К Енко - Частная жизнь Гитлера, Геббельса, Муссолини Страница 39

Прежняя главная ставка фюрера, находившаяся в Восточной Пруссии, попала в руки русских. В январе 1945 года Гитлер вернулся в свои апартаменты, устроенные в здании рейхсканцелярии в Берлине, но они были плохо защищены от авиабомб, и он перебрался в глубокий подземный бункер, построенный для него в саду. О физическом и духовном состоянии Гитлера в эти последние недели войны нам известно по многим записям, оставленным свидетелями. Они сообщают, что приступы ярости сменялись у него периодами депрессии и слезливой жалости к самому себе; ему казалось, что все предали его и покинули. Движения его стали суетливыми и неточными, и голова подергивалась, как у нервнобольного.

Гитлер упрямо отвергал все разумные предложения. Он со злостью отказывался отдать распоряжение о сокращении фронтов, когда для этого ещё были возможности и время, и не хотел поберечь для будущего ни людей, ни ресурсы. За шесть недель до конца он сказал Альберту Шпееру, своему "придворному архитектору": "Если война будет проиграна, значит, немецкий народ заслужил свою гибель!" Гитлер видел только две реальные возможности: либо победу в войне, либо окончательную и всеобщую гибель; ничего иного для него не существовало. Он приказал разрушать и взрывать все мосты, заводы и железнодорожные сооружения, чтобы они не достались врагу. Прослушав утром неутешительные новости с фронтов, он больше не хотел ничего знать, и когда Геббельс однажды дал ему для просмотра альбом с фотографиями городов, разрушенных бомбежками союзников, он вернул его обратно, сообщив через секретаря, что "фюрер не желает, чтобы его беспокоили по таким пустякам".

Гитлер часами просиживал в бункере над картами генерального штаба и отдавал невыполнимые приказы дивизиям, которых уже не существовало в действительности.

В этом мрачном фарсе участвовали, кроме Гитлера, и другие персонажи, в том числе - Геббельс и Борман, давние соперники в борьбе за благосклонность фюрера, до конца игравшие роли его верных оруженосцев. Риббентроп, хотя и числившийся все ещё министром иностранных дел, фактически утратил всякое влияние. Геринг и Гиммлер строили планы смещения Гитлера и заключения мирного договора, но действовали нерешительно и упустили время. Только министр вооружений Шпеер находил в себе мужество сопротивляться безумным приказам фюрера и делал все возможное, чтобы избежать бесполезных разрушений. Он один из всего высшего партийного руководства сознавал, каких ужасных жертв стоит каждый день задержки неизбежной капитуляции, и не ограничиваясь соболезнованиями, пытался спасти все, что возможно. Одно время он даже всерьез подумывал о том, чтобы закачать в вентиляционную систему бункера отравляющий газ, положив этим конец безумствам сумасшедшего диктатора.

В конце апреля 1945 года замкнулось кольцо советских войск, окруживших Берлин.

Гитлер утратил всякое представление о действительности и едва сознавал, что происходит наверху, над его убежищем. 20 апреля, в день его 56-тилетия, советники предложили фюреру перенести свою штаб-квартиру на юг Германии. Поколебавшись, фюрер отказался, решив ожидать конца в Берлине.

22 апреля 1945 года Геббельс, вместе со своей женой и детьми, перебрался в бункер к Гитлеру. Теперь уже трудно сказать, сохранил ли Геббельс в своих мыслях верность фюреру до конца. Записи в его дневнике, как и воспоминания свидетелей из его окружения, позволяют сделать вывод, что он больше не питал иллюзий насчет "непогрешимости" вождя. Похоже, что избрав самоубийство для себя и для своей семьи, он рассматривал его не как жертву своему господину и хозяину, а как способ героического ухода с исторической сцены.

Гитлер, со своей стороны, высоко ценил, особенно в последние месяцы, неизменную верность, фанатическое усердие и беззастенчивую лесть Геббельса. Он проявил эти чувства на праздновании последнего дня рождения своего подчиненного в октябре 1944 года, взяв на себя труд навестить его и поблагодарить за службу, а потом отдельно поговорил с женой Геббельса, Магдой. Когда после этого разговора фрау Геббельс вызвали к телефону, она вышла с сияющим видом, заплаканная от счастья. Фюрер предсказал, что к Рождеству будет одержана крупная победа на Западном фронте. Гитлер имел в виду операцию в Арденнах, планировавшуюся на осень 1944 года. Очевидцы рассказывали, что все общество, собравшееся за праздничным столом, обрадовалось, узнав эту новость. Каждый думал, что фюрер решил пустить в дело последние и главные козыри. Геббельс настолько приободрился, что разрешил своей матери приехать к Рождеству в Берлин, подвергавшийся частым бомбежкам, чтобы навестить его сестру, Марию Киммих, ожидавшую ребенка к началу нового года. Рождество в декабре 1944 года семьи Геббельсов и Киммихов встречали вместе. Магда рассказала тогда Марии под страшным секретом, что Йозеф уже видел новое "чудо-оружие", фантастическое по своей силе, и очень скоро в войне произойдет неожиданный поворот, о чем фюрер уже поручил сообщить народу, дав соответствующее указание министру пропаганды.

