Елена Ханга - Про все Страница 39

Кстати, в Америке, когда о русских говорят плохо, никогда не оскорбляют их умственные способности. Могут, конечно, сказать: ленивые, плохо пахнут, странно одеваются. Но никогда не скажут о том, что они болваны.

А наша интеллигенция:

- Ох, эти америкосы, они такие примитивные. Как ты можешь среди этих динозавров жить? У них - никакой истории, а за нами - Достоев-ский, Толстой.

А за ними - Фолкнер, Драйзер, Миллер, тоже ведь не пустыня. И что интересно - прежде, когда нам насаждали ненависть к Америке, мы американцев любили. Теперь - люби на здоровье, мы - презираем. Если Америка такая дикая, то как она стала сверхдержавой?

Так что мне все время приходится кого-то защищать. Хотя не всегда и хочется. Но когда к тебе подходят и тычут в нос:

- А вот у вас в Америке!..

Или:

- Вот вы, русские!.. - то приходится возражать.

Маленький промежуточный итог: все зависит исключительно от точки зрения. Либо я везде - чужая, либо - везде своя. Последнее - предпочтительней.

ТЕННИСНЫЙ МАТЧ

НЕ ЗАКОНЧИТСЯ НИКОГДА

Во сне я мыслю не словами, а образами. Потому язык появляется в сновидениях только тогда, когда я к кому-то обращаюсь, с кем-то разговариваю. В России я говорю во сне по-русски, в Америке - по-английски. Если сон о детстве, если в нем я говорю с мамой, то всегда - по-русски. И вот интересно, когда сама с собой разговариваю, не вслух, конечно, а просто размышляю, то в Америке я думаю по-английски, в России - по-русски.

Когда я только приехала в Америку и мне нужно было бороться за работу, за книгу, мне стал постоянно сниться один и тот же дикий сон. День за днем, вернее, ночь за ночью. Сон, как я играю в теннис и раз за разом, партию за партией проигрываю. То не могу догнать мяч, то промахиваюсь. А в теннис-то я бросила играть в Москве сразу после университета.

Сон изматывал, я просыпалась в холодном поту.

Как нормальный житель Нью-Йорка, я пошла к психотерапевту. Доктор меня сразу спросила:

- Вы, наверное, эмигрантка? Вам, наверное, снится, что вы переезжаете через границу, а вас не выпускают.

- Нет, - говорю, - про границу мне ничего не снится.

И рассказала ей про свои теннисные мучения.

- Вы знаете, к теннису это не имеет никакого отношения. Просто вы очень переживаете за результат того, что сейчас делаете. Вы хотите победить. У вас сейчас выходит книга - ее надо "толкать". Вы ищете работу. Это - соревнование. А в вашем представлении соревнование - это игра в теннис.

Сон приходил до тех пор, пока не вышла книга.

А вот "Про это" не снится, нет - это как файл в компьютере. Я пришла, сделала и перенесла файл на свое место. Передача - дальний файл, иначе можно сойти с ума.

В какой-то момент я стала ловить себя на том, что перестаю чувствовать разницу - что принято, а что не принято, что нормально, а что - не вполне. Что не всегда можно говорить вслух некоторые вещи...

Понятно, что в Америке по телевизору показывают и обсуждают жуткие вещи особенно это проявилось в истории с Клинтоном. По ТВ чуть ли не диаграммы рисовали, что куда и как он положил. Но - вслух такое обсуждать все-таки не принято. И тут я прихожу в солидное общество и начинаю рассказывать про свою передачу совершенно серьезно, - а тогда как раз мы обсуждали оральный секс! Старушки, бедные, чуть в обморок не упали. И я поняла, что нужно срочно находить эту грань - что можно и что нельзя. Да еще и в незнакомых компаниях, где я появляюсь, тотчас же разговор переходит на "про это". Я уже боюсь ходить в гости - так странно люди иногда реагируют на меня.

Недавно встретила знакомого журналиста - мы с ним еще на Олимпийских играх познакомились. Так вот, иду по Останкино и вдруг слышу:

- Лена! Как здорово, что я тебя встретил! Мы только что в Индии были, такой кадр потрясающий сняли - как раз для тебя. Представляешь, сидит йог и кирпич на члене держит!

Я совершенно оторопела:

- А при чем тут я?

- Ты же как раз этим интересуешься, это тебе по теме.

- Какое это отношение имеет к моей передаче?

- Как какое? Это же все одно и то же.

То есть я у него ассоциируюсь не с тем, что десять лет в "Московских новостях" проработала, книгу написала, а только с одним, этим самым. Или прихожу в приличные гости, а мне:

- Вот эти ваши извращенцы...

Честно говоря, это утомляет. Когда мило, изящно - это смешно. А когда не изящно и не смешно, тогда и рта раскрыть нельзя, - сразу ставят в эту самую нишу. И смеются. Глупо так:

- Ха-ха-ха, ха-ха.

