Гайто Газданов - Том 1. Романы. Рассказы. Критика Страница 4

Книга была тут же отправлена Горькому. «Прочитал я ее с большим удовольствием, даже с наслаждением, а это – редко бывает, хотя читаю я не мало, – писал Горький. – Вы, разумеется, сами чувствуете, что Вы весьма талантливый человек. К этому я бы добавил, что Вы еще и своеобразно талантливы. Право сказать, это я выношу не только из „Вечера у Клэр“, а также из рассказов Ваших – из „Гавайских гитар“ и др. Вы кажетесь художником гармоничным, у Вас разум не вторгается в область инстинкта, интуиции там, где Вы говорите от себя. Но он чувствуется везде, где Вы подчиняетесь чужой виртуозности словесной. Будьте проще, – Вам будет легче, будете свободней и сильней»[6].

Внимание Горького, его доброжелательное отношение, глубокие замечания, несомненно, благотворно сказались на дальнейшем творчестве Газданова.

«Я особенно благодарен Вам за сердечность Вашего отзыва, – писал Газданов Горькому 3 марта 1930 года, – за то, что Вы так внимательно прочли мою книгу, и за Ваши замечания, которые я всегда буду помнить, многие из них показались мне сначала удивительными – в частности, замечание о том, что рассказ ведется в одном направлении – к женщине – и что это неправильно. Я не понимал этого до сих пор, вернее, не знал, – а теперь внезапно почувствовал, насколько это верно.

Очень благодарен Вам за предложение послать книгу в Россию. Я был бы счастлив, если бы она могла выйти там, потому что здесь у нас нет читателей, и вообще нет ничего. С другой стороны, как Вы, может быть, увидели это из книги, я не принадлежу к „эмигрантским авторам“. Я плохо и мало знаю Россию, т. к. уехал оттуда, когда мне было 16 лет, немного больше; но Россия моя родина, и ни на каком другом языке, кроме русского, я не могу и не буду писать». И далее в письме следует неожиданное признание: «Я вовсе не уверен, что буду вообще писать еще, так как у меня, к сожалению, нет способности литературного изложения: я думаю, что если бы мне удалось передать свои мысли и чувства в книге, это, может быть, могло бы иметь какой-нибудь интерес, но я начинаю писать и убеждаюсь, что не могу сказать десятой части того, что хочу. Я писал до сих пор просто потому, что очень люблю это, – настолько, что могу работать по 10 часов подряд»[7].

Газданов – уже автор нескольких опубликованных и замеченных критиками рассказов в журнале «Воля России» напечатаны его литературные эссе, роман «Вечер у Клэр» пользуется огромным успехом. В чем же дело? Что это – кокетство, неверие в собственные силы, страх перед читателем? Думается, что в этом фрагменте письма, быть может, единственный раз в жизни Газданов открылся в своих сомнениях другому писателю, писателю признанному и прошедшему большой жизненный путь. И эти сомнения вовсе не признак слабости, а признак серьезного отношения к творчеству. Только ремесленник, сколачивающий из набора слов и сюжетов один за другим романы, ни в чем не сомневается. А настоящий писатель, настоящий художник, пишущий «из сердца» (по словам Толстого), не может не испытывать сомнений. Этими сомнениями выложен путь великих мастеров. Ибо творческий акт – не прямая линия, а постоянный поиск, движение.

К сожалению, на родине публикация «Вечера у Клэр» так в то время и не состоялась, несмотря на все хлопоты Горького. Зато за рубежом, вероятно, не было ни одного русскоязычного журнала или газеты, которые не откликнулись бы доброжелательно на газдановский роман. А маленькая заметка в берлинской газете «Руль» так и называлась: «Похвальное слово Гайто Газданову».

Пожалуй, наиболее точную и лаконичную характеристику дал роману Михаил Осоргин: «„Вечер у Клэр“ – рассказ о жизни юноши, которому ко дням Гражданской войны едва исполнилось шестнадцать лет и который, не окончив гимназии, был втянут в водоворот российской смуты. Но „событий“ в книге мало, центр рассказа не в них, а в углубленных мироощущениях рассказчика, юноши несколько странного, который „не обладал способностью немедленно реагировать на происходящее“ (существенное свойство самого Газданова; каждое событие воспринималось им и запечатлевалось в памяти не просто как данность, реальность, но одновременно как материал для будущего художественного произведения; обладая феноменальной памятью, он спустя десятилетия воспроизводил облик людей, каких когда-то знал, с необычайной точностью деталей. – Ст. Н.) и как бы плыл по течению, пока не уплыл за пределы страны, где эти мироощущения сложились… В искусном кружеве рассказа незаметно ставятся и не всегда решаются сложнейшие духовные проблемы и жизни, и смерти, и любви, и того неразрешимого узла событий, который мы одинаково можем называть и судьбой, и историей»[8]. Осоргин подметил важнейшее свойство газдановской прозы вообще – воссоздание целого мира, эпохи и ее проблем через единичные, как бы случайные события, через героев, чьи судьбы почти не связаны и лишь слегка соприкасаются в пространстве и во времени.

