Глеб Успенский - Нравы Растеряевой улицы Страница 4

Тут можно читать бесплатно Глеб Успенский - Нравы Растеряевой улицы. Жанр: Проза / Русская классическая проза, год неизвестен. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте «WorldBooks (МирКниг)» или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Глеб Успенский - Нравы Растеряевой улицы

Глеб Успенский - Нравы Растеряевой улицы краткое содержание

Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Глеб Успенский - Нравы Растеряевой улицы» бесплатно полную версию:
В сборник произведений выдающегося русского писателя Глеба Ивановича Успенского (1843–1902) вошел цикл "Нравы Растеряевой улицы" и наиболее известные рассказы, где пытливая, напряженная мысль художника страстно бьется над разрешением вопросов, поставленных пореформенной российской действительностью.

Глеб Успенский - Нравы Растеряевой улицы читать онлайн бесплатно

Глеб Успенский - Нравы Растеряевой улицы - читать книгу онлайн бесплатно, автор Глеб Успенский

"Слава богу! Слава тебе, господи, заступнику!.. Ах, как мы, ребятушки, наголодались с вами!.."

Очень я в это время радовался, только Ерш этот шипит:

"Погоди, — говорит, — не торопись; ты меня только слушай одного!"

И точно. Пошел хозяин в кабак инструменты выручать и нас взял с собой: такая была дружба у нас. Идем и разговариваем. Входим в кабак. Все чинно… Выручил инструменты.

Вина ни-ни!.. Хочем мы уходить, а целовальник так, между делом, и говорит:

"Игнатыч, — говорит, — что это мы слышали, кабысь у тебя расстройка по работе-то?"

Хозяин ка-ак на него зарычит:

"Расстрой-ка-а?.. Из каких же это местов слухи такие?.."

И сейчас он, чтобы кабацкой канпании на удивление было, вываливает деньги на стойку и продолжает:

"Расстройка! Деньги-то вот они… Сла-ва богу!.. У меня работы не быть? Да где же это ты по нашей стороне такого мастера сыщешь, чтобы в полном комплекте?.."

Сейчас он полу откинул, картуз заломил, как есть миллионщик…

"Какая же может у меня быть расстройка, когда я вот все эти деньги в пропой отделил?"

"Ну, — говорил целовальник, — уж и в пропой!"

Тут дяденька от обиды такой весь зеленый сделался и потребовал сразу "монастырский", то есть уж самый превосходительный стакан…

Ну, и пошло!..

Только поддает, только поддает, и такой форс в нем проявился, что даже на удивление.

"У меня, — говорит, — работы навалено! У меня всегда без остановки! У меня на двадцати станах идет!"

Истинно глазам моим не верю! А дяденька только покрикивал:

"Д-давай!.. Полно зубы-то полоскать! Расстройка!.."

Под конец того инструменты эти он опять же в прежнее место препроводил и очень вином нагрузился: сидит на лавке, еле держится и все бормочет:

"Я гр-рю, васскор-родие, на двац-пять цалковых в сутки…

Я гр-рю, васскор-родие… может, по всей империи…"

Тут целовальник видит — время позднее, говорит:

"Голубь! Время, запираю".

Взял его под мышки и потащил к двери.

"Я пер-рвый мастер?.."

"Ты-ы! — говорит целовальник. — Кто ж у нас первый-то?..

Ты и есть!.."

"Масей!.. — это хозяин-то наш ему, — признайся по совести, доказал я тебе свое могущество?.."

"Ты, Игнатыч, — отвечал ему на это целовальник, — так меня ноне уничтожил, так сконфузил… То есть истинно победил своим богатством! Я думал, ты бедный, а ты поди-кось!"

"Я-а-а!.."

"Да уж ты-ы-ы!.."

И оставил нас целовальник на крыльце; дождик шел, и темно было…

"Ребятушки! Видели, как я его победил?.."

"Видели", — говорим.