12 января 1945 года в доме Геббельсов произошло ещё одно подобное же примечательное событие, о котором пресс-секретарь Геббельса Земмлер рассказал:

"Сегодня впервые за пять лет Гитлер приехал в гости в дом к Геббельсам просто так, "на чай". Дети встретчали высокого гостя в прихожей с букетами цветов. Автомобиль фюрера подъехал к дому в 16.30. Вся семья уже стояла у входа. Девочки сделали книксен, а Гельмут отдал поклон, и Гитлер выразил удивление, увидев, как они выросли. Потом он преподнес фрау Геббельс небольшой букет лилий и сказал, извинившись, что лучшего найти не смог, "потому что доктор Геббельс приказал закрыть в Берлине все цветочные магазины".

После этого Геббельс представил фюреру своих сотрудников, находившихся в доме на тот момент. Тогда мне впервые представился случай пожать руку Гитлеру. Вместе с фюрером прибыли его адъютант, денщик и ещё шесть офицеров СС в качестве личной охраны.

Денщик внес вслед за Гитлером его портфель с деловыми бумагами, на крышке которого красовалась большая белая буква "F" ("Фюрер"), а из бокового кармана торчала головка термоса: фюрер прибыл со своим собственным чаем и с закусками.

Чаепитие продолжалось с полчаса, но мы, служащие, на нем не присутствовали. За столом в средней гостиной находились только Геббельс и его семья, а также Гитлер, его адъютант и доктор Науманн. Вечером, после визита, фрау Геббельс рассказала, что атмосфера их семьи благотворно подействовала на фюрера. Было заметно, что он рад этому краткому перерыву в своем невольном уединении; он также пообещал в скором времени приехать сюда ещё раз. Разговор за столом, по словам фрау Геббельс, поддерживал в основном сам Гитлер, вспоминавший о событиях 1932 года и поделившийся планами восстановления разрушенного Берлина.

Вечером за ужином фрау Геббельс и её муж радостно обсуждали этот визит. "А вот у Герингов он не был!" - с гордостью отметила госпожа Геббельс.

Доктор Науманн тоже с удовольствием вспоминал это чаепитие и волнение, вызванное телефонным звонком из рейхсканцелярии, где требовали срочного прибытия фюрера - совсем как в старые добрые времена! У Науманна осталось впечатление, что Гитлер выглядел более серьезным и молчаливым, чем прежде".

В ту зиму Геббельс исполнял не только обязанности министра пропаганды и гауляйтера Берлина, но и уполномоченного по организации "тотальной войны", и у него едва хватало времени для своих бесчисленных занятий, которым он предавался с поразительной неутомимостью, иногда поддаваясь, впрочем, приступам острой депрессии. Тогда он запирался в своем загородном доме и перечитывал любимые книги по истории, особенно политическую переписку Фридриха Великого и главы из "Истории Рима" Моммзена, посвященные Пуническим войнам. Замечая признаки сомнений и уныния у своих сотрудников, он приходил в бешенство и отправлялся на фронт, чтобы снова и снова призывать солдат и офицеров к стойкости, предрекая им великое будущее, которое обеспечит им фатерлянд после победы. Но, вероятно, он и сам уже не верил в то, что говорил, потому что в октябре 1944 года попросил доктора Винклера позаботиться в будущем о его семье и отдал распоряжения по приведению в порядок финансов, составив завещание. Похоже, что он уже обдумывал тогда свою смерть, но только для себя лично; семья должна была остаться в живых. Через несколько недель, в конце ноября, он отдал приказ по министерству произвести систематическое и полное уничтожение документов, которые ни при каких обстоятельствах не должны были попасть в руки врага; а в феврале 1945 года попросил своего брата Ганса уничтожить все без исключения семейные бумаги, в том числе и рукописи литературных работ, написанных в молодости. Правда, брат так и не выполнил это распоряжение.

Оправившись от депрессии, Геббельс принимался кричать и командовать, отпуская иногда такие словечки, которых никогда бы не потерпел от своих подчиненных. Одному из них он устроил разнос, когда тот вздумал рассказать о полном упадке морального духа в своем родном городе, расположенном на юге Германии. Геббельс пришел в ярость, стучал кулаком и ругался так, что у него "вздулись жилы на лбу". В другой раз, к полному недоумению сотрудников, он неожиданно закричал на совещании, обращаясь к докладчику: "Да зарубите же себе на носу, что это конец, полный конец! Нас больше здесь не будет, ничего не будет! И никакого "чудо-оружия" не существует!" Однажды, когда к нему прибыл офицер связи и стал с оптимизмом рассказывать о подробностях наступления в Арденнах, Геббельс, не дослушав, оборвал его и сказал: "Что вы тут толкуете об этих мелочах, когда я уже десять раз спрашивал сам себя: не пора ли отравиться вместе с женой и детьми!"