Борис Можаев - Падение лесного короля Страница 4

Коньков, казалось, позабыл и о лесном складе Боборыкина, и о самом бригадире Чубатове, и о плотах - обо всем том, зачем приехал в эту таежную глухомань; он преданно повсюду поспевал за Головановым и по первому слову его кидался с топором или с лопатой на огонь.

- Так его, капитан! Глуши, бей по горячему месту, - покрикивал Голованов. - Вот это по-нашему. Молодец!

Старик был неутомим; то с шуткой, то с матерком подваливал он одним ударом топора высокие сосенки да елочки, а Коньков, ухватившись обеими руками за комель, оттаскивал срубленные деревья подальше от пожара.

Удэгейцы так же азартно и ловко подрубали корни, сносили валежины, бегали с ведрами и засыпали песком горящие лежбища палого листа и всякой прели.

Меж тем незаметно опустились сумерки; очистились вершины деревьев от дымной завесы, и в просветах от поваленных сосен да елочек заблестели на небе звезды; все стихло - ни возбужденных криков людей, ни огненных вспышек, ни треска горящих сучьев, - только редкие головешки, присыпанные песком, все еще чадили жиденькими струйками, но дым пластался понизу возле корневищ, перемешивался с вечерним туманом.

- Баста! - сказал Голованов. - Шабаш, мужики! Хорошо поработали. А теперь вниз, к реке. Мойтесь! Не то впотьмах за чертей сойдете.

- Вместе пойдем! - сказал ему Коньков.

- Ступайте, ступайте! Я еще пошастаю тут. Кабы где не отрыгнул огонек-то. А вы там удэгейцев попытайте.

Люди спускались по крутым откосам к реке, цепляясь за мягкие ветви жимолости и черемухи, у воды шумно плескались и возбужденно переговаривались.

- Кто же тайгу поджег? - спрашивал Коньков.

- Никто не поджигал, сама загорелась.

- Как сама?

- От склада огонь перелетал. Ты что, не соображаешь?

- А склад отчего загорелся?

- Сторож знает, такое дело, - ответил старик удэгеец.

- А где он?

- Я не знай.

- А кто знает?

- Никто не знай, такое дело, - ответил другой старик.

- Куда же он делся? - удивился Коньков.

- Его пропадай...

- Что он, сгорел, что ли?

- Не знай.

Вдруг Коньков увидел идущего навстречу по речному берегу старого знакомого Созу Кялундзигу.

- Соза Семенович! - кинулся к нему Коньков. - Ты что здесь делаешь?

- Председателем артели работаю, - отвечал тот с улыбкой, радушно здороваясь с капитаном.

- Ты ж на Бурлите работал? - удивился Коньков.

- И ты там работал, - невозмутимо отвечал Соза.

- Твоя правда. Скажи на милость - вот так встреча! - Коньков все улыбался и, словно спохватившись, спросил озабоченно: - Вы что, в самом деле не нашли сторожа?

- В самом деле пропал сторож. Куда девался - никто не знает. Утром на складе был, а когда пожар случился - пропал.

- А Боборыкин где?

- Тот ездил на запань. Когда возвратился - склад догорал.

- Ничего себе пироги, - сказал Коньков и после паузы добавил: - Ладно, разберемся.

5

Ночевать пригласил его Кялундзига. Попутно зашли на лесной склад: ни Боборыкина, ни сторожа - тишина и пустынность. Один штабель бревен сгорел начисто, и на свежем пепелище дотлевали мелкие колбешки. Но они уж никого не тревожили - тайга была далеко от них, а уцелевшие штабеля бревен еще дальше. Коньков носком сапога поворошил кучки пепла - ни искорки, ни тлеющего уголька. Все мертво.

- А отчего колбешки дымят? - спросил он Кялундзигу.

- Это они остывают, дым изнутри отдают. Огня уже нет, - ответил тот спокойно.

- Ты все знаешь, Соза, - усмехнулся Коньков.

- Конечно, - согласился Кялундзига.

Эта невозмутимость Созы, его спокойная умиротворенность и уверенность, что все идет по определенному закону, который знают старые люди, всегда умиляла Конькова. "Ну, а если явное безобразие? А то еще преступление, тогда как?" - спрашивал его, бывало, Коньков. И тот невозмутимо отвечал: "Спроси стариков - все узнаешь".

- Надо бы Боборыкина допросить, - сказал Коньков.

- Ночью спать надо. Утром чего делать будешь? - возразил Соза.

- И то правда, - согласился Коньков. - Не убежит он за ночь. Не скроется.

- В тайге нельзя скрыться. Это тебе не город, понимаешь.

- Ну, ты мудер, Соза! - засмеялся Коньков.

- Есть немножко.

Дома их встретила приветливо Адига, жена Созы. Она уже знала, что Коньков здесь, что тушил пожар и что ночевать придет, конечно же, к ним. Поэтому на столе стояла свежая красная икра из хариуса, шумел самовар и рядом с чашками и блюдцами поблескивали хрустальные стопки. Она службу знает, отметил про себя Коньков, увидев стопки для вина. Адига поклонилась ему и протянула руку.

