Петр Краснов - Выпашь Страница 38

Ополченские кашевары заметались у кухонь. Вестовые с лошадьми Великого Князя и его свиты стояли все так же неподвижно.

И опять несся ураган и непонятно страшные в грохоте и визге вставали дымы разрывов.

От станции редкой цепочкой потянулись назад раненые.

Неприятель обстреливал Званец огнем тяжелой батареи.

VII

Великий Князь полевым, упругим по мягкому лугу галопом прискакал на станцию Званец. Резвый скок послушной сильной лошади, увлекаемой скачущими сзади лошадьми свиты, возбудил Великого Князя. Розовый румянец покрыл его щеки.

Великий Князь соскочил с коня, бросил поводья лихо подлетевшему к нему всаднику-черкесу и вошел в подъезд. По залу в безпорядке были сдвинуты столы и скамьи. На полу валялось битое стекло и штукатурка. Буфетная стойка была пуста. Генерал, начальник участка, встретил рапортом Великого Князя.

С утра здесь было горячо. Сильно доставалось от австрийских батарей, стоящих за деревней Раззявой, и одно время ополченцы стали сдавать и покидать окопы.

— Ваше Императорское Высочество прислали нам конную батарею. Она карьером, как на учении, вынеслась на позицию… во мгновение ока открыла огонь и заставила австрийские батареи замолчать… Командир батареи, фейерверкер 1-го орудия и четыре номерных убиты. Под командиром дивизиона, — он сам повел батарею — убита лошадь, — докладывал начальник участка.

— Да… я это знаю… Я читал ваше донесение. Какая прекрасная смерть!..

Покажите, где это было?

Великий Князь вышел на перрон. Под железной крышей, укрываясь от солнечного зноя, сидели хорошо по Петербургу знакомые Великому Князю полковник Дракуле, командир Ингушского конного полка и его адъютант, ротмистр Аранов. Подле были всадники-ординарцы.

Все встали навстречу Великому Князю.

— Было горячо? — протягивая породистую белую руку Дракуле, сказал Великий Князь. — Но ваши молодцами держались?

— Мои ничего. Ополченцам было трудно. Первый раз в бою — и такой огонь!..

Порастерялись немного.

— Вот, Ваше Высочество, — говорил начальник участка, показывая на поля за железнодорожными путями. Не доезжая шагов пятидесяти до этой лощинки, все и произошло. Очень низко разорвался их снаряд. Все покрылось дымом… Ничего разобрать нельзя. Потом, видим, орудие скачет… А там, где это было — лежат люди и лошади, и оттуда пешком идет дивизионер. Мы и опомниться не успели, как батарея уже открыла огонь.

— Никто не поверит, — сказал Дракуле, — что в современном бою так могло быть.

Надо было это видеть! Как на Красносельском поле.

— Когда-нибудь, — тихо сказал Великий Князь, — художник-баталист вдохновится этим подвигом конной батареи и запечатлеет его на полотне.

— И никто не поверит. Скажут: батальная картинка, — сказал Дракуле.

Аранов, в коричневой мягкой папахе и изящной черкеске с голубым башлыком за плечами, тонкий, юношески стройный, осклабился голым лицом и сказал Великому Князю.

— Ваше Императорское Высочество, не угодно ли чаю, или вина? Наши ингуши на кухне растопили печь, вода кипит, чай заварен.

— Нет… Спасибо… Раз так тихо, я сейчас и обратно поеду. Яков Борисович торопит меня с бумагами. — Великий Князь кивнул на своего начальника штаба.

Он не успел еще сойти с платформы, как в небе показался аэроплан неприятеля.

Великий Князь остановился и стал смотреть на него.

Начальник участка подошел к Дракуле и сказал ему вполголоса:

— Надо постараться увести отсюда Великого Князя. Как бы немец не стал бросать бомбы.

Услыхал ли эти тихо сказанные слова Великий Князь, или, подозрительный ко всему, что касалось его оберегания, догадался, о чем тихо говорили генерал с командиром полка, он быстро повернулся к Аранову.

— А впрочем, милый Александр Иванович, — пожалуйста… Я с удовольствием с вами выпью чаю.

И, достав из большой кобуры бинокль, он стал разглядывать аэроплан:

— Немецкий Фоккер, — сказал он. — Черный крест отлично виден.

Ополченцы, а за ними и горцы, из окопов стали обстреливать аэроплан. Застреляли и кашевары за станцией.

— Глупая, безцельная стрельба, — сказал Великий Князь. — Аэроплан летит так скоро и так высоко, что попасть в него может только случайная пуля. А что она может ему сделать? Надо попасть в самого летчика, или в резервуар с бензином.

Сколько я видел аэропланов с простреленными пулями крыльями, сколько раз разговаривал с летчиками. Они за шумом мотора даже не слышат выстрелов и свиста пуль. Зря тратят патроны, а их и так у нас немного… Ага… Подает какой-то сигнал.

— Он заметил вас, Ваше Императорское Высочество, — сказал начальник участка. В его голосе была тревога.

— Александр Иванович, — обратился Дракуле к Аранову, — скажи, дорогой, чтобы перестали стрелять.

Ординарцы побежали передавать приказание.

— Очень трудно, Ваше Высочество, остановить людей от этого. Так и кажется — попадешь и свалишь такую птицу. Наши ведь в орлов на Кавказе пулей попадали.

— Орел, Дракуле, парит на месте, а этот летит со скоростью чуть не сто верст в час.

Гул летящих снарядов заставил всех примолкнуть. Лица генерала, Дракуле и Аранова стали напряженно бледны. Великий Князь, сохраняя полное спокойствие, сказал, шутя, напоминая анекдот.

— Ну… Сашка, держись… Начинается!.. А что же чай?

— Готов, Ваше Высочество, — под гул тяжких разрывов, особенно тщательно вытягиваясь, сказал Аранов.

— Тяжелыми, — вздохнул Дракуле.

— Хорошая наводка… По дымку, данному аэропланом. Всего сажень сто не добросил, — сказал начальник участка.

— Я сниму дымы разрывов. Отличный будет снимок. Борис! дайте мой аппарат.

— Надо подождать новых, Ваше Высочество, — сказал Дракуле.

— Ждать не приходится… Вот они… — бросил Великий Князь и юношески легко побежал с аппаратом к дымам, откуда с воем неслись осколки.

Снаряды разорвались почти на тех же местах, лишь один ударил подле станции, возле кашеваров. Гремя и звеня, поскакали назад кухни.

— Узнайте, что там? — сказал, оборачиваясь, Великий Князь.

Еще осколки тяжело падали на землю, когда он, расставив ноги, нацелился аппаратом и, щеголяя своим спокойствием, щелкнул затвором камеры.

Сделав снимок, Великий Князь вернулся на перрон. Он посмотрел на бледные лица генералов и офицеров и понял, что волновались за него.

— Ваше превосходительство, — подходя к начальнику участка, сказал полный молодой прапорщик ингуш, — Саратовцы телефонят: не могут держаться.

— Какие пустяки, — вспылил, быстро краснея, генерал. — Обстрел не по ним.

Скажите им: Великий Князь на станции и видит их!

— Слушаюсь…

Великий Князь подошел к широкой скамейке, приделанной к стене и покрашенной в темно-коричневую краску. Два ингуша там приготовили чай. Стояли стеклянные стаканы, железные эмалированные кружки, жестянки с печеньем и на серебряной бумаге лежали плитки шоколада.

— Ну, это совсем разврат! Такое угощение, — садясь на широкую лавку, сказал Великий Князь. — Впрочем, под обстрелом можно. Садитесь, господа. Прошу. Где достали стаканы?

Еще и еще ударили снаряды. Одни впереди, другие сзади станции. Теперь ожидали следующих — в самую станцию и потому никто из офицеров не ответил на вопрос Великого Князя.

— В буфете нашли, Ваше Императорское Высочество, — сказал за офицеров, наливавший из железного чайника чай, ингуш всадник.

Но третья роковая очередь не прилетела на станцию. Ангел Господень отвел руку неприятеля от Государева брата и не дал ему умереть от руки врага. Ему уготована была страшная смерть от своих.

Немцы так же неожиданно, как начали, так и прекратили обстрел. Тишина летнего дня, грубо и резко нарушенная орудийным гулом и грохотом тяжелых разрывов, снова стала кругом.

Великий Князь пил чай с офицерами.

— Ваше Императорское Высочество, позвольте угостить вас шоколадом миньон…

Вчера из Петрограда получил, — предложил успокоившийся начальник боевого участка.

— Какие счастливые — третья бригада!

— Идрис! — крикнул полный прапорщик ингуш — принеси ту коробку, что вчера привезли генералу.

— Понимаю, ваша светлость.

— Балуют, балуют вас, — сказал Великий Князь, обращаясь к начальнику участка.

— Кто же это такой благодетель?

— Кому же и побаловать, как не жене.

— Постойте — я сниму вас здесь, и вы ей пошлете. Это будет интересный снимок — на позиции… Под обстрелом.

Почти два часа пробыл Великий Князь на станции, ожидая нового обстрела. Он считал неприличным уехать раньше, и его начальник штаба, генерал Юзефович должен был смириться: бумаги подождут.

В восьмом часу Великий Князь садился на коня у станции.