Семья как семья - Давид Фонкинос Страница 4

в ее жизни, – годы работы в Доме Шанель. И особенно момент появления там Лагерфельда – именно тогда, когда Дом потерял популярность и его даже собирались закрыть. В первый день Лагерфельд молча обошел все этажи. Ожидание казалось бесконечным. Никто не знал, как он поступит. Лагерфельд внимательно рассматривал ткани, словно проникаясь окружающей атмосферой. Мадлен он показался очень красивым. Вопреки ожиданиям мэтр выглядел довольно медлительным. Большой любитель книг, он двигался так, как переворачивают страницы романа. Перед уходом он подошел к ней и задал несколько вопросов. Давно ли она здесь? Какого она мнения о Доме? Как видит будущее? Эти простота и естественность навсегда остались у нее в памяти. Остановиться, дать себе время подумать и выслушать тех, кто трудился тут до него. В тот же вечер он вернулся с несколькими эскизами. Он не сказал «да», но оно подразумевалось. Так Дом Шанель обрел мощное второе дыхание.

Мадлен было тогда пятьдесят лет, дочки стали подростками, заботы о них теперь съедали не так уж много времени. Мадлен могла полностью отдаться работе. Она любила возбужденную атмосферу, царившую на показах мод, когда все истерически суетились за кулисами; то была великая эпоха Инес де ла Фрессанж, женщины, по словам Мадлен, элегантной и очаровательной. «Она даже пришла, когда меня провожали на пенсию, подумать только…» И снова, говоря о прошлом, Мадлен растрогалась. Прошлое словно приблизилось; кажется, протянешь руку – и дотронешься до него.

Мадлен улыбалась, вспоминая связанные с профессией чрезмерности. Значение каждой новой коллекции преувеличивалось до безумия, словно благодаря кускам материи начиналась другая эпоха. Все становились слегка невменяемыми. Сколько было ссор, которые потом казались бессмысленными; из-за каких пустяков спорили те, кто сейчас мирно покоится под землей. Наверно, воспоминания о бурном прошлом контрастировали с нынешним монотонным существованием. Возможно, мое присутствие придавало ему новый смысл. Во всяком случае, Мадлен радовал мой энтузиазм.

Потом она стала чаще останавливаться, путаться, повторять одно и то же. Явно утомилась после двухчасового разговора. Мне следовало поберечь мой источник. Я собрался уходить, но она попросила остаться еще ненадолго и дождаться дочери.

9

Валери выглядела точно так, как я себе представлял. Я не видел фотографий, но, слушая Мадлен, мысленно вообразил ее, и образ оказался близким к действительности. Элегантная женщина, во всем облике которой чувствовалась какая-то опустошенность. К тому же на первое впечатление повлияло и ее отношение ко мне. Она сразу же проявила недоверие, которого даже не скрывала. Валери можно было понять: мать привела к себе неизвестно кого и этот тип замучил ее вопросами. Скорее всего, Валери приняла меня за мошенника, что, в сущности, не так уж далеко от профессии писателя.

Она переспросила:

– Значит, вы встретились на улице и мама предложила вам зайти к ней выпить чаю?

– Да.

– И часто вам случается вот так заходить к пожилым дамам?

– Сейчас объясню. Я писатель…

Валери подошла к матери:

– Мама, как ты себя чувствуешь?

– Очень хорошо, – ответила Мадлен, радостно улыбаясь. По-моему, эта улыбка сильно удивила ее дочь.

Чтобы успокоить Валери, я набрал свою фамилию в интернете и протянул ей телефон. Она смогла убедиться, что я не вру, что я уже издал немало книг и некоторые даже имели определенный успех. Пользуясь тем, что теперь Валери ко мне расположилась, я снова объяснил, почему оказался здесь. Она в изумлении повторила:

– Литературный замысел? Моя мама… и литературный замысел?

– Да.

– Моя мама? Литературный замысел?

– Согласен, идея немного странная… Но я решил остановить на улице первого встречного… и написать о нем.

– И это оказалась мама?

– Да. Я думаю, что жизнь любого человека может быть необыкновенно интересной.

– Это бесспорно. Бесспорно. Но кого заинтересуют истории моей матери? Даже я иногда слушаю-слушаю ее, да и отключаюсь.

– Уверяю вас, это будет очень увлекательно. Ваша мама говорила о вашем отце, о вашей сестре… о Лагерфельде.

– Ах вот как? И что же она сказала о сестре?

– Видите ли… этот вопрос… прямо так с ходу… полагаю…

– Ага, понятно. Вы хотите вытянуть на свет наши семейные тайны. Все, что несет с собой боль.

– Нет-нет… Я буду считаться с вашими желаниями.

– Все так говорят. Я редко читаю современные книги, но прекрасно вижу – их часто пишут, чтобы свести счеты.

– …

Мне нечего было ей ответить. Она не так уж не права. Романы продаются чем дальше, тем хуже, поэтому издателей все больше привлекают разные скандальные моменты и публичные разоблачения со всякими непристойными подробностями. Может, я и сам к этому стремлюсь? Не стану же я отрицать, что жду от своей героини рассказа о семейных секретах, которые подогреют интерес к роману. Может, я только делаю вид, что хочу разобраться в жизни некоей старушки, а на самом деле внутри меня притаился вампир, жаждущий всяческих бедствий. Давайте будем откровенны: счастье никого не интересует.

– Что же вы молчите? – подала голос Валери.

– Прошу прощения… я задумался. Вы считаете, что мне нужны трагедии. Честно скажу: ничего не могу гарантировать. Ваша мама согласилась со мной говорить, и я сам решу, что и как внести в книгу. Но она ведь не обязана говорить мне все…

– Вы прекрасно понимаете, что́ из этого в итоге получится. Вы вызовете ее на откровенность, ей много лет, иногда она не отдает себе отчета…

– Почему ты так говоришь? – сухо вмешалась Мадлен.

– Извини, мама. Я не то хотела сказать. Я просто стараюсь выяснить, чего месье добивается.

– Еще раз: я понимаю вашу настороженность, – сказал я. – Но мои намерения самые добрые…

Валери молча посмотрела на меня и сделала знак, чтобы я шел с ней на кухню. «Мы сейчас вернемся», – сказала она матери, которая как будто ничуть не удивилась тому, что при ней не хотят обсуждать вещи, касающиеся ее напрямую. Наверно, с возрастом к этому привыкаешь: о вас говорят так, словно ваше мнение не имеет никакого значения. Я подумал о волнении Валери и ее словах: «Иногда она не отдает себе отчета…» Почему Валери так сказала? Боялась, что мать по неосмотрительности выдаст мне что-то сокровенное или постыдное для семьи?

На кухне Валери заговорила очень тихо. Сначала произнесла какие-то незначительные фразы; ей явно было неловко. Потом заявила: осуществить мой план будет сложно, потому что мама теряет память. Я не сомневался, что с возрастом память зачастую страдает. Но Валери добавила: «У нее начинается Альцгеймер. Пока все не так страшно, но я вижу, что буквально с каждым днем дело ухудшается, она забывает имена, определенные моменты жизни…» Я, правда, ничего такого не заметил. Целых два часа Мадлен перемещалась