Иван Леонтьев-Щеглов - Кожаный актер Страница 4

— Караулова! Караулова! — гулко доносилось до его ушей, в то время как он пробирался с своим замороженным посланцем по полутемному коридору к театральному подъезду…

Опасения, впрочем, были преувеличены. Авдотья Ильинишна, благодаря заботам врача, была спасена и начала очень быстро поправляться. Но бедный Диодор Караулов!.. Попавший прямо с жару в своем наполеоновском мундире на двадцатиградусный мороз, он простудился, и простудился настолько жестоко, что уже всякие заботы врача, вылечившего сестру, оказались излишними, и осталась на долю старухи матери лишь одна забота — похоронить злополучного Дорю возможно лучше и благолепнее. Нечего делать — пришлось расстаться, наконец, с нежно лелеянной «Шведской принцессой», которая оказалась на поверку ничего не стоящей особой и оцененной за сорок рублей лишь благодаря старинной резной раме.

Облеченный в гробу в свой единственный черный сюртук, сшитый еще по выходе из школы у закройщика-еврея специально для ролей графов и виконтов, Караулов, по странной случайности, был схоронен вместе с тем самым веленевым дипломом, который ревниво хранился в боковом кармане сюртука. Таким образом, отходя в ту беспечальную страну, где нет ни кулаков-антрепренеров, ни театральных интриг, ни грошовых «поспектакльных», он как бы захватил с собой к престолу всевышнего свою земную челобитную на предательскую школу Пепочки Добродеева и на всех иных, ему подобных, театральных опричников…

Итак, «кожаный актер» исчез с петербургского горизонта, и семья Карауловых спустилась по ступеням нищеты еще ниже…

Я как-то недавно, после долгого промежутка, навестил театральные подмостки «Ситцевого клуба». Подмостки были все те же — тесные и скрипучие, точно аллегорический эшафот, на котором казнятся безвинные авторские головы. Остался тот же, хотя и подновленный, занавес, изображающий неведомое лебединое озеро с волнами сизого цвета и плавающими белогрудыми лебедями — пленительный вид, воспроизведенный как бы наперекор составившемуся в умах представлению о театральном болоте и его злокачественных жителях.

И за кулисами было все то же…

По сцене прогуливался взад и вперед хмурый и неумытый человек, с виду похожий на калабрийского бандита[14], и, размахивая руками, подзубривал какой-то возвышенный монолог; от времени до времени он отрывал глаза от тетрадки и перебрасывался нехорошими словами с плотниками, ставившими декорацию. Подбежала к суфлерской будке какая-то невзрачная дева в коротком и прозрачном пеньюаре и, наклонясь к суфлеру, капризно прошепелявила:

— Вы мне монолога перед смертью не подавайте! Я умру просто… без монолога!

Показался было в глубине беспечальный толстяк в шубе и мокроступах, смахивающий по наружности на Фальстафа[15] и направлявшийся, по всем признакам, и выходу, но был немедленно остановлен калабрийским бандитом:

— Стой, ты куда?

— Ну, известно, куда…

— Эфиоп ты эдакий! Ведь у тебя в последнем акте есть еще сцена с безумной матерью?

— Разве есть? Вот история!

И блудливый толстяк в шубе и мокроступах проваливается обратно в уборную…

В уборной я застал целое скопище каких-то непостижимых, самодовольно лепечущих юнцов с физиономиями заморенных котят и обиженных мопсиков — жалких, преждевременно выкинутых на свет театральных младенцев, которым следовало бы еще сосать молоко, учить «Отче наш» и долбить азбуку и которые уже тянули коньяк, судачили о рецензиях и мнили себя Чацкими и Фердинандами…[16]

«Бедный кожаный актер! — подумал я про себя с грустью. — Конечно, его ожидала лучшая участь… если б ему поручали роли заблаговременно!..»

1889

Комментарии

Рассказ опубликован в газете «Новое время» (1889, 10 октября, № 4891). Печатается по изданию: Иван Щеглов. Корделия. СПб., изд. А. С. Суворина, 1891.

21 октября 1889 г. Чехов писал Щеглову: «Читал я Вашего „Кожаного актера“ и очень рад, что могу салютовать Вам. Рассказ превосходный. Особенно пластично то место, где мелькает малый в дубленом полушубке. Молодец вы, Жанушка. Только на кой черт в этом теплом, ласковом рассказе сдались Вам такие жителевские [17] перлы, как „облыжный“, „бутербродный“ и т. п.? К такой нежной и нервной натуре, каковою я привык считать Вас, совсем не идут эти ернические слова. Бросьте Вы их к анафеме, будь они трижды прокляты… Очень хорошо „нажми педаль“, хороша рожа у гастролера. Заглавие тоже хорошее».

При подготовке рассказа для сборника Щеглов убрал слово «облыжный».

Примечания

1

Коломна — пригород Петербурга.

2

«Орфей в аду» (1858) — оперетта французского композитора Ж. Оффенбаха.

3

«Князь Серебряный» — инсценировка по роману А. К. Толстого (1817–1875).

4

Актер Несчастливцев — герой пьесы А. Н. Островского «Лес» (1870), поставленной в 1871 г. в петербургском Александрийском театре.

5

Крупнейший частный театр в России был основан в Москве в 1882 г. русским театральным деятелем Ф. А. Коршем (1852–1923).

6

Книга «Театральное искусство» Боборыкина Петра Дмитриевича (1836–1921), писателя, драматурга и теоретика театра, вышла в Петербурге в 1872 г.

7

Цитата из драмы Ф. Шиллера «Разбойники» (1781).

8

Лесное и Озерки — пригородные местности Петербурга, имевшие летние театры.

9

Номады — древние кочевники.

10

Ливадия — пригород Петербурга.

11

Воляпюк — жаргон.

12

Бурбоны — королевская династия, правившая во Франции в XVI–XIX вв.

13

См. коммент. на с. 459.

14

Калабрия — область на юге Италии, как и Сицилия, знаменитая в XIX — начале XX вв. своими разбойничьими шайками.

15

Фальстаф — герой комедии У. Шекспира «Виндзорские проказницы» (1597).

16

Чацкий — герой комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» (1828), Фердинанд — герой драмы Ф. Шиллера «Коварство и любовь» (1784),

17

Житель — псевдоним публициста «Нового времени» А. А. Дьякова.