Семь почти счастливых женщин - Лидия Евгеньевна Давыдова Страница 41

Женя подключила Аниту, которая давала ей психологические советы, и Ноэль, которая согласилась стать подопытным кроликом, но всё равно программа не складывалась.

Она доходила до момента, когда получалось диагностировать какую-то проблему, и всё стопорилось. Программа не могла предусмотреть все варианты возможных решений для каждой ситуации.

«Потому что жизнь надо проживать, невозможно предусмотреть каждый шаг. Это невозможно! И бессмысленно», – писала ей Анита в мессенджере.

Например, Женя задала Аните вопрос: «Что можно было сделать, чтобы спасти Регину». По-честному она начала работать над программой именно после ретрита, а точней, после того, как началось расследование и они узнали о случившемся.

Анита высказала предположение, что Регину могло спасти; не единственное, но одно из решений – психологическая работа по взращиванию собственного внутреннего взрослого, того, кто мог бы дать ей самой то, в чём она нуждалась. Близость и любовь.

«Конечно, идеально, когда ты можешь взять это от кого-то извне, мамы, бабушки, любящего родителя, но если не получается, то можно его себе «вырастить». Иначе маленький глупый ребёнок может натворить дел… и сделать то, от чего его уберёг бы взрослый, которого в этот момент просто не было рядом», – написала Анита.

В дверь позвонили, и это отвлекло Женю от мыслей о собственной никчёмности и сожалений по поводу невозможности создать универсальное приложение.

На пороге стояла мама, одетая в стильную байку с новой красивой стрижкой и новым благородно-каштановым цветом волос. Мама наконец-то стала «похожа на человека», с момента отъезда Жени это был самый лучший мамин образ.

– Круто выглядишь! – похвалила Женя и чмокнула маму в щёку.

– Я модная? – Мама покрутилась, обратив внимание Жени на свои новые тяжёлые ботинки и чёрные кожаные штаны.

– Прямо очень, – хлопнула Женя по спине маму.

– А это что? – ахнула мама.

Женя внутренне зажмурилась, предвкушая комментарии мамы по поводу новой татуировки. Она сделала бабочку на кисти левой руки.

– Милая, – сдержанно прокомментировала мама, прошла в комнату и с улыбкой огляделась. – Так вот оно, твоё гнездо, очень уютно, – мама провела рукой по краю деревянного стола. – Вижу, что с оргазмичностью повседневности у тебя всё в порядке, – ухмыльнулась мама, но быстро осеклась. Лицо её стало серьёзным. – Стол похож на тот в Тоскане, помнишь? – сказала мама.

– Что-то есть… – Женя вздохнула.

Она заказала им с мамой пиццу, и, пока ждали, они пили вино, вспоминали ретрит, после которого жизнь каждой из них изменилась.

Несмотря на весь ужас произошедшего, именно благодаря тем десяти дням Женина, да и мамина жизнь поменялись.

Жене было неловко за эти мысли. На фоне чужой трагедии ей надо было чувствовать сочувствие, жалость, она и чувствовала, но вместе с тем тихо радовалась своей трансформации. Эти противоречивые эмоции горевания и счастья одновременно смущали Женю, но вместе с тем она понимала, что в этом противоречии и есть суть жизни. В ней есть место для хорошего и плохого. Последовательно и одновременно.

В дверь опять позвонили.

– Я открою, – подорвалась мама.

– Это пицца, – сказала Женя, накидывая скатерть на стол.

Через минуту мама вернулась.

– Там какой-то доктор, ну, я так думаю, весь в белом и с чемоданчиком.

– Ой, совсем забыла, это сантехник пришёл кое-чего пофиксить, – спохватилась Женя и впустила в квартиру светловолосого статного парня в светлых джинсах, белой рубашке, с чёрным чемоданчиком в руках.

Парень снял обувь и направился за Женей в ванную.

– Симпатичный, правда? – Женя подмигнула маме.

Мама сделала вид, что ей всё равно. Женя прямо чувствовала, как мама сдерживается, чтобы не прочитать Жене любимую нотацию на тему «он тебе не пара».

– Вот думаю, может, закрутить с ним шуры-муры, представь, какие у нас дети получатся красивенные, мои рыжие волосы, его голубые глаза, ух, – Женя артистично скандировала каждое слово, стараясь не лопнуть от разрывающего её хохота.

Мама аж покраснела, бедняга.

– Ну… – промямлила она.

Женя искренне восхищалась маминой выдержкой, она сидела, поджав губы, вцепившись в бокал вина, как в спасательный круг, который не позволит ей утонуть в море своей же гиперопеки и излишнего контроля.

Женя не выдержала и разразилась хохотом.

– Да ну тебя, я же пошутила! Хотя, – она кинула взгляд на двери ванной, из которой раздавался шум воды, – Роберт не простой сантехник, там интересно, – произнесла Женя полушёпотом.

