Сергей Волков (составитель) - Черная книга имен, которым не место на карте России Страница 42

Автор дотошно следит за всеми его перемещениями по партийно-бюрократической лестнице. Объявить занятия типичного партийного функционера героическим служением родине могла только извращенная советская идеология. Единственный в жизни Корчагина эпизод, когда он действительно участвует в чем-то реальном — строительство железной дороги. Но этот эпизод занимает всего три месяца. К тому же он вызван чисто партийными задачами, о чем говорит телеграмма, составленная на митинге строителей: «С напряжением всех сил приступаем к работе. Да здравствует Коммунистическая партия, пославшая нас! Председатель митинга Корчагин».

Все мысли, чувства и поступки героя Н. Островского безраздельно подчинены коммунистической идее. Влюбленной в него Тоне Тумановой он объявляет: «… я буду принадлежать прежде партии, а потом тебе и остальным близким». Именно из преданности коммунизму Корчагин отказывается от любовных привязанностей: он убежден, что должен видеть в женщине лишь соратника по партии, «товарища по цели»; все другие чувства к ней — это «буржуазное разложение». В конце романа герой все-таки женится, но лишь для того, чтобы оторвать девушку от ее некоммунистической семьи и воспитать из нее борца за советскую власть. В итоге жена Корчагина становится коммунисткой и проводит почти все время на заседаниях женотдела и парткома, чем ее муж очень доволен:

Всякий, кто непричастен коммунистической партии вызывает у Корчагина ненависть или презрение. Встречая людей, имеющих «буржуазный» вид (например, свою бывшую невесту, которая вышла замуж за инженера), герой неизменно старается их оскорбить. Он пишет из больницы, что хочет скорее вернуться «в действующую армию, наступающую по всему фронту, туда, где развертывается железная лавина штурма. Я еще верю, что вернусь в строй». Можно подумать, что речь идет о военном времени. Но письмо написано в середине 1920-х годов, Гражданская война закончилась. Возвращение в «штурмующие колонны» означает всего лишь возврат к обязанностям партийного аппаратчика. И все же лексика его письма закономерна: весь мир, кроме родной партии, есть нечто враждебное, подлежащее штурму и разгрому.

Роман Н. Островского — не просто произведение низкого качества, написанное плохим языком. Он совершенно чужд тем нравственным ценностям, которые утверждались классической русской литературой. Корчагину неведомы ни духовные поиски, ни честь, ни доброта и милосердие; он — образец того «нового человека», идеал которого насаждался советской пропагандой вопреки самой человеческой природе. Физические мучения, полная неподвижность и слепота, постигшие его в конце романа, могут вызывать у читателя сострадание, но не могут отменить тот факт, что вся жизнь этого персонажа была посвящена бесчеловечной идее.

В советское время именем этого литературного персонажа называли улицы и учреждения. Улица Павла Корчагина есть и в Москве, в Алексеевской управе.

Павлик Морозов

Павлик Морозов (1919–1932) — подросток, сделавший донос на своего отца и «канонизированный» советской пропагандой как образец для воспитания будущих строителей коммунизма. Он изображался как жертва «кулаков», отомстивших ему за разоблачение их происков. А что произошло на самом деле?

Семья Морозовых жила недалеко от города Тавда (ныне Свердловская область), в деревне Герасимовка, куда дед Павлика, Сергей Морозов, переселился из Белоруссии в конце XIX в. Отец Павлика, Трофим Сергеевич, занимавший должность председателя сельсовета, бросил свою жену Татьяну с четырьмя детьми и ушел к соседке. Оставшиеся тоже не были дружны: дед и бабушка Павлика не любили невестку и внуков, а те платили тем же.

По некоторым сведениям, именно Татьяна Морозова, желая отомстить бывшему мужу, подучила сына написать на него донос. 25 ноября 1931 г. мальчик подал в милицию заявление о том, что Трофим Морозов, пользуясь своим служебным положением, продавал справки спецпереселенцам — раскулаченным крестьянам из Европейской России. Трофима осудили и отправили отбывать срок на Крайний Север, где он и погиб.

В сентябре 1932 г. (то есть почти через год) Павлик и его младший брат Федя пошли за ягодами в лес и пропали. Мать, приехавшая из Тавды через день, позвала милиционера; тот собрал народ, и вся деревня отправилась на поиски. Братьев нашли на дороге; они были мертвы, кругом была кровь и куча рассыпанной клюквы.

