Марина Цветаева - Том 3. Книга 1. Поэмы. Поэмы-сказки Страница 38

1928

Несбывшаяся поэма

Будущее — неуживчиво!Где мотор, везущий — в бывшее?В склад, не рвущихся из неводовПравд — заведомо-заведомых.В дом, где выстроившись в ряд,Вещи, наконец, стоят.

Ни секунды! Гоним и гоним!А покой — знаешь каков?В этом доме — кресла как кони!Только б сбрасывать седоков!

А седок — знаешь при чем?Локотник, сбросивши локоть —Сам на нас — острым локтем!

Не сойдешь — сброшу и тресну:Седоку конь не кунак.Вóт о чем думает кресло,Напружив львиный кулак.

Брали — дном, брали — нажимом —Деды, вы ж — вес не таков!Вот о чем стонут пружины —Под нулем золотников

Наших… Скрип: Наша неделя!  …Треск:В наши дни — много тяжéлеУсидеть, чем устоять.

Мебелям — новое солнцеЗанялось! Век не таков!Не пора ль волосом конскимПробивать кожу и штоф?

Штоф — истлел, кожа — истлела,Волос — жив, кончен нажим!(Конь и трон — знамое дело:Не на нем — значит под ним!)

Кто из вас, деды и дяди,В оны дни, в кресла садясь,Страшный сон видел о стадеКресел, рвущихся из-под нас,

Внуков?  Штоф, думали, кожа?Что бы ни — думали зря!Наши вещи стали похожиНа солдат в дни Октября!

Неисправимейшая из трещин!После России не верю в вещи:Помню, голову заваля,Догоравшие мебеля —

Эту — прорву и эту — уйму!После России не верю в дюймы.  Взмахом в пещь —Развеществлялась вещь.

Не защищенная прежним лаком,Каждая вещь становилась знаком  слов.Первый пожар — чехлов.

Не уплотненная в прежнем, кислом,Каждая вещь становилась смыслом.Каждый брусок ларяДубом шумел горя —

И соловьи заливались в ветках!После России не верю в предков.В час, как корабль дал крен —Что ж не сошли со стен,

Рýшащихся? Половицей треснув,Не прошагали, не сели в кресла,Взглядом: мое! не тронь!Заледеня огонь.

Не вещи горели,А старые дни.Страна, где всё ели,Страна, где всё жгли.

Хмелекудрый столяр и резчик!Славно — ладил, а лучше — жег!По тому, как сгорали вещи,Было ясно: сгорали — в срок!

Сделки не было: жгущий — жгомый —Ставка óчная: нас — и нар.Кирпичом своего же домаЧеловек упадал в пожар.

Те, что швыряли в печь —Те говорили: жечь!Вещь, раскалясь как медь,Знала одно: гореть!

Чтó не алмаз на огне — то шлак.После России не верю в лак.Не нафталин в узелке, а соль:После России не верю в моль:

Вся сгорела! Пожар — малинойЛил — и Ладогой разлился!Был в России пожар — молиный:Моль горела. Сгорела — вся.

Тоска называлась: ТАМ.Мы ехали по верхамЧужим: не грешу: Бог жив,Чужой! по верхам чужих

Деревьев, с остатком зимЧужих. По верхам — чужим.

Кто — мы? Потонул в медвéдяхТот край, потонул в полозьях.Кто — мы? Не из тех, что ездят —Вот — мы! а из тех, что возят:

Возницы. В раненьях жгучихВ грязь вбитые за везучесть.

Везло! Через Дон — так голымЛьдом! Брат — так всегда патрономПоследним. Привар — несóлон,Хлеб — вышел. Уж так везло нам!

Всю Русь в наведенных дулахНесли на плечах сутулых.

Не вывезли! Пешим дралом —В ночь — выхаркнуты народом!Кто — мы? Да по всем вокзалам…Кто — мы? Да по всем заводам…

По всем гнойникам гаремным, —Мы, вставшие за деревню,За дерево…

С шестерней как с бабой сладившие,Это мы — белоподкладочники?С Моховой князья, да с Бронной-то,Мы-то — золотопогонники?

Гробокопы, клополовы —Подошло! подошло!Это мы пустили слово:— Хорошо! хорошо!

Судомои, крысотравы,Дом — верша, гром — глуша,Это мы пустили славу:— Хороша! Хороша —Русь.

