Юрий Домбровский - Обезьяна приходит за своим черепом Страница 39

- Зачем? - спросила мать.

- А вот зачем. За ними идет офицер - ефрейторам там не доверяют этого, - наклоняется, приставляет браунинг к затылку, потом - бац! И все.

- Ужас! - сказала мать, и лицо ее дрогнуло, как от сдерживаемой тошноты.

- Ужас! - повторил Ланэ. - А вешают так. Лежат вот они, как спеленатые куклы, на земле, их берут по одному и на руках подносят к виселице. Одного вешают, а остальные лежат, ждут очереди. Снимут одного - придут за другим. Так и лежат - сначала тридцать, потом двадцать девять, потом двадцать восемь. Лежат и смотрят.

- Ужас! - повторила мать.

- Вот это злодейство, - сказал Ланэ. - А то, что я спасал свою жизнь и свою науку...- Он не докончил и махнул рукой.

- Вы расскажите это Леону! - посоветовала мать. - Но его еще взбесило именно то, что это письмо не было подписано.

- Письмо? - нахмурился Ланэ. - Разве я сказал о неподписанном письме? Нет, речь идет о совершенно ином документе, подписанном.

- Как? - спросила мать. - Разве есть еще что-то?

- В том-то и дело, - сказал Ланэ с горечью, - в том-то и дело, что есть. Вот она, деклара-ция, которую подписали пять сотрудников нашего института. С ней-то я и приехал сюда.

- Ну, тогда я вас, - сказала мать и встала со стула, - сейчас же проведу к Леону. Он никогда не простит мне этой задержки... Идемте, я вам дам только переодеться... Господи, да где же эта Марта?

- Постойте, мадам! - Ланэ нетерпеливо и досадливо махнул рукой- Никакого удовольст-вия ему эта декларация доставить не может, до завтра я еще могу ждать... Ну, а там уж... - Он зябко передернул плечами.

Через час Ланэ, чисто вымытый, переодетый во все сухое и даже побритый, сидел за столом и пил кофе, пыхтя и отдуваясь от удовольствия.

- Так что же это за декларация? - спросила мать, когда Ланэ выпил пять чашек и отказался от шестой. Он отодвинул чашку и откинулся на спинку кресла.

- Погодите, - сказал он вдруг неожиданно сонным голосом и опустил на мгновение серые веки. - Погодите, я вам сейчас прочту.

Мать посмотрела на него.

Он сидел, опустив глаза, и дремал. Голова и грудь его вздрагивала равномерными толчками.

- Да вы спите! - ужаснулась мать. - Ланэ! Ланэ! Ну вот, слава Богу, он заснул! Идемте, я проведу вас в гостиную, там есть диван, вы же совсем разомлели с дороги... Ланэ! Господин Ланэ!

- С... сейчас прочту, - повторил Ланэ, не поднимая головы, и глаза его были по-прежнему закрыты. - Сейчас... сейчас... Одну минуту...

- Ну вот! - сказала мать.

- Одну минуту! - повторил Ланэ и вдруг быстро поднял голову Декларация! - вспомнил он и вытащил из кармана большое, толстое портмоне. Открыл его и вынул оттуда сложенный вчетверо лист бумаги.

Декларация была напечатана на машинке, на обеих сторонах листа.

- Слушайте, - сказал он и начал читать:

"Мы, сотрудники Международного института антропологии и предыстории, считаем своим долгом ныне довести до сведения ученых организаций, научной общественности, а также всех интересующихся нашей наукой, что мы порываем всякие связи с научным руководством института в лице профессора Мезонье и с группой сотрудников, поддерживающей наперекор науке и здравому смыслу псевдонаучные теории о едином происхождении и путях развития человека".

- Боже! - воскликнула мать.

- "Вся многолетняя деятельность профессора Мезонье и его школы, продолжал читать Ланэ, - заключается в отстаивании антинаучной концепции о единстве происхождения человека, а также о переходе низших ископаемых расовых единиц в высшие, вплоть до современного Homo sapiens. При ближайшем же рассмотрении эта антинаучная теория является замаскированной пропагандой теории большевизма, ибо в ней нельзя не увидеть попытки умалить роль расы и тем самым безоговорочно признать полное равенство и биологическую равноценность всех существу-ющих народностей, вне зависимости от вопросов крови и их исторических судеб, что, кстати ска-зать, в корне подрывает мировую систему колоний, подмандатных территорий и протекторатов.

Особенно недопустимым представляется нам умаление ведущей роли великой белой расы и злобные выходки против ученых, пытающихся во весь рост поставить наболевший вопрос о расовой дифференциации отдельных представителей ископаемого человека и попытку проследить их судьбу в уже вполне историческое время.

