Смерть напоказ - Эрве Гибер Страница 4

я не отворачиваюсь, глотаю его, я шагаю, смотрю по сторонам, сворачиваю с улицы направо, потом налево, никто мне не попадается, я не хочу оставаться в одиночестве дома, мне открывает Бертран, он один, он еще не спит, он почти ничего не говорит, на нем тапочки с розовыми помпончиками из перьев, мне это кажется странным, мы пьем, слушаем радио, звуки кажутся мертвыми, давно отзвучавшими, доносящимися издалека, сообщают сведения, которые не имеют никакого отношения к реальности, виски обжигает внутренности, я не ужинал, болтающаяся, плещущая желчь в желудке порождает икоту, я предлагаю ему пройтись, я снова на улице, движения даются с трудом, кто-то громко говорит, Бертран поет, но я едва его слышу, холод проникает мне под кожу, мы слишком много выпили, подходим к моему дому, я рассказываю ему о старухе сверху, о ее умершем прошлой ночью муже, меня тут не было, забыл спросить, как именно он умер, странно, что, вопреки обыкновению она сама ничего не сказала.

Старуха эта меня ненавидит, я возвращаюсь поздно, вероятно, слышен какой-то шум, она все слышит, всю ночь сторожит, выжидает, она говорит, что не спит, она пытается угадать, с кем именно я вернулся, когда слышит мой голос, однажды утром она пришла меня обругать, потому что ночью я заблокировал лифт на этаже, чтобы еще раз спуститься, она говорила, что не могла из-за этого выйти на улицу, хотя она никогда туда не выходит, через открытую дверь она пыталась рассмотреть, как выглядит моя квартира, она говорила, что собирается подать жалобу, говорила, уж ее-то никто не трахает в задницу.

Я рассказываю все это не слушающему меня Бертрану, мы заходим ко мне, я думаю, что старуха наверху спит или сидит рядом с мужем, я хлопаю дверью, мы разговариваем с Бертраном громко, она там задвигалась, нам было слышно, мы замираем, чтобы послушать, на миг задерживаем дыхание, прямо над нами покойник, мы ложимся на пол, смотрим в потолок, он лежит там так же, как мы — может быть, тоже на полу, хотя меня бы это удивило, потолок вот-вот обвалится, и мертвец упадет нам прямо на голову.

Вероятно, мы разбудили тетку, потому что она там ходит, должно быть, она спала, — нет лучшего средства, чтобы сбежать, забыться, нежели сон, — она вновь возле тела мужа и теперь начала икать, должно быть, на какое-то время она обо всем позабыла. Мы кричали и смеялись, и она вновь заикала, ей следовало бы расхохотаться, чтобы, наконец, перестать так вот всхлипывать.

Мы продолжали всю ночь, не спали ни мы, ни она, сквозь ставни в комнату проникал, как всегда, омерзительный рассвет, хотелось блевать, мы даже совали в рот пальцы, но выходил лишь поток горькой желчи, горькая слюна, виски прекратил действовать, мы, сидя на полу, дрожали, я взял бутылку и попробовал ее выебать, но у меня не вставал.

Зазвенел будильник, кто-то проснулся и собирается на работу. В мой приоткрытый рот что-то сочится, что-то жидкое, это слезы Бертрана, он плачет, мы прижимаемся друг к другу, обнимаемся, задыхаемся. Я упираюсь коленкой в его ягодицы, пытаюсь из-под него выползти, поднимаю его, ничего не видя, напрасно, он неподвижен. Я наваливаюсь на него, сдавливаю. Его лица не видно, оно закрыто волосами. Он их жует. Посреди волос торчит язык, я зажимаю его между пальцев, как если б поймал рыбку, он твердый, сухой, чувствуются бугорочки, они чуть шершавые, это похоже на грубый бархат. Я напрасно к нему прижимаюсь, мне холодно. Внезапно у меня начинают сильно стучать зубы, я прикусываю ему язык, он ничего не говорит, но по тому, как дернулся язык, я чувствую, что ему больно, лицо, которое я вижу передо собой, искажает гримаса, что-то оросило, омыло нам рты. Я выуживаю из его рта оставшийся от ужина не проглоченный кусочек холодного мяса и принимаюсь жевать, он и так уже мягкий, чувствую, как проглатываю его.

Два часа спустя мы стоим и смотрим друг на друга в противоположных концах комнаты, ставни по-прежнему прикрыты, слышно, как по коридорам ходят взад и вперед, но это далеко.

Кофе я не варю, у меня его нет. Бертран требует, но я не могу приготовить ему кофе. У меня начинают нестерпимо чесаться ноги, я с силой, почти сдирая кожу, их тру, проступает кровь, и мне становится легче, когда я смотрю, как изнутри что-то выходит. Потом руки краснеют, вот-вот лопнут вены, они могут лопнуть, как я того и хотел.

Мы мало говорим друг с другом. Бертран произносит: я пойду. Я пошел вместе с ним, ушел из квартиры. Время, должно быть, около полудня; консьержка в подъезде не объявила о смерти женщины сверху, как я того ожидал.

Погода прекрасная, он говорит мне, что думал лишь о том дне, когда вернется весна.

МОРГАНИЕ

Он дрочит в сортире. Собственное дерьмо, рвущее зад, вызывает у него радостные гримасы, сортир оранжевый. Он испражняется. Он не орет, но сфинктер расслаблен, а кишки выворачиваются наизнанку. Он запрокидывает голову. Терпеливый зритель придумал себе стратегию. В двери есть незаметная дырочка на уровне вульвы, чтобы можно было увидеть, как та распахивается, но это не все: замазанное оранжевой краской выходящее на внутренний дворик окно в нескольких местах продырявлено. Разбитое стекло непосредственно позади сидящего позволяет видеть, что, пока он срет, он смотрится в зеркало. Чтобы дотянуться до того окна, он должен сначала открыть первое, выходящее в коридор, окно кабинки, перегнуться через раму и ухватиться за карниз. Он тоже смотрит. Смотрит прямо в упор. Приник сощуренным глазом к щели. Напротив унитаза есть зеркало, в котором отражается его лицо, пока он дрочит и дерьмо распирает анус. Смотрящий на него сзади глаз, чтобы ничего не пропустить, широко распахнут, как дыра в заднице, разверстая, чтобы ее пробуравили. Он смотрит на свое отражение, смотрит, как он кончает, взгляд блуждает, встречается с острым взглядом глаз, приникших к щели и внезапно пугающихся. Тогда он тоже пугается, перестает срать, елдак с набухшей залупой болтает слишком здоровый, несоразмерный с его теломкарлика. За ним больше никто не подглядывает. Он вновь принимается онанировать. Наблюдатель опять возвращается, он сменил место. Слышно, как кто-то закрывает окно, закрывает осторожно, чтоб не шуметь. Снаружи, вперяясь в дырку в двери, следят за телесными превращениями. Обессиливающий, он опирается о перегородку сральни. Возбужденный настойчивостью взгляда, умножающего порнографические виды. Стоит со спущенными с ягодиц трусами. Смотрит. Несколько минут назад кончить не получилось, он кончит сейчас, сунув в задницу пальцы. Он кончает,