- Вот уж встреча так встреча! - с радостью пожал ей руку капитан. - Лет десять не виделись, а вы ничуть не стареете.

- Некогда стареть - работы много. - Адига кинулась к буфету, достала бутылку водки, поставила рядом с самоваром.

Она и в самом деле выглядела молодо, несмотря на свои пятьдесят лет, лицо округлое, гладкое, как ядреный желудь, сама легкая, подвижная, в черном шелковом халате-тегу с красным и зеленым шитьем по широкому вороту и подолу, в меховых тапочках, опушенных беличьим мехом.

- Умываться будете? - спросила она.

- В реке плескались, - ответил Соза, снимая пиджак.

- Тогда проходите к столу. - Сама нырнула в кухню за цветастую, в ярких полосах, занавеску и в момент обернулась, неся шипящую сковородку жареного мяса.

Да и Соза выглядел молодцом - волосы черные как смоль, без единой сединки, усики аккуратно подстриженные, сухой и жилистый, как матерый спортсмен. Он налил водки себе и Конькову.

- Какие новости на Бурлите?

- Все как было.

- По-старому живут?

- Конечно. За встречу!

Выпили. Адига из кухни принесла еще тарелку каких-то квашеных круглых стебельков, похожих на спаржу.

- Кушайте!

- А что это за штуки? - спросил Коньков.

- Папоротник, - ответил Соза. - Японцам заготовляем. Ешь!

- Папоротник, японцам? - удивился капитан. - Ну и ну... - Попробовал. Вкусно! Лучше всякой капусты.

- Большие деньги платят.

- Да не в деньгах дело! Это ж и нам к столу не лишней была бы закуска.

- Наши не берут. Не заказывают, такое дело.

- А грибы, ягоду, кедровые орехи? - спросил Коньков.

- Тоже не заказывают.

- Мать честная! - сказал Коньков. - Сколько раньше вы с Бурлита посылали одних орехов?

- По сорок тонн!

- А теперь?

- Теперь весь кедр вырубили... Ты кем работаешь? - спросил Соза.

- Следователем уйгунской милиции.

- Зачем приехал сюда?

- Расследовать, куда лес дели уйгунские лесорубы.

- Это мелочь, понимаешь. Вот какое дело надо расследовать: по Шуге и по всем ее верхним притокам - по Татибе, по Мотаю, по Кутону, лес сплавляют. А ведь это нерестовые реки. Нельзя по ним сплавлять. По закону! Почему закон нарушают? Кто виноват? Расследуй такое дело.

- Не могу. Это не в нашей сфере. Здесь другой район.

- А что, для другого района закон другой писан, да?

- Да не могу я, чудак-человек! Полномочий у меня нет на это.

- Какие полномочия? У тебя фуражка милиционера, погоны капитана. Чего еще надо?

Коньков только посмеивался.

- Не смешно, понимаешь. На той неделе знаешь что делали? Реки бомбили! И Татибе и Кутон. Там заломы - лесу много, воды мало. Они бомбы кидали, чтоб заломы разбросать. Речное дно, берега искалечили. Рыбы не будет. Худо совсем! Я знаю, кто бомбил, кто приказ давал. Посадить за такое дело надо. Ты следователь - вот и пиши на них протокол.

- Да не могу я. Они подчиняются краевым организациям. Там и рыбнадзор, и лесная охрана. Туда и сообщай.

- А-а, - Соза поморщился. - Телеграммы давал, звонил. Никто не слушает.

Он налил водки. Выпили.

- Тайга чужой стала, - отозвалась с дивана Адига. - Я говорю ученикам: земля наша и тайга наша. Они смеются: если наша, зачем ее уродуют? - В отличие от Созы, она тщательно подбирала слова, и речь ее была удивительно правильной.

- Заломали тайгу-то? - участливо спросил Коньков.

- Есть такое дело, - ответил Соза.

- Все воюешь с лесорубами?

- С кем воевать? Лесорубы тоже план выполняют. Кедр возьмут, остальное заломают и все бросят. И никто не виноват. Вот какое дело...

- А почему уехал с Бурлита?

- Делать нечего, закрыли артель. Тайгу вырубили, ореха нет, рыбы нет, зверя нет. Одну бригаду оставили - пчеловоды, да немножко клепку заготовляют.

- А говоришь: все по-старому.

- Конечно.

- Отец-то хоть жив?

- Ты что, не знаешь. - Кялундзига посмотрел на Конькова как на ребенка.

- Помер, что ли? - опешил тот.

- Заболел. Опухоль в горле. Врачи сказали - рак. А он говорит - врут. Это не рак, а Окзо [злой дух тайги] гнездо свил. И выстрелил прямо в опухоль.

- Это что ж у вас, поверье такое? - спросил Коньков.

- Пережиток капитализма, понимаешь.

- Да-а! - Коньков покачал головой. - Жаль Сини. Лучший охотник за женьшенем был. А ты говоришь - все как было.

- Конечно.

- А село-то, Банга, стоит на старом месте? - спросил с усмешкой Коньков.

- Ты чего, не знаешь, что ли? - удивился Соза. - Село переехало на другой берег. Там затопляло в половодье. Теперь село на Новом перевале. Живут вместе с лесорубами.