С археологической стороны взгляды профессора Мезонье восходят к грубо материалистичес-кой концепции французского ученого Мортилье, с социальной же - прямо к коммунистическим взглядам английского исследователя Моргана и далее, по прямой линии, к одному из основопо-ложников марксизма - Фридриху Энгельсу.

Таким образом, борьба с ядовитой продукцией профессора Мезонье и его школки (кстати, во многом поддерживаемой в Советской России, что является особенно показательным для правиль-ной политической оценки ее роли в свете современных событий) должна отныне стать во главе угла работы нашего института.

Повторяем еще раз: нас совершенно зря называют только антикоммунистами, - истина заключается в том, что отныне коммунизм и коммунисты будут только первым и главным объектом нападения нашего института, но так же энергично и последовательно мы будем бороться против любой формы демократии и демократизма и даже против простого либерализма одним словом, против всякого учения или государственного строя, который кладет в основу безоговороч-ное признание равенства одного человека другому, минуя расовые и биологические различия".

- Уф! - Ланэ перевел дыхание и посмотрел на мать.

- Боже мой! - сказала мать. - И вы с этой бумагой... Ланэ, Ланэ... Неужели тут стоит и ваша подпись?

Ланэ многообещающе поднял кверху руку с короткими мясистыми пальцами.

- Подождите, это только начало, главное еще впереди... Я пропущу кусок и перейду к главному... Вот, слушайте...

"Желая доказать свою абсурдную, но преследующую самые осязаемые цели политической пропаганды теорию, а также завоевать себе определенное место в научном мире, профессор Мезонье вместе с группой своих учеников (здесь оставлено пустое место, фамилии будут поставлены потом, - объяснил Ланэ), профессор Мезонье совершил ряд подлогов, в свое время уже отмеченных в журнале "Фольк унд расе".

- Как? - вскочила мать. - Они смеют писать о...

- Постойте же, постойте, вот главное: "Автор этой статьи... - Ланэ поглядел на мать и перескочил через строчку, - будучи в тысяча девятьсот двадцать четвертом году препаратором института, имел случай убедиться в искусственном приготовлении целой серии костных фрагмен-тов и даже целых черепов, соответствующих по номенклатуре профессора Мезонье видам Neoantropus Messonie, Neopitecantropus и Homo Indonesia erectus Mortilie. Эта операция произво-дилась посредством длительной обработки черепов слабым раствором различных кислот с целью их декальцинации. Последующее за этим столкновение..." - Тут Ланэ опять посмотрел на мать и пропустил несколько строк.

- Что такое? - закричала мать. - Читайте же, читайте все!

- Я все и читаю, но некоторые места просто не дописаны... - сказал Ланэ. - Но вот самый конец:

"Таким образом, домыслы профессора Мезонье сделаны на основании костного материала, во-первых, обнаруженного в разных геологических слоях и только впоследствии сведенных в одно целое, по примеру находки так называемого пильтдаунского человека, представляющей, как известно, смешение обезьяньих и человеческих частей черепа, к тому же найденных при неизвест-ных обстоятельствах; во-вторых, на черепах, искусственно деформированных в определенных направлениях, с целью достигнуть определенной картины; в-третьих, на основании материала, не имеющего никакой научной ценности ввиду полной неясности всего, что относится к обстоятель-ствам его находки. Понятно, что, по-разному группируя этот анонимный, недостоверный, а то и просто фальсифицированный материал, профессор Мезонье, сохраняя вид научной добросовестно-сти и беспристрастности, мог доказать все, что ему угодно.

Выступая с таким разоблачением, мы имеем в виду в самое ближайшее время осветить в научной печати все, что касается метода работ профессора Мезонье в области предыстории, и вместе с тем размежевать и выделить то действительно ценное в работе института, что было проделано штатом научных сотрудников без ведома его научного руководителя".

- Боже мой! - сказала мать с тихим ужасом. - Да что же это такое? И как вы смели, как вы смели, Ланэ, подписать эту бумагу?

- Я? - Ланэ усмехнулся, но лицо его было искажено, как от сильного отвращения. - Если бы только я, мадам, то обо мне и разговору не было бы. Известно, Ланэ - трус, Ланэ - шкурник, Ланэ - Калибан. Но вот под этой платформой подписались даже те непорочнейшие, что находятся в подвалах гестапо.

- Но ведь это... это... - мать задыхалась, лицо ее было покрыто красными пятнами. (Я заметил: в эту минуту крайнего душевного и даже физического напряжения все ее движения приобрели угловатость и обрывистость движений отца.) - Показать Леону эту декларацию - все равно что пойти взять нож и всадить ему в горло... Вы знаете, как он дорожит своим честным именем, - и вот... И потом большевики... Но при чем тут большевики? Какое ему дело до этих большевиков!.. Нет, это... Боже мой, Боже мой!.. Да нет, это невозможно, это же совершенно невозможно, Ланэ!