все ее нежные заявления. С настоящей минуты она начала серьезно подумывать, что, в самом деле, не лучше ли ей будет и не легче ли жить на свете, если она разойдется с князем и уедет навсегда в Петербург к своим родным.

Сам же князь в продолжение всего времени, пока Миклаков сидел у княгини, стоял у окна в своем кабинете и с жадным вниманием ожидал, когда тот выйдет от нее. Наконец, Миклаков показался.

- Идите сюда скорей! - не утерпел и крикнул ему князь.

Миклаков подошел было к нему к окну.

- Идите же в комнату! - крикнул ему еще раз князь.

Миклаков усмехнулся, мотнул головой и вошел в комнаты.

- Ну что, говорили? - спросил его стремительно князь.

- Говорил! - отвечал протяжно Миклаков.

- Что же вы именно говорили?

- Говорил, во-первых, что вы человек весьма недалекий, - произнес Миклаков и приостановился на некоторое время, как бы желая наблюсти, какое это впечатление произведет на князя.

Того, при всем его желании скрыть это, заметно передернуло.

- Ну-с, далее! - сказал он.

- Далее я ей объяснил, что вы человек пустой и не совсем даже честный, в отношении ее, по крайней мере!

- Благодарю, что не во всех уж отношениях! - сказал князь, притворно усмехаясь.

- Не во всех-с, не во всех! - подхватил Миклаков.

- Что же она на все это?

- Она пока еще не соглашается с таким моим мнением, но, во всяком случае, решилась понемногу начать развлекать себя, и я в этом случае предложил ей свое товарищество и партнерство.

- Предложили? Вот за это спасибо! - воскликнул князь.

- Предложил; только наперед вам говорю: прошу меня не ревновать, а то я в этих случаях труслив, как заяц: сейчас наутек уйду!

- Ни взглядом, ни словом не обнаружу сего грубого чувства пред вами, отвечал с оттенком веселости князь. - Но она все-таки не очень огорчилась? прибавил он озабоченным голосом.

- Нет, по-видимому, не очень.

- Это и отлично! - произнес князь с видимым удовольствием.

- Мне, однако, пора домой! - сказал Миклаков.

- Не смею останавливать!.. Экипаж готов! - сказал князь, с чувством и с благодарностью пожимая руку приятеля.

Миклаков опять сел в тот же фаэтон и поехал: он и на этот раз думал о княгине. В его зачерствелом и наболевшем сердце как будто бы снова заискрилось какое-то чувство и зашевелились надежды и мечты!

III

Прошло недели две. Князь и княгиня, каждодневно встречаясь, ни слова не проговорили между собой о том, что я описал в предыдущей главе: князь делал вид, что как будто бы он и не получал от жены никакого письма, а княгиня что к ней вовсе и не приходил Миклаков с своим объяснением; но на душе, разумеется, у каждого из них лежало все это тяжелым гнетом, так что им неловко было даже на долгое время оставаться друг с другом, и они каждый раз спешили как можно поскорей разойтись по своим отдельным флигелям.

После 15 августа Григоровы, Анна Юрьевна и Жиглинские предположили переехать с дач в город, и накануне переезда князь, сверх обыкновения, обедал дома. Барон за этим обедом был какой-то сконфуженный. В половине обеда, наконец, он обратился к княгине и к князю и проговорил несколько умиленным и торжественным голосом:

- А я завтрашний день поблагодарю вас за ваше гостеприимство и попрошу позволения проститься с вами!

- Вы едете в Петербург? - спросила его княгиня заметно довольным голосом.

Князь кинул взгляд на барона.

- Нет, я остаюсь в Москве, - отвечал тот, все более и более конфузясь, - но я буду иметь дела, которые заставляют меня жить ближе к городу, к присутственным местам.

Князь и княгиня, а также и г-жа Петицкая, обедавшая у Григоровых, посмотрели на барона с некоторым удивлением.

- Какие же это у вас дела такие? - спросил его князь.

- Да так... разные, - отвечал уклончиво барон.

- Разные... - повторил князь. - Но разве от нас вы не могли бы ездить в присутственные места?

- Далеко, ужасно далеко! - отвечал барон.

- Что же вы в гостинице, что ли, где-нибудь будете жить? - продолжал князь и при этом мельком взглянул на княгиню. Он, наверное, полагал, что это она потребовала, чтобы барон переехал от них; но та сама смотрела на барона невиннейшими глазами.

- Я нанял квартиру у Анны Юрьевны, - отвечал барон протяжно.

