Марк Поповский - Семидесятые (Записки максималиста) Страница 4

В ЦДЛ состоялся доклад генетика проф. Николая Владимировича Тимофеева-Рессовского. После доклада я отвел его в сторону и между нами состоялся следующий разговор:

- Скажите, Николай Владимирович, когда и как Вы попали в Германию?

- Меня отправил туда учиться мой учитель профессор Кольцов. Это было в 1925 году. Вернулся я в 1945-м.

- А раньше Вы не хотели вернуться?

- Хотел еще в начале 30-х годов, когда к власти в Германии пришел Гитлер. Но меня предупредили, что и дома меня ждет тюрьма, а может быть кое-что и похуже.

- Кто предупредил?

- Кольцов и Николай Иванович Вавилов. Вавилов передал мне это устно в конце 1936 года, когда американец Меллер ехал из Ленинграда в Испанию через Берлин. А Кольцов позднее, через шведов.

- Значит, к 1936 году Николай Иванович уже понимал, что именно происходит в стране?

- Он это понял раньше, еще в 1934-м.

Тимофееву-Рессовскому сейчас 72 года. Вернулся он на родину в арестантском вагоне, после вступления в Берлин советских войск. Рослый, красивый, даже вальяжный. Говорит хорошо, значительно используя огромный научный материал. До прошлого года его генетическая лаборатория в Обнинске (Институт медицинской радиологии) была одним из самых серьезных научных центров, но ее разогнали, а Т-Р. отправили на пенсию.

28 февраля

Говорил о свободе воли с коллегой Валентином Дмитриевичем Ивановым.5 Он слушал как-то вяло, а потом достал с полки толстую книгу и прочитал: "...Не отстраняйте Бога - Он един над всеми именами - от участия во всех больших и малых делах... Отвергнув небо, люди потребуют от самих себя всезнания и всемогущества. Будут наказывать самих себя за незнание и немощность. Они озлятся и сломаются под непосильной тяжестью... Люди будут требовать предвидения и наказывать за неумение предвидеть. Будут казнить за неурожай. Хотя земледелец вовремя положил зерно в землю, но не случится дождя. Будут награждать нерадивых, чьи поля обветрились самосевом с прошлой жатвы и орошены тучами, принесенными будто бы праздным ветром".

"Откуда эти слова?" - спросил я. Оказалось, что Иванов держит в руках собственную книгу "Русь великая". И почему-то именно в эту минуту я заметил у него в углу икону Божьей Матери и подумал, что, пожалуй, В. Д. верующий. Вообще встречи последнего времени все чаще сталкивают меня с теми, кто верит или хочет верить. Позавчера был у меня 33-летний писатель из Ленинграда, умный образованный человек И. Е. Почти весь вечер он говорил об истории религиозных споров, и чувствовалось, что для него это не просто история. А вчера - беседа с пожилым инженером - верующим, который для собственного удовольствия рисует портреты архиереев. В остальное время он обучает студентов резанью металла. Мысли о Боге, о религии, думается мне, охватывают сейчас все большие группы населения. Об этом же со ссылкой на социологов из ЦК ВЛКСМ, говорил на совещании в Комитете по печати Захарченко. "Не отстраняйте Бога..." А может быть, В. Д. Иванов и прав. Скорее всего - да.

1 марта

Интеллигентный врачебный дом. Хозяева меломаны, книголюбы, ценители хорошей кухни и заграничных поездок. Дом, где хранятся прижизненные издания Пушкина и редкие записи иностранных музыкальных светил. Дом, где бывает интеллектуальная элита, где знают, кто такой Анатолий Максимович Гольдберг и Владимир Набоков. Всем был бы хорош дом, но... хозяева евреи. Где-то за умными и скептическими разговорами, вольными анекдотами таится страх. Жизнь прекрасна, но неустойчива. И вот сегодня разговор с мадам. Она ненавидит евреев, которые рвутся в Израиль. Это спекулянты, они спекулируют на своей якобы любви к той родине. Родина здесь, только здесь. И мы обязаны жить здесь. Там ничего хорошего нет. Зашлют в кибуц - наш колхоз покажется раем. И вообще, Израиль - полуфашистское государство. Какое они имеют право представлять всех евреев на всем земном шаре? Если из страны нашей нельзя выезжать и вы считаете, что это незаконно, - боритесь против этого беззакония вообще, а не для одних евреев. Татары крымские, это верно, они жертвы. А евреи-сионисты не имеют права на особое положение для себя. И в заключение главный довод: эта выездная шумиха бросает тень на нас, нас из-за них подозревают в нелояльности...

2 марта

Закончил вторую редакцию рукописи "Беда и вина академика Вавилова". Внес большой кусок о взаимоотношениях с властями в 1924-1934 гг. Переделал всю почти последнюю главу, добавил эпизод с памятником. Надо еще написать послесловие и объяснить суть трагической вины Вавилова. У меня сложилось впечатление, что он страдал тем же пороком, что и многие современные ученые - отсутствием гражданственности, непониманием того, насколько жестоко и грубо попираются его человеческие права. При всем великолепии вавиловского нравственного лица - непонимание или нежелание понимать свое положение вело к некоему пороку во всем его поведении. Жить с постоянным чувством попираемой личности - невыносимо. Он пытался работать, не думая о политике, о своем жалком, зависимом положении, об отвратительных чиновниках, которые год от года все наглее давили его и его дело. Протестовать или искать иной путь для себя может лишь человек, ощущающий себя гражданином. Совершенно ясно, что гражданственность в душе этого гиганта мысли и воли так и не созрела.