Не могли мы его тащить с собой, повалился он на улице и тут же заснул…

Стали мы ему в трезвый час говорить:

"Дяденька! Что же это вы себя роняете? Перед богом божились, так хорошо выговаривали, а заместо того еще хуже?"

"Ребятушки, — говорит, — знаете, что я вам скажу?"

"Я знаю!" — заговорил Ерш…

"Нет, тебе этого не узнать!.. А вот что я скажу: кажется мне, сколько я зароков на себя ни клади, никогда мне себя не удержать… Потому радости на своем веку только я и видел, когда в лодыжки играл махоньким еще… Люди добрые в мою пору и хозяйство знают, и семью, и почет получают… Ну, а мне этого в своей избе не сыскать! Нет!.. Окромя лодыжек-то я еще, ребятушки, ни единою радостью не радовался… По этому случаю как малого ребенка можно меня обмануть, лишь бы только единую минуточку предоставить мне по моему желанию… Так-то!.."

Так мы и жили, а бесперечь хозяин себя чрез свое безголовье до того доводил, что непременно он раз двадцать у заказчика в ногах валялся, ругали его, самыми страшными божбами божился, вымаливал еще чуточку и опять же таки через слабость свою домой не доносил… Под конец входил квартальный: "Ты Иван Игнатов?" Ну, тут уж мы все в ноги валимся; тут народу копошится страсть!.. Вымолим кое-как прощение. И уж тут-то работа начина-а-а-ется!.. То есть не то что работой можно это назвать, а истинно ужас какой-то всех в это время обхватывал… Потому хозяин ровно бы сумасшедший бывал тогда… Где-то уж, господь его знает, доставал он инструменты, и так-то ли принимался орудовать ими, что уж нашему брату только в пору глаза вытаращить, не только для себя замечать. И день и ночь, и день и ночь только опилки летят, только молотки постукивают; ни водки в это время, ни даже крохи не брал и уж так-то работал, без разгибу. В этом запале нам в мастерскую нос показать опасно было: "Пр-рочь, кричит, черти! Так промежду ног и суются! Пр-рочь, расшибу!.."

Мы разбежимся обнаковенно… Кто где ежимся…

Кончит работу он беспременно к сроку и все денежки до копеечки пропьет, даже домой не скажется… Дней по крайности пять пропадает…

Так я вздыхал в это время, так я убивался о своей жизни!

Который, думаю, мне теперича год, никакого я мастерства не знаю… Только-только колотушки и треухи в исправности отпускаются… На ласковое слово хозяйское понадеешься, пустое выходит. Где обиды не ждал и не чуял я совсем — втрое тебе ее, безо всякого заправского дела… Что это, думаю, господи?

Хотел я сбежать… Ну, только вскорости история одна случилась, и так обошлось… Однова смотрим мы, что такое, по нашей улице воза едут: с перинами, с сундуками, столы, например, разные накручены, стулья… Все вообче разное имущество… И идут с боков этих возов бабы и всё у встречных спрашивают что-то… Ну, только встречные от них с испугом бегут… Что за удивление? Пошли мы за ворота с Ершом, стали нас бабы спрашивать:

"Где тут, ребятишки, солдатка покойница Караулова жила?"

"Я знаю где!" — говорит Ерш.

"Авдотья Кузьминишна?"

"Знаю! Знаю… Я все знаю! Только вы меня слушайте!.."

"От нее нам в наследство дом есть…"

"Есть!.. Пойдем!.."

Повел он их на пустошь: там кое-где щепки валяются, и печка с трубой вытянулась. Только и сохранено от дому.

"Вот! — говорит Ерш. — Получите!.."

"А дом-то?.. Где же дом-то?.."

"Дом точно что тут был, — отвечал Ерш, — ну, только теперь отыскать его мудрено… хошь я, признаться, словцо одно знаю…"

Между прочим, бабы по этой пустоши заметались как угорелые… Руками машут, бросаются туды, сюды… "Ах-ах-ах, ах-ах-ах… Ах, дома нет! Ах, где дом!.." Тут народу собралось множество, стали все удивляться, где дом: "я, — говорит один, — только поленце; я, — говорит другой, — только щепочек чуть-чуть отсюда взял". А тут целый дом пропал! Стали баб этих жалеть. Бабы те заливались слезами и рассказывали:

"Она тетка нам; она, Авдотья-то, нам этот дом отказала.

