Лев Толстой - ПСС. Том 27. Произведения, 1889-1890 гг. Страница 39

Петрищев.

Нет, мне понравился испанец. Как он, в середине разговора, вниз головой… что называется: piquer une tête.[23]

Бетси.

Нет, вы подождите, посмотрите, что будет!

Петрищев.

Я одного боюсь: как бы Вово не захрюкал поросенком.

Василий Леонидыч.

Хотите? Я хвачу…

Леонид Федорович.

Господа! прошу не разговаривать, пожалуйста…

(Тишина. — Семен лижет палец, мажет им косточки на руке и машет ими.)

Леонид Федорович.

Свет! Видите свет?

Сахатов.

Свет! Да, да, вижу; но позвольте…

Толстая барыня.

Где, где? Ах, не видала! Вот он. Ах!..

Профессор (к Леониду Федоровичу шопотом, указывая на Гросмана, который двигается).

Вы заметьте, как он вибрирует. Двойная сила. (Опять показывается свет.)

Леонид Федорович (к Профессору).

А ведь это он.

Сахатов.

Кто он?

Леонид Федорович.

Грек Николай. Его свет. Не правда ли, Алексей Владимирович?

Сахатов.

Что такое грек Николай?

Профессор.

Некий грек, монашествовавший при Константине в Царь-граде и посещавший нас последнее время.

Толстая барыня.

Где же он? Где же он? Я не вижу.

Леонид Федорович.

Его нельзя еще видеть. Алексей Владимирович, он всегда особенно благосклонен к вам. Спросите его.

Профессор (особенным голосом).

Николай! ты это?

(Таня стучит два раза о стену.)

Леонид Федорович (радостно).

Он! Он!

Толстая барыня.

Ай, ай! Я уйду.

Сахатов.

Почему же предполагается, что это он?

Леонид Федорович.

А два удара. Утвердительный ответ: иначе было бы молчание.

(Молчание. Сдержанный хохот в углу молодежи. — Таня бросает на стол колпак с лампы, карандаш, утиралку перьев.)

Леонид Федорович (шопотом).

Замечайте, господа, вот колпак с лампы. Еще что-то. Карандаш! Алексей Владимирович, карандаш.

Профессор.

Хорошо, хорошо. Я слежу и за ним и за Гросманом. Вы замечаете?

(Гросман встает и оглядывает предметы, упавшие на стол.)

Сахатов.

Позвольте, позвольте! Я бы желал посмотреть, не производит ли всего этого сам медиум?

Леонид Федорович.

Вы думаете? Так сядьте подле, держите его за руки. Но будьте уверены, он спит.

Сахатов (подходит, задевает головой за нитку, которую спускает Таня, и испуганно нагибается).

Да… а-а!.. Странно, странно. (Подходит, берет за локоть Семена. Семен рычит.)

Профессор (к Леониду Федоровичу).

Слышите, как действует присутствие Гросмана? Новое явление, надо записать… (Выбегает и записывает, потом возвращается.)

Леонид Федорович.

Да… Но нельзя же оставлять Николая без ответа, надо начинать…

Гросман (встает, подходит к Семену, поднимает опускает его руку).

Теперь интересно бы произвести контрактуру. Субъект в полном гипнозе.

Профессор (к Леониду Федоровичу).

Вы видите, видите?

Гросман.

Если вы желаете…

Доктор.

Да уж позвольте, батюшка, Алексею Владимировичу распорядиться, штука-то выходит серьезная.

Профессор.

Оставьте его. Он говорит уже во сне.

Толстая барыня.

Как я рада теперь, что решилась присутствовать. Страшно, но всё-таки я рада, потому что я мужу всегда говорила…

Леонид Федорович.

Прошу помолчать.

(Таня проводит ниткой по голове Толстой барыни.)

Толстая барыня.

Ай!

Леонид Федорович.

Что? Что?

Толстая барыня.

Он меня за волосы взял.

Леонид Федорович (шопотом).

Не бойтесь, ничего, подайте ему руку. Рука бывает холодная, но я это люблю.

Толстая барыня (прячет руку).

Ни за что!

Сахатов.

Да, странно, странно!

Леонид Федорович.

Он здесь и ищет общения. Кто хочет спросить что-нибудь?

Сахатов.

Позвольте, я спрошу.

Профессор.

Сделайте одолжение.

Сахатов.

Верю я или нет?

(Таня стучит два раза.)

Профессор.