6 марта

Солнечный день с легким морозом. Едем с Ли в Переделкино. Обычный переделкинский "винегрет": прелестно изукрашенная патриаршья церковь, рядом дом старых большевиков и их кладбище с ровными рядами одинаковых могил, тут же три сосны над Борисом Леонидовичем Пастернаком и два одинаковых куста над Корнеем Чуковским и его женой. К этим могилам постоянный поток посетителей. Пастернак, которого при жизни знали немногие, стал народным поэтом, пройдя через ад издевательств на краю своего земного бытия. Если писать его биографию, то еще неизвестно, где бы прошла кульминация его жизни. Возможно, она - в его страдальческой кончине.

Встретили на дорожке возле Дома творчества поэтессу Сильву Капутикян. Ей лет за пятьдесят сильно, но она по-прежнему совмещает в своем облике величественность с женственностью. Зашли к ней в комнату: изящная спиртовка для "восточного" кофе, на которой она как-то очень плавно и домовито приготовила нам две чашечки чудного напитка. Пить его из серебряных черненых кованых чашек - двойное удовольствие. Подарила нам свою книгу "Караваны еще в пути", описание ее поездок по Ближнему Востоку, по армянским колониям. Разговор любезный, даже дружеский, и все-таки она не близка мне. Национальный дух - ее главное содержание. Легко ей живется. Рада, что разрешили поставить в Ереване памятник жертвам резни 1915 года. "Дайте нам Арарат и больше ничего не нужно". Такова ее немудреная программа. Просто и удобно.

Моя коллега, пожилая женщина, поймав меня в ЦДЛ, стала выспрашивать, действительно ли на предстоящем XXIV съезде партии будут реабилитировать Сталина. Об этом все говорят, это всех живо интересует. Я ответил, что не верю в полную реабилитацию. Об этом не сумеют договориться.

11 марта

Зарубежное радио сообщает о смерти Галанскова.6 Неужели мы опоздали?! Е. К. Шах все еще на мои телефонные звонки отвечает, что вопрос об операции согласовывается. Послал Шах письмо-напоминание. Галанскова я никогда не видел, но у меня такое чувство, что я его знаю, я почти испытываю его физические и душевные страдания. Много о нем думаю.

13 марта

Надумали с Ли "встряхнуться" - едем в Переяславль. Ей развлечение, мне - поиски людей, знавших д-ра Войно-Ясенецкого с 1910 по 1917 годы, когда он был там зав. больницей. Автобусом в одну сторону 2-3 часа.

Поездка получилась очень удачной. Много гуляли по городу. В музее нашли отчеты Переяславской больницы 1912-1915 годов, издававшиеся Войно-Ясенецким. Главный эпизод поездки - посещение Елизаветы Никаноровны Кокиной в селе Щелканка - няни в доме В-Я. Елизавета Никаноровна живет в чистенькой квартирке в финском домике на краю леса. Войдя в дом, я подал ей фото В-Я. и его жены. "Ой, батюшки, барин! А это барыня! Как вылитая..." закричала хозяйка с нескрываемой радостью. Е. Н. - бодрая, жизнерадостная старуха (77 лет), очень эмоциональная (и всплакнуть успела, и посмеяться с нами), и неглупая. Ее рассказ о быте и нравах семьи доктора В-Я. очень полезен для меня. С глубоким уважением и любовью вспоминает дом, где с ней, деревенской девчонкой, говорили на "вы", где работа была легкой ("Самовар поставить к 8 для барина, а барыня с детками завтракать встают к одиннадцати..."), а плата хорошая. Когда няня Е. Н. родила вне брака, Анна Васильевна Войно-Ясенецкая не стала ее ругать, а наоборот, взяла к себе с ребенком. С хозяевами поехала она в Ташкент, где жила до начала 1918 года, хватив уже разрухи и разлада, которые сопровождали революцию.

Бывший дворник Переяславской больницы Горбунов никаких сведений не дал. Ничего интересного не сказал и один из первых Переяславских партийных функционеров (организатор местного ЧК и комсомола) Дьяков. Теперь он на покое и смотрит передачи, взирая на экран новейшего телевизора. А в свое время был здесь грозой. Тычет мне в руки портреты членов первой партячейки и первого райсовета. Никого не осталось в живых. Всех поубивали в 30-х годах. Объяснить ему, что он и его дружки - творцы эры беззакония, которая их же и пожрала - бесполезное дело. Мой собеседник, имея образование в объеме приходского училища, был за годы советской власти начальником политотдела МТС ("Вы знаете сельское хозяйство?" -- "А чего там было знать?.."), начальником связи Ярославской области ("Вы связист?" - "Да, я в 1913 году поступил работать в почтовую контору"), секретарем райкома, председателем райисполкома... Кто исчислит вред, нанесенный этим милым, свежим старичком у телевизора? Спрашиваю: