Михаил Гиголашвили - Дезертиры Страница 4

- А что после отказа он может еще предпринять, кроме бегства и побега? поинтересовался я, тоже собирая бумаги, лежавшие передо мной: вопросы, лист с подсчетом дат, выписку из закона.

- В принципе, он может нанять адвоката и обжаловать отказ. Тогда дело пойдет по судам. А если он без всякого адвоката просто сбежит?.. И в мафию какую-нибудь пойдет?.. Опыта убивать у него явно хватает. И вот вам - одним преступником больше. Как будто своих не хватает. А мы, вместо того, чтобы его тут же отправить назад - хоть в Россию, хоть в Польшу, хоть в Литву, хоть к черту-дьяволу на рога - сейчас ему временный трехмесячный паспорт беженца выпишем. А когда некоторые трезвые люди предложили беженцев, до решения их вопроса, в закрытых помещениях держать (как это, кстати, почти всюду и делается и что вполне логично: мы же не знаем, что это за люди), то эти желторотые зеленые политики такой писк подняли, что в Брюсселе откликнулось: ах, опять лагеря на немецкой земле, сортировка людей, государство-тюрьма!.. Как всегда: масса слов и капля дела. Вот и сидим со связанными руками... Эх, да что говорить... Я сейчас отдам запись на распечатку, а вы потом переведете ему протокол. Таков закон. Конечно, надо, чтобы все было по закону. Только тем, наверху, легко эти законы издавать, а вот выполнять их тут, внизу, ох как трудно!.. Не хотите ли кофе? Вам полагается оплаченный перерыв в полчаса. Сейчас оформим ваш обходной... - И он, прежде чем встать, отметил время конца интервью.

Вместе со Шнайдером я спустился вниз, в небольшой кафетерий. Нам встретилась переводчица-китаянка с черными жесткими волосами Хонг. Она вела куда-то хилого, молчаливо-испуганного китайца. В одну из открытых дверей я увидел переводчика Хуссейна, который, сидя напротив старика, внимательно слушал его.

Прошелестела стайка молодежи. С папками в руках они торопились по коридору, спорили о каком-то вопросе, кем-то не вовремя заданном.

- Стажеры-юристы, практику у нас проходят, учатся.

За столиком Шнайдер, выпрямив спину, осанисто оглядываясь и тщательно размешивая в чашке сахар, кратко обрисовал положение вещей:

- За семь лет работы мне тут еще ни разу не встретился человек, которого бы действительно политически преследовали. Такие люди до нас просто не доходят. Они или сидят в тюрьмах, или в подполье продолжают свое дело. А к нам бегут все кому не лень. А все потому, что есть эта пресловутая и весьма сомнительная 53-я статья, очень расплывчатая: "никого, кому на родине грозит смерть, нельзя выслать из страны"...

- Смерть грозит всем и всегда.

- Вот именно. Судите сами: в прошлый раз у меня сидел больной из Танзании. Вторая стадия СПИДа, весь в лишаях, язвах, героинист, а отослать нельзя, потому что у себя дома он не может купить лекарства против своей болезни (в его стадии на это требуются сотни тысяч в месяц) и, таким образом, его ожидает верная смерть. А в Танзании 80% населения заражено, между прочим. Что же теперь, Германия во всемирный госпиталь для наркоманов и педерастов превратиться должна?.. Или своих мало?.. Из-за демагогии, лизоблюдства и страха - "Что скажут в Америке? Что скажут в Брюсселе?" - стали как мусорное ведро, как европейская помойка, куда все дезертиры, убийцы и преступники лезут, а мы ничего сделать не в силах... Силы-то есть, но руки связаны глупыми приказами. Слава Богу еще, что африканцы больше во Францию сдаются, потому что французский знают.

- Но и сюда добираются. Орут, будто в Сахаре, - поддержал я его, вспомнив, как вчера в автобусе группа негров с таким оживлением и криками хлопала друг друга по плечам, что можно было подумать, что они только что победили воинов из соседнего буша и теперь готовы полакомиться печенью поверженных врагов; аккуратные седые старушки в завитых буклях и золотых очках пришли в тихое возмущение - покачивание голов, бормотания: "Armes Deutschland!.."4, трагическое смотрение в окно - но негров это не обеспокоило: расположившись на сиденьях в полулежачем состоянии, они продолжали делиться новостями, поминутно взрываясь хохотом и одобрительными неистовыми хлопками по всем частям тела.

Шнайдер качает седой головой:

- Знаете, был такой фокусник Гудини, который мог за секунду наручники снять и спастись. Мы не Гудини, и наручники с нас снимут только тогда, когда создадут законы, а не расплывчатые абстрактные формулы. А до этого будем вот так слушать всякие небылицы и гадать, сбежит он или будет ждать депортации, что маловероятно. А этот, сегодняшний... Мне кажется, он вообще не русский, русские разговорчивее и приветливее, помногу и подолгу говорят, а он что-то гавкнет и замолкнет. На северянина похож. Наймит из Балтии, наверное... Они стрелять умеют, мой отец их лучшими стрелками называл. Кстати, вам известно, что в Европе наиболее склонны к самоубийству венгры и литовцы?.. Одни, видимо, слишком импульсивны и эмоциональны, а другие, наоборот, от чрезмерного спокойствия. Он оттуда, как вы думаете?..

