Японские писатели – предтечи Новейшего времени - Нацумэ Сосэки Страница 4

При свете огня кагариби, горевшего в металлической коробке, военачальник взглянул мне в лицо и спросил, буду ли я жить или умру? В те дни был такой обычай — задавать этот вопрос всем пленникам. «Жить» — означало сдаться, «умереть» — не сдаваться. Я коротко ответил: «Смерть». Военачальник отбросил лук, которым опирался о траву, и стал вытаскивать висевший на поясе меч, похожий на дубинку. Порыв ветра дёрнул язык пламени, который отблеском лёг на лезвие меча. Я раскрыл правую ладонь как кленовый лист и поднял её на уровень чуть выше глаз, повернув к военачальнику. То был знак «Подожди!» Военачальник с металлическим звяканьем вернул меч в ножны.

Даже тогда была любовь. Я сказал, что перед смертью хочу последний раз увидеть женщину, о которой думаю. Военачальник сказал, что будет ждать до той поры, пока на рассвете не пропоёт петух. До этого женщина должна ко мне прийти. Если он закричит, а женщины всё не будет, меня убьют, и я с ней не увижусь.

Военачальник, не вставая, уставился на огонь в кагариби. Я продолжал сидеть на траве со скрещёнными ногами в сапогах и ждал женщину. Ночь постепенно проходила.

Время от времени в кагариби раздавался звук осыпающихся углей. От этого вырывались язычки пламени и военачальник начинал как будто колыхаться. Под смоляными бровями поблёскивали его глаза. Потом кто-то подходил и подбрасывал веток в огонь, отчего он начинал трещать. Это был храбрый звук, способный отогнать мрак ночи.

А в это время женщина отвязывала белую лошадь от дуба за своим домом. Погладив её гриву трижды, она легко вскочила лошади на спину. Она ехала без седла и без стремян; длинными белыми ногами она ударила ей по бокам, и лошадь сразу перешла в галоп. Далеко в небе она увидела отблеск от кагариби. Лошадь мчалась сквозь темноту к этому свету; из ноздрей её вырывалось дыхание, подобное двум факелам. А женщина всё ударяла и ударяла её по бокам своими тонкими ногами. Лошадь скакала так быстро, что в небе отдавался стук её копыт. Волосы женщины струились в темноте позади неё. И всё же она не успела к кагари.

Внезапно с той стороны дороги, где была полная мгла, раздался петушиный крик: Ку-ка-реку! Женщина откинулась назад и обеими руками натянула поводья, а лошадь зарылась копытами в твёрдую землю впереди.

Ку-ка-реку! — раздался новый крик.

У женщины вырвался возглас удивления; она отпустила поводья. У лошади подломились колени, и она упала вперёд вместе с наездницей. В скале под ногами оказалась глубокая расселина.

Следы от конских копыт до сих пор остаются на скале. Сымитировал крик петуха Аманодзяку.[16] Покуда на скале остаются следы, Аманодзяку — мой враг.

Шестой сон

Услыхав, что скульптор Ункэй[17] вырезает двух царей-охранителей у Горных Ворот храма Гококудзи, я решил сходить и посмотреть, но оказалось, что там уже собралась большая толпа, и все живо обменивались мнениями.

На расстоянии 5–6 кэн[18] от ворот стояла большая красная сосна; её ствол тянулся высоко к синему небу, закрывая вид на черепичную крышу ворот. Зелень сосны и киноварный лак ворот хорошо сочетались. Да, сосна была удачно расположена. Ничем не стесняемая, поднимаясь слева от ворот, на стремилась ввысь, а ствол её расширялся к козырьку, и во всём этом был какой-то древний облик, напоминавший эпоху Камакура.[19]

Однако все зеваки были, как и я, из эпохи Мэйдзи.[20] Из них больше всего было извозчиков-рикш, скучавших в ожидании седоков.

— Да, здоровая штуковина! — говорили они.

— Это тебе не человека вырезать, тут работы-то побольше будет… Пока я это слушал, один мужчина вдруг сказал: — Смотри-ка, да это же — добродетельные цари! Что, и сейчас их вырезают? А я думал, всех добродетельных царей сделали в старину.

— Да-а, сильные, правда? Знаете, что они говорят? Что нет никого сильнее Добродетельных Царей. Говорят, они сильнее Ямато Дакэно Микото![21] — сказал другой мужчина. Его кимоно было подоткнуто под пояс; шляпы не было вообще. Выглядел он необразованным.

Ункэй двигал молотком и резцом, не обращая внимания на комментарии собравшихся, даже не оборачиваясь. Взобравшись высоко наверх, он занимался лицами Добродетельных Царей.

На голове Ункэя была маленькая шляпа эбоси.[22] Куртка — кажется из сапана — с рукавами, подвязанными назад, чтобы не мешались. Выглядел он человеком древности, никак не сочетавшимся с галдящими зрителями. Интересно, почему Ункэй сейчас живой? Странно, — подумал я, но продолжал смотреть.

А сам Ункэй, казалось, ничего странного в этом не находил, продолжая усиленно свою работу резчика. Один молодой парень, всё это время глядевший задрав голову, повернулся ко мне и сказал:

— Такой вот он, Ункэй! Для него нас просто нет. Для него под небом героями только Добродетельные Цари и он сам! Здорово, да?

Эти слова меня заинтересовали, и я повернулся к парню, а он без перерыва продолжал:

— Только посмотрите, как он работает молотком и резцом! Он достиг тончайших сфер большого самопребывания.

В это время Ункэй принялся вырезать кустистые брови где-то 1 сун[23] в высоту. Как только он сдвигал наконечник резца, то сразу же наносил удар молотком под немного другим углом. С каждым ударом вниз летели мелкие кусочки твёрдого дерева, и пока я смотрел, появился искажённый яростью нос с как будто пышущими огнём ноздрями. Орудуя своим «мечом», Ункэй нимало не колебался; казалось, у него вообще нет никаких сомнений.

— Поразительно, как он свободно пользуется резцом, а получаются брови и нос, — сказал я как бы самому себе, не в силах сдержать чувства.

— Да нет же, — сказал парень, — он не резцом делает эти брови и нос. Он пользуется молотком и резцом, чтобы выкопать их из дерева. Это как добыть камень из земли — никак не ошибёшься.

Я впервые подумал о скульптуре таким образом. Получается, ею мог заниматься кто угодно? Вдруг мне захотелось самому вырезать Добродетельных Царей, и я вышел из толпы и вернулся домой.

Достав стальной молоток и резец из ящика с инструментами, я вышел на задний дворик; там лежал дуб, поваленный недавней бурей, который я намеревался пустить на дрова; его разделали на много чурбаков как раз нужного размера. Я выбрал из них самый большой и принялся со всеми силами вырезать, но, к сожалению, не нашёл внутри Добродетельного Царя. И из следующего тоже не откопал. И из третьего. Один за другим, я