Большинство критиков, говоря о литературных предшественниках Газданова, чуть ли не хором называли Марселя Пруста. Газданов не отрицал этого, но и не соглашался с подобными утверждениями. Лишь спустя почти сорок лет в одном из интервью он признался, что ко времени написания «Вечера у Клэр» он Пруста попросту не читал и познакомился с его знаменитой серией романов «В поисках утраченного времени» значительно позже. И в самом деле, кроме внешнего признака – погружения в воспоминания и путешествия в них, – ничто, кажется, не сближает Газданова с Прустом. Газданов лаконичен; по своему объему короткий роман Газданова несопоставим с многотомной, многословной, многослойной эпопеей французского писателя. И вместе с тем «Вечер у Клэр» настолько плотно написан, фраза Газданова обладает такой необычной емкостью, а характеристики персонажей, несмотря на краткость, столь глубоки и ярки, что в результате газдановский роман обретает свойства эпического произведения.

Успех романа позволил Газданову стать одним из авторов самого авторитетного русского журнала в зарубежье – «Современных записок». До начала Второй мировой войны на страницах этого журнала было напечатано восемь больших рассказов писателя, роман «История одного путешествия» (1934–1935) началась публикация романа «Ночные дороги», в 1940 году прерванная войной. Публиковались произведения Газданова и в других русскоязычных изданиях: в журнале «Встречи», в сборниках «Числа», в новом журнале «Русские записки», где в 1938–1939 годах появляются три его больших рассказа – «Бомбей», «Хана» и «Вечерний спутник», а в трех последних номерах за 1939 год печатается начало романа «Полет» (в связи с войной издание журнала прекращается, и роман при жизни автора полностью так и не был опубликован).

Интенсивность творческой жизни Газданова в предвоенное десятилетие поразительна, ведь все эти годы он продолжает работать ночным таксистом, продолжает посещать собрания литературного объединения «Кочевье», где выступает с чтением своих рассказов и участвует в обсуждении произведений других авторов. В начале тридцатых он все еще посещает Сорбонну (впрочем, по всей вероятности, университет он не закончил в силу некоторых объективных и субъективных причин – во-первых, приходилось много времени отдавать работе ради заработка, во-вторых, лекции профессоров зачастую кажутся ему весьма абстрактными, далекими от жизни, а их теории – попросту незрелыми).

Весной 1932 года по приглашению старшего друга, Михаила Осоргина, Газданов вступает в русскую масонскую ложу в Париже «Северная звезда». Вскоре из нее выделилась неофициальная группа, в которую входила главным образом молодежь, – «Северные братья». До начала войны состоялось 150 собраний группы, на которых обсуждался самый широкий круг вопросов – от творческих исканий пифагорейцев до проблем современной науки и современной общественной жизни.

Однако Газданова, при всей его внешней активности и литературных успехах, не покидало ощущение, что его литературная работа никому не нужна. Сказался и изнурительный ночной труд шофера. В статье «О молодой эмигрантской литературе», вызвавшей бурную полемику, он писал: «Культурные массы эмигрантских читателей есть очередной миф, может быть, не лишенный приятности для национального самолюбия, но именно миф… Неверно то, что бывшие адвокаты, прокуроры, доктора, инженеры, журналисты и т. д., став рабочими или шоферами такси, сохранили связь с тем соответствующим культурным слоем, к которому они раньше принадлежали. Наоборот, они по своей психологии, „запросам“ и взглядам приблизились почти вплотную к тому классу, к которому нынче принадлежат и от которого их, в смысле их теперешнего уровня, отделяет только разница языка»[9].

Эти обстоятельства существования накладывали отпечаток и на характер писателя. «Газданов был человеком замкнутым, – сообщала в письме ко мне от 26 апреля 1989 года Татьяна Алексеевна Осоргина, видный библиограф и пропагандист русской литературы за рубежом, вдова Михаила Осоргина. – Жизнь его была очень трудная и матерьяльно, и лично. Он об этом не говорил. Его книга „Ночные дороги“ многое Вам может объяснить. Человек был умный, но умом острым и ехидным. Не был совершенно злым, но иногда очень метко подмечал смешные стороны у человека». Об этих же свойствах характера пишут в своих воспоминаниях Зинаида Шаховская и Георгий Адамович. Так, Г. Адамович рассказал в статье «Памяти Газданова»: «…сблизился и подружился я с Газдановым сравнительно недавно, а в последние годы телефонировал он мне чуть ли не ежедневно, беседовали мы подолгу… Именно в те годы я оценил его быстрый, своеобразный ум, его острое чутье и даже его природную доброжелательность, ускользнувшую от моего понимания – или от моего внимания – прежде. В довоенный период эмиграции что-то меня от Георгия Ивановича отдаляло, сближению мешало. Держался он вызывающе, в особенности на публичных собраниях… Никаких авторитетов не признавал»[10].