А что - ха-ха?

Я часто притворяюсь, что это не я. Отшучиваюсь.

- Мы, черные, для вас на одно лицо.

Выручает, что на передаче я в парике.

Меня довольно сильно раздражает панибратство. И еще начинает зашкаливать, когда в компании, куда я прихожу, мне через две минуты начинают говорить "ты". Может быть, это знак того, что мы тебя принимаем, будем дружить, мы все одного примерно возраста, так к чему эти условности. Понятно. Но в моем больном воображении это тут же проецируется на передачу: со мной так игривы, потому что я веду такую передачу.

К тому же часто бывает, что сначала скажут "ты", а после могут рассказать непристойность про свой половой орган. Или говорят:

- У меня проблема...

- Но я же не врач!

- Я все равно расскажу.

Каждый считает своим долгом высказаться. А может быть и такое:

- Я бы этих гомиков пересажал и перевешал! Нет, Лен, ты-то мне нравишься, но они-то!

Или прямо на улице:

- Почему вы были в таком жутком платье? Я бы этого не надела никогда!

- Это же сцена, на улице-то я так не хожу.

- А я вам вот что скажу. Если хотите беречь честь смолоду, такое платье надевать нельзя!

Понимаю, что все это - спутники выбранной профессии, и внимания людей мне не избежать. Но все же думаю, раз уж передачу смотрят, может быть, она сможет потихонечку-помаленечку приучить людей к мысли, что не все одинаковые. И к тому, что другие люди - тоже люди. Какое бы платье они ни надели.

Я хорошо знаю собственные комплексы. Начать хотя бы с того, что с детства была убеждена, что мною мальчики будут интересоваться потому, что я черная. Вдобавок, у меня был комплекс, что я страшная, уродина, гадкий утенок. И когда ко мне подходили, я все время думала: ага, сейчас он спросит: "Как насчет этого?" Пока не спросил, но, наверное, я такая страшная, что даже и этого он не хочет.

Телевидение, освободив от старых комплексов, родило новые - теперь мне все кажется, что со мной хотят познакомиться потому, что я мелькаю в телевизоре. Например, моя американская подружка вставила себе implants и говорит:

- Пусть меня лучше любят за мою грудь, чем за мои деньги!

Ей все кажется, что просто так ее любить невозможно. И у меня был сходный комплекс. Прежде ждала, что человек или хочет переспать или ищет другую выгоду. Теперь - оттого, что я "из телевизора". Как ни крути, никому не верю!

Я, конечно, немного утрирую, словно бы стираю полутона, но все же тот давний, детский комплекс жив. Вот мама мне говорила:

- Какая у меня красивая дочка!

Я же это интерпретировала по-своему: конечно, маме не слишком-то приятно, что у нее такая страшненькая девочка растет.

Каждый ребенок хочет быть похож на звезду, на своего наставника. Как я хотела быть похожей на Анну Дмитриеву, моего тренера! Но у нее - маленький носик, изящная фигура, тонкие губы. Смотрю на себя: Боже, что за нос! А губы?! А волосы - это просто ужас, такой бобрик, к тому же вечно непричесанный каждый так и норовил потрогать мою голову!

Мама даже специально для меня выписывала из Америки журналы с черными моделями, чтобы поднять уверенность во мне. Показывала:

- Смотри, какие красивые женщины!

Но вот интересно, я обратила внимание, что черная красота была определенной направленности - чем ты белее, тем красивее. Одни из самых красивых женщин - и в самом деле черные, но с европейскими чертами лица, а не с крупными губами и носом.

Когда в Москве устраивали первый конкурс красоты, то приехали красавицы со всех стран мира. И, в частности, привезли мисс из одной африканской страны, кажется, из Нигерии. А за мной тогда ухаживал один из устроителей этого фестиваля и попросил написать о конкурсе в "Московских новостях".

Прихожу на конкурс. Все такие красотки, миниатюрные - блондиночки, брюнетки, вокруг них спонсоры крутятся. И стоит эта девушка, как Гулливер в стране лилипутов, прямо дама с веслом. Фигура, что называется "бочка на бочке". Никаких перспектив. И я сказала своему поклоннику:

- Если хочешь за мной ухаживать, то вот тебе первое испытание. Эта девочка должна получить приз.

Он бежит к председателю жюри Жванецкому и говорит:

- Вот, понимаете, такая есть просьба от "Московских новостей"...

Жванецкий:

- Была бы она хоть чуть поменьше. А так, посмотрите - разве это ноги? Это же лыжи! Ну, никак! При всем моем уважении к "Московским новостям".

Мое же слово было железным:

- Как хочешь, так и устраивай, меня это не волнует!

Пришла уже в последний день, когда должны были награждать победительниц. Награждают.