Жили мы в ту пору в дальнем Сибире, на самом конце; покуда дошло туда извещение, с год места протянулось, а уж нас в то время на Капказ перегнали; покуда опять в здешние палаты извещение-то вернули, покуда отсюда на Капказ дали знать, время-то два года и ушло; летошний год мы в октябре месяце собрались из черкесской земли, да покуда доползли, ан всего три года! Ах, ах, ах, дома нету!.."

И выть!

Начали бабы через начальство орудовать. Губернатор говорит, чтобы этот дом отыскать, — "из горла вырви, да вороти". Стали нашу Растеряевку потрошить: кто избу разбирал?

Никто не признается, один на одного сворачивает… Что тут делать? Хозяин наш дрожит: "Ну, говорит, ребята, доигрались мы!"

Однова пришло к нам в сени народу страсть: квартальный, будочники, бабы эти и Ефремов, ундер… Потребовали к суду: сейчас Ефремов этот солдат — усищи… во! — снимает перед квартальным фуражку и говорит:

"Ваше высокородие! Я богу и царю служу верой и правдой, извольте посмотреть, нашивка, и опять же царь билет мне на красной бумаге дал, это чего-нибудь стоит".

"Говори, в чем дело!"

"А в том дело-с, что весь этот дом вот эти мальчонки (мыто) разнесли… Особливо один, Ершом звать…"

"Это я!" — сказал Ерш.

"Вот он-с! Я, лопни глаза, сам видел, как он крышу с дому воротил… Будь я проклят!"

"А ты, Ефремов, — сказал Ерш, — забыл, как ты меня дубиной охаживал?"

"За то я его, васскородие, точно, с осторожностью коснулся, чтобы он казенное добро не воровал! Вы, васскородие, с них, с мальчонков, да и с хозяина-то ихнего требуйте, а мы, видит бог, ни в чем не причинны!"

И стали нас с этого времени побеспокоивать. Уж и не помню, как после того все мы разбрелись — кто куда. Куда Ерш девался — так и не знаю.

Ушел я от хозяина и, признаться сказать, горько заплакал.

Господи, думаю, что я такое? Кто мне на всем свете есть помощник? Никого не было. Беззащитен я в то время был вполне, тем прискорбнее, что мастерства-то совсем не знал никакого: правда, мог кое-как самоварную ножку подпилком обойти, да ведь уж это такое дело, что и малый ребенок не испортит; потому никак невозможно испортить. Только всего и знал-то я… Куда я с этими науками денусь?..

…Года четыре шатался я с одной фабрики на другую, с завода на завод: там одно узнаешь, там другое… Все настоящего-то мастерства не получил; а шатался-то я, собственно, потому, что уж оченно было мне отвратительно хозяйское безобразие: что он мне деньги какие-нибудь пустяковые платит, то должен я, изволите видеть, совсем себя забыть; до того мучения было, что, верите ли, выйдешь в субботу с расчета, посмотришь на народ-то, как все движется, огоньки горят, так весь и расстроишься, и смеешься, и чего-то будто радостно, и не подберешь об этом никакого стоящего понятия, а как-то, не думавши, глядь — в кабаке! Было мне очень оскорбительно, что я почесть что (сами изволите знать) благородный и такое терплю гонение, и зачем только живу — сам не знаю… "Ах, — думал я в то время, — ежели бы только благородные люди узнали, что я тоже благородный, сейчас бы они со мной подружились и стали бы меня уважать!" Начал я маленько опоминаться, ребят своих сторониться, ну все же справиться не мог, потому платят на ассигнации четыре рубля в неделю, извольте прокормиться! Наши ребята по этому случаю всё жалованье пропивали. Потому некуда его деть…

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.