И она со смаком рассказала то, что сама узнала от соседки.

Роберт оказался третьим сыном в семье сербов, родители ухали в Польшу во время войны, так и остались здесь. Семья скромная, мать – медсестра, отец – строитель, старший брат – маляр, второй – сантехник. Когда Роберт заявил, что хочет стать библиотекарем, потому что любит книги и мечтает отучиться в университете, отец был вне себе от ярости. Мать плакала, Роберт и отец ругались, оба брата были на стороне отца.

«Какие книги? А если опять война? У тебя должна быть работа, которая прокормит!»

В итоге Роберт отучился в техникуме, стал сантехником, а параллельно всё равно поступил в университет. Закончил, причём с красным дипломом, теперь у Роберта две работы, утром он подрабатывает в городском архиве, а после обеда чинит сантехнику, а отец рассказывает всем друзьям, что младший – не просто сантехник, а сантехник-библиотекарь с высшим образованием.

Мама сидела и слушала рассказ Жени с открытым ртом.

– Ну если так…

Женя засмеялась.

– Ха-ха, ну конечно, тебе в зятья только кандидата с высшим образованием подавай.

– А то, – поддакнула мама.

– Слушай, мам, – Женя набрала в лёгкие воздух, – а я тебя хотела спросить, ты мне так и не рассказала, что видела на той последней медитации…

– Точно, тебя же не было. – Мама неоднозначно подняла брови. – Ты его больше не слышала, тракториста своего?

Женя засмеялась и сделала лицо, по которому мама поняла, что лучше дальше не спрашивать.

– Я видела женщин нашего рода, – ответила мама, – они говорили мне о том, что мы не можем быть счастливыми, потому что они не были счастливыми, а мы должны делать, как они.

– Ого.

– Да… но я думаю, что именно ты сломаешь этот паттерн, – сказала мама, – ты же собираешься выйти замуж и наделать кучу детей? В том числе мальчуганов? Пока я не окончательно состарилась? Даю добро на Роберта. – И мама опять смешно подняла брови несколько раз, кинув взгляд в сторону ванной.

– Не начинай! – смешно фыркнула Женя, а сама вспомнила, как тряслась после того первого раза, боясь, что «вдруг залетела». Позже она поняла, что Марко был не просто искусным, но и опытным любовником, и ей не о чем было беспокоиться. Но эти подробности Женя рассказывать не стала. Всё-таки она предпочитала маму, которая просто мама, а не мама-подружка.

Мама засмеялась и налила себе вина.

Женя смотрела на расслабленную маму, замечала, что сегодня она не бросила на Женю ни одного такого взгляда, который бы ее раздражал, а может, она просто не заметила.

Наверное, когда дочка становится по-настоящему взрослой, она перестаёт обижаться на маму, ведь обида – это очень детская эмоция.

И Женя сделала то, что никогда в жизни не делала. Обняла маму крепко-крепко и держала её так, не отпуская, чувствуя, как намокает Женина майка от маминых слёз счастья.

50

Ноэль

На пороге стояла Ноэль. Яркие длинные серёжки, касавшиеся ворота пёстрого кафтана, причудливый бант, повязанный поверх кучерявых, медового цвета волос.

– Да ты настоящая заморская принцесса! – Анита раскрыла объятия.

– Как же я рада тебя видеть! – Ноэль крепко обняла Аниту, прижалась к её плечу, вдыхая знакомый аромат эфирных масел.

Ноэль поставила на пол разноцветную сумку, из которой торчал метр, рулон бумаги, карандаши и металлическая бутылка с жёлтой крышкой.

Она оглядела пустое помещение с недавно выбеленными стенами и высокими окнами, пропускавшими много света.

– Так вот она какая… твоя студия.

– Да!

Анита подошла к маленькой кофемашинке в углу, стоявшей на полу.

– Будешь кофе?

– С удовольствием, – произнесла Ноэль и достала из сумки деревянный метр. – Где ты думала поставить стол?

Анита пожала плечами.

– Я полностью отдаюсь в твои умелые дизайнерские руки. – Она принесла Ноэль кофе.

– Подожди, у меня есть аж два стула. – И Анита, отдав в руки Ноэль две керамические чашечки с кофе, поставила у окна два белых раскладных стула.

Они сели напротив друг друга и потягивали кофе. За окнами звенели трамваи и шумела площадь Кадорна.

– Своя студия в центре Милана – это огромный шаг, – произнесла Ноэль.

– Как Луиджи? – дотронулась Анита до её руки.

Ноэль зажала нижний край губы.

– Я переехала жить в Милан.

– А дочка?

– С дочкой, – добавила она, и в глазах промелькнула гордость.

Ноэль выдержала паузу. Она сидела, обняв чашку, словно выпрашивая у неё поддержки.

– Помню,