В доме на холме. Храните тайны у всех на виду - Лори Фрэнкел Страница 40

вплоть до середины мая, но теперь весеннее солнышко, точно блудный любимый дядюшка, которого прощаешь в тот же момент, как он объявляется на пороге, обещало барбекю, и стрекоз, и долгие дни на озере, и все уже ощущали близость лета, до которого рукой подать. Теплый ветер предвещал очереди за ледяным лакомством. Как кафе-мороженое ухитрялись протянуть до весны и пережить долгую зиму, Пенн никогда не понимал. Мальчишки тут же обежали соседние столики с вопросом «Простите, вам не нужен этот стул?», чтобы всем хватило сидячих мест на веранде. Лепестки цветущих вишен слетали на их рожки и прилипали к вязкой подтаивающей массе. Весь мир пах солнечным светом, землей и сладостью. Насколько Рози было известно, мягкое мороженое действует так же эффективно, как и медицинская «заморозка».

Она обратила взор на мужа:

— Ты повел себя очень храбро.

— Тем, что съежился от страха?

— Нет. Тем, что выбрал меня. Выбрал нас.

— Мне хотелось крови.

— Я понимаю.

— Его крови. Но пришлось удовлетвориться своей.

— Я понимаю.

— Вместо этого я ничего не сделал.

— Ты сделал все, что было нужно. — Рози слизнула белые щупальца, которыми оброс ее рожок. — Спасибо.

— Обращайся, — кивнул Пенн.

Незнакомец за соседним столиком, у которого они умыкнули стул, подмигнул:

— Прекрасная семья.

— Спасибо.

— Много сыновей.

— О да.

— Должно быть, она чувствует себя окруженной превосходящим противником, — лицо Пенна, должно быть, сделалось озадаченным, и незнакомец кивнул в сторону Поппи.

— И она, и я, — согласился Пенн.

В последний день школьных занятий Рози была на работе, а Пенн укладывал детей спать. Друзья Грюмвальда тоже завершили учебу и помогали тому паковать вещи. Принц покидал родительский дом, чтобы продолжить собственный путь в этом мире. Королю и королеве это желание казалось ребячеством. Грюмвальду не надо было зарабатывать деньги, ибо он мог жить в замке, сколько заблагорассудится. Ему не нужна была работа, поскольку быть принцем — и так работа. Не нужно было искать свой путь в мире. Ему нужен был способ обособиться от мира, остаться дома, остепениться. Но у Грюмвальда были секреты, которые означали необходимость отъезда. И время настало.

«Как ты научишься быть королем, если уедешь?» — умоляюще спрашивали отец и мать.

«А как я научусь быть королем, если останусь? Я должен ехать».

«Куда?» — стенали родители.

«Туда».

«Но если тебе не нужно быть ни в каком конкретном месте, почему ты не можешь просто остаться здесь?»

«Здесь — это единственное место, которое не Там, — объяснил Грюмвальд. — Там — это любое место, которое не здесь. Именно Там я и должен быть».

Несмотря на статус короля и королевы, родители были сбиты с толку, как и полагается родителям молодых людей — но не слишком маленьких, подчеркнул Пенн. Их беспокоило то, что он будет где угодно, только не здесь, — Там, как он это называл. Найти эту страну не удалось ни на одной карте, хотя специально вызвали картографа и заставили его провести тщательные исследования. Грюмвальд тоже немного волновался, по правде говоря, но не мог не уехать. А еще знал кое-что, чего не знали родители, и это знание придавало ему сил. Он знал, что у него есть бесконечные истории, которые будут его поддерживать; слова, которым нет конца, будут освещать путь, вызволят его из любой опасности, исцелят все раны и загладят все обиды, возьмут любую неприятную концовку и превратят ее не в финал, а лишь в перевалочную станцию на пути Туда. И если понадобится принцесса, как иногда бывает, у него на этот случай была Стефани. У них на двоих были принц и принцесса, рассказчик историй и фея-математик, зажигательница звезд и хранитель секретов, так что Грюмвальду казалось, что путь если не надежно вымощен, то хотя бы плотно засыпан гравием, а лучшего начала и пожелать нельзя.

Когда в больнице раздался звонок, Рози ела сэндвич с арахисовым маслом и джемом в комнате отдыха (арахисовое масло было разрешено в больнице, где, помимо всего прочего, было сколько угодно способов эффективно купировать анафилактический шок). Анна Гравиц, медсестра, ответившая на звонок, сунула в дверь только голову. Это всегда было дурным признаком, потому что, если речь не шла об абсолютно дерьмовой ситуации, она просовывалась в дверь целиком, как в финале детской песенки-танца «Хоки-Поки», и вываливала на Рози все сведения о французе, чемпионе в весе пера, который в пятом классе был ее другом по переписке, а в январе этого года приехал в гости, да так и остался. Вместо этого она сказала:

— Держись. Везут студентку из кампуса. Ее нашла охрана, а не полиция Мэдисона. Лежала во дворе корпуса, где проходила вечеринка какого-то студенческого братства. Пролежала, по их оценкам, больше часа. Уилсон говорит, ты ее возьмешь.

Рози вздохнула и заглотнула остаток сэндвича. Полуночный «обеденный» перерыв был приятным, правда, длился всего четыре минуты. Те, кого привозили из кампуса, всегда были особыми случаями. К примеру, у них часто присутствовали осложняющие факторы — наркотики или алкоголь в системе или отсутствие сна неделю во время спешной подготовки только что начатого реферата, на который вообще-то отводился целый семестр. Или неделя без еды, чтобы втиснуться в какое-то особое платьишко и пойти в нем на какое-то особое студенческое мероприятие. С другой стороны, расспросы не всегда помогали понять, что происходит. Они лгали, как дышали. Лгали на случай, если врач будет звонить родителям, или разговаривать с завхозом общежития, или посоветует куратору назначить испытательный срок. Лгали по привычке, потому что привыкли приукрашивать скучные истории и приуменьшать клеветнические. Но в основном их отличие состояло в том, что их сопровождал выездной цирк. Травма хоккеиста была поводом, чтобы все остальные игроки обеих команд и тренеры — тоже оба — встали лагерем в отделении неотложки. Уж о рыдающих соседках по комнате и лихорадочных телефонных звонках родителей пострадавших и говорить не стоит. Соперничающие любовники, часто узнававшие о существовании друг друга прямо в отделении, порой тоже являлись ухаживать за болящими. Как и Пенна