Мехти Гусейн - Утро Страница 4

- Мама, ты очень скучала по мне, когда я был в Петербурге?

- К чему спрашивать, милый? Разве ты не знаешь этого сам?

- А вдруг бы нам пришлось снова расстаться... Что тогда?

В полутьме мать не видела выражения лица сына, не знала - шутит он или говорит серьезно.

- Не приведи Аллах... - дрожащим голосом проговорила старая женщина.

- Ну, а вдруг?.. - Мешадибек спохватился. Зачем тревожить старуху? Нет, мама, отныне я всегда буду с тобой. Но все-таки ты должна понять, что я не только твой сын. Есть город, в котором я вырос, народ, который вскормил меня. Я принадлежу и им. Во всяком случае, если со мной случится недоброе, оставайся такой, какой мне хотелось бы видеть тебя...

- А какой ты хочешь, чтобы я была?

- Какой? Ты должна знать, что родила меня не только для себя одной, что я люблю не только тебя, но и народ.

Селимназ истолковала слова сына по-своему:

- А разве я против этого, сынок? Ты всегда заботился о людях. По мере возможности помогал нищим, бездомным...

Азизбеков решил высказаться прямее:

- Мама, ты всегда говорила, что отец без вины погиб в Сибири, что он был честным человеком...

Селимназ только вздохнула. Значит, и Мешади думает сегодня об отце? Весь вечер она вспоминала бедного Азизбека. Как гордился бы покойный отец ученым сыном, таким красивым и умным...

Мать взяла Мешади за руку.

- Когда я думаю о печальной кончине твоего отца язык прилипает к гортани, горе тяжелым комом подкатывает к горлу и душит меня...

- Не говори об этом, мама. Не надо... Не расстраивай себя.

Азизбеков хорошо знал грустную историю своего отца.

Это было еще в те времена, когда Баку считался уездным городом Ширванской губернии. Отец Мешади, самолюбивый Азизбек, не ладил с бакинским приставом Джаббарбеком. Произвол и самоуправство пристава толкнули Азизбека на отчаянный поступок. Возмущенный несправедливостью, он не сдержал гнева и убил пристава прямо на улице среди бела дня.

За это Азизбека сослали в Сибирь на двадцать пять лет. Оторванный от семьи, добрый и отзывчивый по натуре Азизбек сильно тосковал на чужбине по родному дому, жене и сыну.

Он пробыл в ссылке три года. Но враги и здесь не оставили его в покое. Двадцатипятилетняя каторга показалась богатым родственникам Джаббарбека, лишившимся своего покровителя, слишком мягкой карой, и они решили умертвить Азизбека. Подкупленный арестант, выдавая себя за друга, сблизился с Азизбеком и угостил его отравленными пельменями. Селимназ осталась вдовой, маленький Мешади осиротел.

- Мама, - сказал Мешади после долгого раздумья, - постарайся понять меня. Когда отец убивал Джаббарбека, он надеялся, что все на свете пойдет после этого по-иному. Верно? Но пристав был убит, а все осталось по-старому, потому что когда погибает один злодей, на его место становится другой. Богатые остаются богатыми, а бедные бедными. Ничего не меняется...

В окно светила теперь полная луна. И Мешади, увидев, как по смуглым морщинистым щекам матери катятся слезы, нежно добавил:

- Нужно установить такой порядок на земле, чтобы матери не проливали слез, чтобы мужей не угоняли в Сибирь за то, что они стоят за правду. А чтобы достичь этого, мы не должны щадить себя, мама. Не должны бояться тюрем и ссылок. Не должны отступать ни перед чем. Мы должны объединиться, набраться сил, протянуть руку нашим друзьям, живущим в России. Там, мама, есть великий человек - Ленин! - Мешади посмотрел на мать. Она слушала внимательно - маленькая, закутанная в черный платок, старая добрая женщина с твердой волей. Мешади подбирал самые простые, самые доходчивые слова. Старшего брата Ленина повесили...

- За что, сынок? В чем он провинился?

- Он и его товарищи хотели убить царя. Им казалось, что если царя убить, то народу станет легче... Попытка не удалась. И все равно его повесили.

- Ой бедняга! - воскликнула Селимназ. - Хотел сделать добро для всех, и погиб... Значит, сынок, Ленин хочет отомстить за брата?

- Нет, мама, не совсем так. Этот великий человек учит нас, что если убить одного царя, на его место сядет другой.

- Верно, - кивнула головой Селимназ. - Вместо Джаббарбека сразу же приехал новый пристав. Еще больший злодей.

- Вот именно, - подтвердил Мешади. - А Ленин хочет сделать так, чтобы не цари, а сам народ управлял страной. Рабочие и крестьяне должны быть хозяевами мира. Он говорит: - кто не работает, тот не ест. Вот я и иду по его стопам, мама. У Ленина бесчисленное множество друзей в России. И у нас, в Баку, много есть друзей. И все они сговорились свергнуть с престола царя, прогнать помещиков и капиталистов и. освободить народ от насилия и притеснений...