- У Анны Юрьевны?.. - воскликнули в один голос Григоровы.

- Но где же и какая у ней квартира может быть? - подхватила стремительно Петицкая.

Она успела уже познакомиться с Анной Юрьевной и даже побывать из любопытства в городском ее доме.

- Внизу. Я весь низ беру себе, - отвечал барон, - главное потому, что мне нужно иметь квартиру с мебелью, а у Анны Юрьевны она вся меблирована, и меблирована прекрасно.

- Еще бы не прекрасно! - воскликнул князь. - Мало ли чего нет у моей дорогой кузины; вы у ней многое можете найти, - присовокупил он как-то особенно внушительно.

Г-жа Петицкая при этом потупилась: она обыкновенно всегда, при всяком вольном намеке князя, опускала глаза долу.

Барон же старался принять вид, что как будто бы совершенно не понял намека князя.

- Я вас поздравляю: вы непременно влюбитесь в Анну Юрьевну! - объяснила ему прямо княгиня.

- Влюблюсь? - спросил барон, подняв, как бы в удивлении, свои брови.

- Непременно, она очень милая, хоть, может быть, и не совсем молода! подхватила княгиня.

- Совершенно верно; но, к сожалению, я сам мало способен к этому чувству, - проговорил барон.

- Почему же это?.. Я полагаю, напротив! - сказала с некоторою колкостью княгиня.

- И я тоже, - поддержала ее г-жа Петицкая.

- Я так много, - продолжал барон, - перенес в жизни горя, неудач, что испепелил сердце и стал стар душою.

- А вот Анна Юрьевна накатит вас отличнейшим бургонским, и помолодеете душой, - подхватил князь.

- Что ты за глупости говоришь! - произнесла княгиня, а г-жа Петицкая опять сделала вид, что ей ужасно было стыдно слушать подобные вольности, и ради этого она позадержала даже немножко дыхание в себе, чтобы заметнее покраснеть.

- Князь для острого словца не пожалеет и отца! - подхватил с своей стороны, усмехаясь, барон.

Все эти подозрения и намеки, высказанные маленьким обществом Григоровых барону, имели некоторое основание в действительности: у него в самом деле кое-что начиналось с Анной Юрьевной; после того неприятного ужина в Немецком клубе барон дал себе слово не ухаживать больше за княгиней; он так же хорошо, как и она, понял, что князь начудил все из ревности, а потому подвергать себя по этому поводу новым неприятностям барон вовсе не желал, тем более, что черт знает из-за чего и переносить все это было, так как он далеко не был уверен, что когда-нибудь увенчаются успехом его искания перед княгиней; но в то же время переменить с ней сразу тактику и начать обращаться холодно и церемонно барону не хотелось, потому что это прямо значило показать себя в глазах ее трусом, чего он тоже не желал. В видах всего этого барон вознамерился как можно реже бывать дома; но куда деваться ему, где найти приют себе? "К Анне Юрьевне на первый раз отправлюсь!" решил барон и, действительно, на другой день после поездки в парк, он часу во втором ушел пешком из Останкина в Свиблово. Анна Юрьевна, в свою очередь, в это утро тоже скучала. Встретив юный музыкальный талант под руку с юной девицей, она наотрез себе сказала, что между нею и сим неблагодарным все и навсегда кончено, а между тем это ей было грустно, так что Анна Юрьевна, проснувшись ранее обыкновенного поутру, даже поплакала немного; несмотря на свою развращенность и цинизм в понимании любви, Анна Юрьевна наедине, сама с собой, все-таки оставалась женщиной. Приходу барона она обрадовалась, ожидая, что это все-таки немножко развлечет ее.

- Что ваш князь и княгиня? - спросила она его с первого же слова.

- А я их не видал сегодня! - отвечал барон.

Анна Юрьевна до прихода барона сидела в саду в беседке, где и приняла его.

- L'air est frais aujourd'hui!..[121] Пора в город переезжать, проговорила она, кутаясь в свой бурнус и затрудняясь на первых порах, о чем бы более интересном заговорить с своим гостем.

- Нет, что же за холодно; я еще ни разу не надевал своего осеннего пальто! - возразил барон, желая, кажется, представить из себя здорового и крепкого мужчину.

- Да, но, может быть, вас согревает в Останкине приятная атмосфера, которая вас окружает! - произнесла Анна Юрьевна лукавым голосом.

- Атмосфера приятная? - переспросил барон, совершенно как бы не поняв ее слов. - Какая же это атмосфера? - прибавил он.