- Вообще похож. И по выговору тоже. А что, только такие убийцы и дезертиры сдаются?.. Женщин красивых нет? - увел я на всякий случай разговор от Балтии, помня, как вылез с советом не вписывать литовский язык, хотя в первой анкете он, между прочим, был записан, и если кто-нибудь сравнит эти данные, то можно ждать неприятных вопросов...

Шнайдер хитро и быстро улыбнулся:

- О!.. И женщины бывают!.. Вот недавно, - он понизил голос и исподтишка огляделся, - одна красавица-белоруска попалась. Ну просто на обложку журнала! Удивительной красоты лицо! Изящество, шарм, холеность. Вот рассказывает она, как она мучалась, терпела, голодала, а когда переводчик вышел за кофе, вдруг рукой просит, чтобы я диктофон выключил, а сама мне жестами показывает: мол, делай со мной, что хочешь, я твоя, лишь бы все о'кей было. И спешит, чтобы успеть: вначале на меня показывает, потом на себя, а потом ручки складывает под щеку, мол, вместе спать будем. А когда я брови поднял, она такие жесты откровенные в ход пустила, что не по себе стало... И на диктофон не забывала показывать: мол, не просто переспать, а чтоб и дело ее сделалось. И смешно и грустно. Что же у них там творится, если такие женщины бегут?.. Да, подобную красоту у нас тут на руках носили бы... Супружеские партии обеспечены.

- Ну и надо принять, ради улучшения эстетической обстановки. Чем больше красавиц - тем приятнее жизнь, - пошутил я.

- И я того же мнения, - зажмурился Шнайдер, а я подумал, что, может, красавица старалась не зря.

После кофе мы вновь поднялись в кабинет, протокол уже был перепечатан, и я перевел его Витасу. Он безучастно кивал головой, глаза его потухли. Когда с формальностями было покончено, Витас, спрятав за пазуху свой временный паспорт, в коридоре невзначай поинтересовался, как тут братков найти, а то скучно очень, ни баб, ни картишек, ни хоботок в водяре запятнать, тоска смертная. Где искать братков, я не знал, но он все равно поблагодарил меня за добрые советы, которые я ему давал:

- И будь здоров, удачи тебе наххху...

Я уже попрощался с бирбаухом и вышел из здания, как увидел, что и араб-переводчик Хуссейн идет к своей машине. Нам было по пути. Оказалось, Хуссейн все утро опрашивал двух курдов из Ирака, мужа и жену, стариков, которые перешли через горы в Турцию, на корабле приплыли в Италию и оттуда на поездах пробрались в Германию.

2. Кремлина с Мавзолейкой

Дорогой тезка, в прошлом письме я подробно доложил тебе, как переводчиком подрабатывал. В первый раз все трудно делать, сам знаешь. Хуссейн, который давно работал в лагере, по дороге рассказал много интересного. Картины захватывающие. Кстати, он сам тоже лет двадцать назад проделал подобный путь, убежав от Саддама Хусейна.

Сюда, в Германию, бегут и тутси и хуту, и желтые и черные, курды из Ирака и иракцы из Ирана, Турции, алжирские террористы и тамильские повстанцы, преследуемые гомосексуалисты и обманутые лесбиянки, девки из борделей и наемные убийцы, карабахские ветераны и абхазские сепаратисты, белорусы от красного порядка и украинцы от коррупции, монархисты от коммунистов и коммунисты от монархистов, албанцы от сербов и сербы от албанцев, мусульмане от христиан и христиане от мусульман. Евреи, конечно, тоже бегут, но объяснить толком, от кого они на этот раз убегают, не могут, поэтому им, как почетным беглецам, немцы придумали обтекаемое название: "Kontingent-Flьchtlinge", "контингент(ные)-беженцы" (наверно, в смысле "из контингента вечных беженцев").

И если уж эти племена, народы и языки сюда добежали и в жизнь внедрились, то выкурить их потом очень трудно. Недавно вот по ТВ сцены из полицейской жизни Франкфурта-на-Майне показывали: немцы-полицаи, вооруженные до зубов, в бронежилетах и масках, поймали 17-летнего барыгу-латиноса, поволокли его в участок и пытаются допрос снимать, а он, не будь дурак, молчит. И не только потому молчит, что у него право такое есть, а потому, что рот шариками кокаина забит. И полиция это знает, но у нее, в свою очередь, нет права залезать пальцами (и другими предметами) в "отверстия тела", поэтому она латиносу ничего сделать не может (все это - пережитки Нюрнбергского процесса, немцы стали осторожны и опасаются, как бы их вновь во всех смертных грехах не обвинили). Постоял он у стены, посверкал белками, немцы его 650 набарыженных марок ему возвращают и отпускают. За месяц у него это 68-й привод, а посадить не могут - факта нет...