Константин Симонов - Доброе имя Страница 4

Широков уходит. Крылова снова садится и, зябко поеживаясь, устало проводит по лицу ладонью. Черданский, выйдя из дома с чемоданчиком в руках, хочет сделать вид, что не заметил Крылову, и пройти мимо.

Николай Борисович!

Черданский. Да, Вера Ивановна!

Крылова. Извините, что я вас допекала своими разговорами сегодня, в воскресенье…

Черданский (небрежно). Пожалуйста!

Крылова…но я хочу вас честно предупредить, что если вы и завтра не ответите на это письмо, я пожалуюсь на вас прямо редактору.

Черданский. И на том спасибо. (Иронически кланяется.)

Входит Широков с жакетом.

Крылова. Пойдемте.

Широков (полуоборачиваясь к Черданскому). А ты что, уже уезжаешь?

Черданский. Да, я уже отдохнул сверх головы.

Широков и Крылова уходят в дом. По аллее идет Тамара Филипповна с книгой, подходит сзади к задумавшемуся Черданскому.

Тамара Филипповна. Николай Борисович, вы не собираетесь идти пить чай?

Черданский (вздрогнув от неожиданности). Нет, не собираюсь.

Тамара Филипповна. Что с вами, Николай Борисович? Раньше вы бывали любезнее.

Черданский. Раньше со мной бывали любезнее.

Тамара Филипповна. Пойдемте в парк, посидим, я вам почитаю вслух Метерлинка. Это так успокаивает. Особенно в подлиннике…

Черданекий (яростно). Сделайте одолжение, успокойте меня, идите, читайте Метерлинка, не Метерлинка, кого хотите, в подлиннике, в переводе, как хотите, только одна, без меня. Понимаете? Извините. Хорошо? А?

Тамара Филипповна уходит, растерянно оглядываясь на Черданского. Из дома выходит Дорохов, присаживается на скамейку, обтирает мел с рукава.

Дорохов. И у повара тоже выиграл, даром, что он тут каждый день тренируется! А кии плохие – надо наклейки менять. Ну что, в город, что ли? Захватить?

Черданский. Если не возражаете.

Дорохов. Что же возражать, заедем ко мне, жена, наверное, чего-нибудь к вечеру сообразила, знает, что я весь день с народом. А при народе у меня закон – не пью. (Взглянув на Черданского.) Почему скучный?

Черданский. Опять Крылова со своими письмами допекала.

Дорохов. А ты, между прочим, к письмам будь повнимательней. Письма – они, знаешь! Вот, ведем с тобой в газете кампанию против склочников – и кое у кого наверху уже неплохое мнение складывается. А одна ошибка – и все можно подмочить, весь авторитет газеты! Ты учти это! (Встает.)

Черданский. Не беспокойтесь! Пока я это дело веду, авторитет газеты подмочить никому не дам! (После паузы.) Антон Андреевич! Хочу спросить тебя откровенно, по-товарищески: когда же наконец меня в обкоме утвердят?

Дорохов. Да, похоже, что скоро, – настроение вроде в твою пользу. (Направляется вместе с Черданским к калитке.)

Черданский останавливается, вглядывается вдаль.

Черданский. Санников!

Входит Санников.

Сергей Сергеевич, чтобы не забыть, – завтра прямо с утра вызовите телеграммой этого преподавателя, который дал нам материал к фельетону о Твердохлебове. Пусть приедет, и чем скорее, тем лучше.

Санников. А как его найти? Он говорил, что уезжает куда-то в отпуск.

Черданский. Что вы – дитё школьного возраста или газетчик? Он мне нужен – значит, найдите его.

Санников (неуверенно, но громко). Будет сделано. (Уходит.)

Когда Дорохов и Черданский скрываются за калиткой, в аллее с книгой в руках показывается Тамара Филипповна и долго смотрит им вслед. Из открытого окна доносятся звуки гитары и рояля. Захлопнув книгу и придерживая двумя пальцами краешек платья, Тамара Филипповна делает такое движение, словно она сейчас закружится в вальсе, но, опасливо взглянув на окна, снова раскрывает книжку и медленно, со своим обычным неприступно-жалким видом проходит мимо дома.

Картина вторая

Кабинет ответственного секретаря редакции. Письменный стол. Шкаф с энциклопедиями и комплектами газет за многие годы. Комплекты лежат еще и на подоконнике. К одной из стен придвинут вплотную длинный стол, тоже загроможденный комплектами газет. По другим стенам – полдюжины стульев. Письменный стол завален газетными полосами и гранками. Черданский работает за ним без пиджака. Поздний вечер.

Черданский (прикладывает к газетной полосе линейку строкомера). Еще двадцать строк надо сократить. (Ожесточенно черкает карандашом.)

Входит Акопов с перегнутой пополам газетной полосой в руках, в приподнятых на лоб очках.

Ну, что?

Акопов (садясь против него на стул и протягивая ему полосу, резко). Это я тебя спрашиваю, что? Ты что же с нашим материалом сделал?

Конец ознакомительного фрагмента.