Маляры-то в поднебесьице —Это мы-то — с жиру бесимся?Баррикады в Пятом строили —Мы, ребятами.  — История.

Баррикады, а нынче — троны,Но всё тот же мозольный лоск!И сейчас уже ШарантоныНе вмещают российских тоск.

Мрем от них. Под шинелью рваной —Мрем, наган наставляя в бред.Перестраивайте Бедламы!Все малы — для российских бед!

Бредит шпорой костыль. — Острите! —Пулеметом — пустой обшлаг.В сердце, явственном после вскрытья,Ледяного похода знак.

Всеми пытками не исторгли!И да будет известно — там:Доктора узнают нас в моргеПо не в меру большим сердцам!

У весны — ни зерна, ни солоду,Ни ржаных, ни иных кулей.Добровольчество тоже голое:Чтó, весна или мы — голей?

У весны — запрягать, так лешего! —Ничего кроме места ввысь!Добровольчество тоже пешее:Чтó, весна или мы — дрались?

Возвращаться в весну — что в АрмиюВозвращаться, в лесок — что в полк.Доброй воли весна ударная,Это ты пулеметный щелк

По кустам завела, по отмелям…Ну, а вздрогнет в ночи малыш —Соловьями как пулеметамиЭто ты по …… палишь.

Возвращаться в весну — что в АрмиюВозвращаться: здорóво, взвод!Доброй воли весна ударнаяВозвращается каждый год.

Добровольцы единой АрмииМы: дроздовец, вандеец, грек —Доброй воли весна ударнаяВозвращается каждый век!

Но первый магнит —До жильного мленья! —Березки: на нихНашивки ранений.

Березовый крап:Смоль с мелом, в две краски —Не роща, а штабНаш в Новочеркасске.

Черным пó белу — нету яркости!Белым пó черну — ярче слез!Громкий голос: Здорóво, марковцы!(Всего-нáвсего ряд берез…)

Апрель — май 1926

Певица

Лопушиный, ромашныйДом — так мало домашний!С тем особенным взглядомДуш — тяжелого весу.

Дом, что к городу — задомВстал, а пéредом — к лесу.По-медвежьи — радушен,По-оленьи — рогат.Из которого душиВо все очи глядят —

Во все окна! С фронтона —Вплоть до вросшего в глину —Чтó окно — то икона,Чтó лицо — то руинаИ арена… За старымМне и жизнь и жильеЗаменившим каштаном —Есть окно и мое.

А рубахи! Как взмахиРук — над жизнью разбитой!О, прорехи! Рубахи!Точно стенопись битвы!

Бой за су — ще — ство — ванье.Так и ночью и днемВсех рубах рукавамиС смертью борется дом.

Не рассевшийся сиднем,И не пахнущий сдобным.За который не стыдноПеред злым и бездомным:

Не стыдятся же башенПтицы — ночь переспав.Дом, который не страшенВ час народных расправ!

В этом доме, ведомомК . . . . .из pyк,В этом призраке дома —Жили бабка и внук.. . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . .

И так как речь — о русских,То будет быль — проста.Внук был, конечно — грузчик,А бабка, бабка — «ста

Лет — как дождусь — так кончуШить…» (жить не подскажи!)У ней на счастье слончикСтоит, глаза — свежи

И живы, руки — спросуЖдут, всё-то ей — добро!У той старушки — косыЖивое серебро!

А щеки — и с морозуТаких не наживу!Внук приходил с извозу.Сажала бабка розу— В саду — и на канву.

Но всё ж — не будем проще,Чем жизнь — имущим зрак.Внук был, понятно — возчик,Но непонятно — как,

Им будучи, сверх мóчиТрудясь за хлебный грош —Был тот чернорабочийСобой — как день хорош!

Хребтом — как тополь — статен,Зрачком — как цвет — лучист,Платком — как франт — опрятен,Лицом — как месяц — чист,

Ну, просто — жить приятней,В калитке повстречав.И вовсе непонятно:Кáк этот лебедь — шкафНесет?

Сидели — парой,Кот разводил муры.Сидели, ждали — пара,А чайник ждал — поры

Своей. Почти что смерксяДень. Кот сидел, как гость.Вдруг — потолок разверзсяИ хлынул в келью — дождь

Нот! За пиджак! за кофту!Так грянул, так хватил,Что разом и спиртовку,И душу затопил!