Азизбеков замолчал. Он испугался, что мать заплачет, вспомнив, сколько лишений вынесла, пока сын учился в Петербурге, и вот теперь, когда она дождалась возвращения сына, он...

Но старая Селимназ сказала неожиданно:

- Но если вас много, людей, которые думают одинаково, так чего же ты боишься, сынок?

- Я? Нет, мама, я не боюсь. Я хочу, чтобы ты не боялась. Ленина преследовали, не раз сажали в тюрьму. А он от своего не отрекся!

- Таким и должен быть настоящий человек, - приподымаясь и садясь на постели, сурово сказала Селимназ. - Настоящий человек не отрекается от своих слов.

Услышав это от матери, Мешади решил теперь не утаивать от нее свою революционную работу.

- Мы действуем тайно, мама. Помни: что бы я здесь ни делал, кто бы сюда ни пришел, какие бы здесь ни велись разговоры - все должно остаться в этих стенах.

- Я и без твоих предупреждений знала об этом, сынок. Но послушай и моего совета. Будь осторожен. Не открывай душу каждому встречному. Врагов у тебя много... - После некоторого колебания Селимназ прибавила: - Даже не всем родственникам надо доверяться...

- Спасибо, мама...

На этом оборвалась ночная беседа сына с матерью.

Придя к себе в спальню, Мешадибек лег и закрыл глаза, но уснуть не мог. В мыслях еще, еще и еще раз возникал все тот же вопрос: "С чего же мне начать свою работу в Баку?" Наконец он решил - с самого утра пойти на завод дяди Рахимбека. Пусть дядя получит первый подарок от почтительного племянника...

Глава, третья

Подложив под локоть подушку и растянувшись на ковре, Рахимбек лежал у себя на открытой веранде, перебирал янтарные четки и не сводил глаз с разгоравшихся в жаровне углей.

Для него собирались приготовить шашлык. Этим обычно занимался слуга Гейдарали, но не иначе, как в присутствии самого хозяина. Таков был заведенный в доме порядок, который, впрочем, никого не удивлял. И члены семьи и соседи знали о причудах и осторожности Рахим-бека. Правда, он не примечал за Гейдарали ничего такого, что могло бы навести на подозрения: а не польстится ли слуга на чужое добро и не проглотит ли исподтишка несколько жирных кусков? Но, с другой стороны, никому доверяться нельзя. Всякое может случиться. "Имущество человека должно быть перед его глазами", - частенько повторял Рахимбек и превратил эту поговорку в правило, которому следовал неизменно.

Пока угли разгорались, Гейдарали нанизывал в кухне на шампуры замаринованную с вечера баранину. Но вдруг он прервал свое занятие и появился на веранде. Шампуров, так нетерпеливо ожидаемых Рахимбеком, в руках у него не было.

- Хозяин, - почтительно сказал слуга, - вас спрашивает человек.

- Что еще за человек? - сердито бросил Рахимбек, ни на мгновение не переставая перебирать четки. -Не дадут спокойно покушать! Выбрал время!

- Он говорит, что вы сами ему велели прийти... Как будто насчет работы в конторе...

Не успев произнести готовую было сорваться с языка брань, Рахимбек кивнул, провел пухлой, с коротенькими пальцами рукой по аккуратно подстриженной и подкрашенной бороде. Собрав в ладонь всю нить янтарных бус, положил четки в карман архалука.

- Зови, будь он проклят! Зови, посмотрю, что за птица!

Гейдарали привел посетителя на веранду и сам скрылся за дверью. Перед Рахимбеком предстал среднего роста, худощавый молодой человек с тоненькими усиками. Он снял парусиновую кепку и, произнося слова приветствия, учтиво наклонил голову. Молчаливым жестом хозяин указал на краешек ковра. Юноша сел, неловко скрестив под собой ноги.

Слегка прищурив маленькие, кругленькие, загадочно поблескивающие глазки, Рахимбек бесцеремонно изучал гостя. В свою очередь, и юноша; не отрывал глаз от хозяина дома. Волнуясь и не зная, с чего начать, он то и дело проглатывал обильную слюну. Молчание длилось довольно долго.

- Чем могу служить тебе? - наконец заговорил Рахимбек.

Веки молодого человека вздрогнули. В глазах его появилось выражение такой мольбы и тревоги, словно вся его жизнь зависела от ответа на просьбу, с которой он собирался обратиться.

- Я слышал, бек, что вам в контору требуется служащий. Примите меня, если сочтете это возможным. Даю слово работать усердно. Буду служить вам, как родному.

Рахимбеку понравились почтительность и волнение молодого человека. На губах его появилась едва заметная довольная улыбка. Однако он не торопился с ответом, взял в руки кочергу, нагнулся над жаровней и стал ворошить угли. Вспыхнули струйки пламени, искры с треском рассыпались прямо перед носом Рахимбека. Он даже вздрогнул от неожиданности и отшатнулся.