Ответ утвердительный.

Сахатов.

Позвольте, я еще спрошу. Есть у меня в кармане десятирублевая бумажка?

(Таня стучит много раз и проводит ниткой по голове Сахатова.)

Сахатов.

Ах!.. (Хватает нитку и обрывает ее.)

Профессор.

Я бы просил присутствующих не делать неопределенных или шутливых вопросов. Ему неприятно.

Сахатов.

Нет, позвольте, у меня в руке нитка.

Леонид Федорович.

Нитка? Держите ее. Это часто бывает; не только нитка, но шелковые снурки, самые древние.

Сахатов.

Нет, однако откуда же нитка?

(Таня бросает в него подушкой.)

Сахатов.

Позвольте, позвольте! Что-то мягкое ударило меня в голову. Позвольте свет, — тут что-нибудь…

Профессор.

Мы просим вас не нарушать проявления.

Толстая барыня.

Ради Бога, не нарушайте! И я хочу спросить, можно?

Леонид Федорович.

Можно, можно. Спрашивайте.

Толстая барыня.

Я хочу спросить о своем желудке. Можно? Я хочу спросить, что мне принимать, аконит или белладонну?

(Молчание, шопот в стороне молодых людей, и вдруг Василий Леонидыч кричит, как грудной ребенок: уа! уа! — Хохот. Захватывая носы и рты и фыркая, девицы с Петрищевым убегают.)

Толстая барыня.

Ах, это верно, и этот монах опять родился!

Леонид Федорович (в бешенстве, гневным шопотом).

Кроме глупости, от тебя ничего! Если не умеешь держать себя прилично, то уйди.

(Василий Леонидыч уходит.)

Леонид Федорович, Профессор, Толстая барыня, Сахатов, Гросман, Доктор, Семен и Таня. Темнота, молчание.

Толстая барыня.

Ах, как жаль! Теперь уж нельзя спрашивать. Он родился.

Леонид Федорович.

Нисколько. Это глупости Вово. А он тут. Спрашивайте.

Профессор.

Это часто бывает; эти шутки, насмешки — самое обыкновенное явление. Я полагаю, что он здесь еще. Впрочем, мы можем спросить. Леонид Федорович, вы?

Леонид Федорович.

Нет, пожалуйста, вы. Меня это расстроило. Так неприятно! Эта бестактность!..

Профессор.

Хорошо, хорошо!.. Николай! ты здесь еще?

(Таня стучит два раза и звонит в колокольчик. — Семен начинает рычать и разводить руками. Захватывает Сахатова и Профессора и давит их.)

Профессор.

Какое неожиданное проявление! Воздействие на самого медиума. Этого не бывало. Леонид Федорович, наблюдайте, мне неловко. Он давит меня. Да смотрите, что Гросман? Теперь нужно полное внимание.

(Таня бросает мужицкую бумагу на стол.)

Леонид Федорович.

Что-то упало на стол.

Профессор.

Смотрите, что упало.

Леонид Федорович.

Бумага! Сложенный лист бумаги.

(Таня бросает дорожную чернильницу.)

Леонид Федорович.

Чернильница!

(Таня бросает перо.)

Леонид Федорович.

Перо!

(Семен рычит и давит.)

Профессор (задавленный).

Позвольте, позвольте, совершенно новое явление: не вызванная медиумическая энергия действует, а сам медиум. Однако откройте чернильницу и положите на бумагу перо, он напишет, напишет.

(Таня заходит сзади Леонида Федоровича и бьет его по голове гитарой.)

Леонид Федорович.

Ударил меня по голове! (Смотрит на стол.) Перо не пишет еще, и бумага сложена.

Профессор.

Посмотрите, что за бумага, делайте скорей; очевидно, двойная сила: его и Гросмана — производит пертурбации.

Леонид Федорович (выходит с бумагой в дверь и тотчас возвращается).

Необычайно! Бумага эта — договор с крестьянами, который я нынче утром отказался подписать и отдал назад крестьянам. Вероятно, он хочет, чтоб я подписал его?

Профессор.

Разумеется! Разумеется! Да вы спросите.

Леонид Федорович.

Николай! Или ты желаешь…

(Таня стучит два раза.)

Профессор.

Слышите? Очевидно, очевидно!

(Леонид Федорович берет перо и выходит. — Таня стучит, играет на гитаре и гармонии и лезет опять под диван. — Леонид Федорович возвращается. — Семен потягивается и прокашливается.)