В убийстве обвинили деда и бабушку погибших детей, их дядю Арсения Кулуканова и двоюродного брата Даниила. Согласно позднейшим показаниям матери, у Сергея Морозова при обыске «нашли окровавленную рубаху и штаны». Нож дед будто бы принес домой и спрятал за икону (странное поведение для желающего скрыть следы преступления; трупы тоже можно было не оставлять на видном месте, а бросить в болото, где они исчезли бы бесследно). Позднее у него в доме якобы нашли уже «два ножа, рубаху и штаны, запачканные в крови». Сын Алексей рассказал матери, что в день убийства «он видел, как Морозов Даниил шел из леса»; милиционер Попутчик показал, что у Даниила «найдены в крови штаны, рубаха и нож». На свою бабушку Аксинью тот же Алексей донес, что она пошла за ягодами в том же направлении, что и Павлик с Федей, и «могла придержать» их до подхода убийц. Какую роль сыграл дядя, следствие так и не придумало.

В ходе процесса показания Татьяны были кем-то отредактированы. Теперь в них уже утверждалось, что дед, бабка и двоюродный брат убитых, «вся эта кулацкая шайка… собиралась вместе группой, и разговоры их были о ненависти к Советской власти … мой сын Павел, что бы ни увидел или ни услышал про эту кулацкую шайку, всегда доносил в сельсовет или другие организации. Ввиду чего кулаки его ненавидели и всячески старались свести… молодого пионера с лица земли». Таким образом, убийство братьев Морозовых отнесли к «проискам классовых врагов», которых нашли в лице их ближайших родственников. Сергей, Аксинья и Даниил Морозовы, а также Арсений Кулуканов были расстреляны.

Этот процесс был советской пропаганде как нельзя более кстати. В преддверии Большого Террора, когда «врагами народа» объявлялись целые институты и предприятия, важно было представить отдельную семью как террористическую группу, внушить гражданам, что враги могут таиться повсюду. Культ Павлика Морозова учил советских граждан (прежде всего детей) подозревать всех, даже близких родственников, в намерении навредить, отравить, взорвать, убить. «Собрание бедноты поселка Герасимовка», которое потребовало «применить к убийцам высшую меру наказания», стало прообразом массовых «демонстраций трудящихся» и «писем трудовых коллективов», призывавших к беспощадной расправе с «троцкистско-зиновьевским отребьем» и прочими врагами.

После суда Татьяну Морозову и ее детей в деревне возненавидели. Она сама вспоминала, что могилу Павлика и Феди «затаптывали, звезду ломали, полдеревни ходило туда испражняться». И хотя власть вселила ее в хороший дом, хозяева которого были перед тем «раскулачены», Татьяна предпочла перебраться в райцентр — подальше от односельчан. НКВД взял «мать героя» на казарменное обеспечение, она не работала. Позднее Сталин распорядился поселить ее в Крыму, в Алупке, назначил персональную пенсию. Младший брат Павлика, Алексей, во время войны был обвинен в измене родине, но благодаря хлопотам матери и родству с «героем» избежал расстрела.

Сам Павлик имел в деревне репутацию хулигана, озлобленного и нечистоплотного. Косноязычный и болезненный, он отличался всеми признаками замедленного развития. В первый класс будущий «пионер-герой» попал лишь за год до смерти и в тринадцать лет с трудом научился читать по слогам. «Говорил с отрывами, гавкая… на полурусском-полубелорусском языке», — вспоминала его учительница. По воспоминаниям очевидцев, Павлик был самым грязным учеником в школе; от него пахло мочой, так как дети Морозовых имели обычай мочиться друг на друга, чтобы досадить или просто развлечься. Советской же пропагандой он был представлен как смышленый агитатор, доходчиво разъяснявший «темным» односельчанам политику партии.

Донос Павлика на отца был использован советской властью для насаждения морали, отрицавшей все библейские заповеди — в первую очередь заповедь о почитании родителей. После дела Морозовых стали формироваться особые группы пионеров, призванных следить за своими родителями и соседями. Юных доносчиков награждали новыми ботинками, велосипедами, поездками в пионерский лагерь Артек. Между прочим, никаких доказательств того, что Павлик Морозов состоял в пионерской организации, не существует…

Именем этого убогого подростка были названы предприятия, суда, школы, детские дома, другие, преимущественно детские, учреждения. О нем было создано множество лживых спектаклей, кинофильмов, музыкальных произведений, поэм и рассказов. Именем отцеубийцы, к тому же в значительной мере выдуманного, названа в Москве улица даже в новом районе Южное Бутово.