На ангельские звуки —Чтó сделала чета?Сложила бабка руки,Внук приоткрыл уста…

И в яме той, в квартиреПосмертной — с дна реки —Воздвигнуто четыреМолитвенных руки —

Как с пальмами. В предзнаньиНеотвратимых мук,С пасхальными глазамиСидели: бабка, внук —

Покамест лба и лицаНе поглотила тень.То верхняя жилицаВ дом въехавшая в деньТот…

И стало у них как в церквиВ Светлый праздник, в речной разлив.Стала бегать старуха к верхней,Внуку — слова не проронив.

— Не наскучу и не нарушу,Только рученьку Вам пожму!Пойте, пойте! Ласкайте душуВнуку бедному моему.

В нашей жизни — совсем уж дикой —Вы — родник для него, магнит.Как с извозу придет — так ликуНе умыв — в потолок глядит!

Да, великое Ваше дело!

За высокое Ваше là —В ножки кланяюсь старым телом.Молода была — тоже пела,И — сама молода была!

Не ветхой лестницей, где серóОт дыма и пахнет ближним —На крыльях голоса своегоСпустилась верхняя — к нижним.

В сие смешение пустыряСо складом, костра — с затоном,На круглом облаке ниспаря,Как феи во время óно.

С той разницей, что у фей — из рукАлмазы, для глаз — соблазны.— «Мой внук любезный, — а это — другЗаглазный: наш звук алмазный!»

Я знаю: вида читатель ждет.Читатель, прости за смелость!Условившись, что и нос и рот,Все, все у нее имелось —

Не хуже нашего, это «все»Смахнем, как с подушки волос.Зачем певицыно нам лицо,Раз вся она — только голос:

Невидимость! Раз видней всегоНам небо — сквозь слезы градом!От этого ль иль еще чего —Но так и не поднял взгляда

От — и не óтпитой чашки — внукВчерашний, жених навечный.Как дева в зеркало, в чайный кругГлядится, как в пруд зловещий

Глядится лебедь, и в нем грозаЧитает(Немногим легче порой — глазаНа гостя поднять — чем руку!

И многим легче, конечно — шкафДубовый!)  Сухих ли, влажных —Но глаз не поднял и, не подняв,Звезд не показал — алмазных.

Ветки тише, птицы тише,Тише снежного куста.Так стучат, чтоб не услышалТот, к кому стучишься (— тa!).

Капли, падающей с крыши,Быть услышанной — испуг.Так стучат, чтоб не услышанБыл в сем стуке — сердца стук.

Врач — в ключицу,Грач — в крупицу,Страх — стучится,Страсть — стучится…

Стук, дыханья осторожней.— Дома? — Дома. — Можно?— Можно.Торс, виденья неподвижней.— Это — я: сосед Ваш нижний.К Вам от бабушки.  — ГвоздикиЖгут — как светоч вознеся:— Ну, и тьма ж у вас! — Входите.Лампы нет, а свечка — вся.Первая пройду. Вы — следом.—И наследным, деда — дедомВытянутым коридором,Точно бредом, точно — бором,Точно — бродом, точно — РодаСводчатым кровопроводом,Несомненнее, чем глотомСобственным, без оборота,Без возврата, тьмы — агатомИ базальтом — и гранитом…  В рот — монетуВзяв — за вход подземный —  плату —Душ подземным водоемомЗа Вожатою — ведомый.

Ну, а дальше? То ли дернулГвоздь за шалевый лохмот,То ли просто коридорнымХодом оказался грот —Словом — стали:Он — из сталиВылитый, она — но шалиКроме, да лезгинской тальи…Поздно встали — всё проспали!Не застали ничего!

(Если ж, позже, дочь — егоИменем — ее звалася —Это только в память часаПолного (Так помнит насыпь —Розами.) Никак не мяса —Белого — иль смуглого!)

Губы — мела суше. ГрушейСпелой — пение лилось.Пела — слушал. Тело — душуСлушало — и слушалось.

Так с тех пор и повелось:Чтó ни ночь — из тьмы наружной:— Дома? — Дома. — Можно? — Нужно.

— Можно? — Можно. (Нежно, нежно…)

1935