Мирза Ибрагимов - Наступит день Страница 42

Его прервал старший жандарм.

- И что тебе далась эта водка? У меня в хурджине и коньяк и ширазское вино. Принеси-ка хурджин, старик!

- Ты еще молод, - рассмеялся в ответ приказчик, - молод, господин мой, и неопытен!.. Дело, милый друг, вовсе не в водке, - перешел он на шепот. Мне надо спровадить этого старика. Понял?

Тем временем Муса принес хурджин и поставил в угол комнаты.

- Жена, - позвал он Сарию, - принеси воды, дай господину помыть руки и разверни скатерть.

Постелив скатерть на полу и расставив посуду, Сария вышла. Жандарм достал из хурджина и раскупорил бутылку коньяку.

- Держи! - сказал он, протягивая одну из пиал Мамеду. - Выпьем за здоровье дяди Мусы!

Муса отвернулся и пробормотал про себя:

- Проклятье вам!

Гости опорожнили пиалы и принялись за поданную Мусой жареную печенку. Приказчик повернул лоснящееся лицо к Мусе, почтительно стоявшему у дверей, и сказал, едва ворочая языком:

- Послушай, дядя Муса, может, все-таки попробуешь достать нам бутылочку водки...

- Тут в селе водки не бывает, - твердо ответил Муса.

- А разве далеко отсюда до города? Каких-нибудь полчаса. Дядя Муса, сделай такое одолжение! Садись на мою лошадь и гони ее прямо туда. Вот тебе и деньги. Десять туманов. За водку заплатишь четыре тумана, а остальные тебе. Ну двигайся!...

- Ладно, поеду, - сказал Муса после минутного раздумья. - Но вы мои гости, и все расходы я беру на себя. Спрячьте ваши деньги.

Муса направился в конюшню, где стал седлать лошадь. В это время к нему подошла Гюльназ.

- Куда ты, отец? Уже совсем темно... - тревожно спросила она.

- Не твое дело, дочка, - сурово ответил Муса. - Обслуживайте гостей...

Он позвал жену в сторону и что-то шепнул ей на ухо. Потом взобрался на лошадь и сжал ей коленями бока. Через несколько минут топот копыт потонул во мраке осенней ночи.

Гости ели и пили. Али, не давая приказчику вымолвить слово, рассказывал о своих деревенских приключениях.

- Дай бог и тебе, - разглагольствовал он, - замечательные девки в Намине. - И он опять пускался описывать свои похождения.

В это время Гюльназ принесла шашлык и поставила на скатерть. Когда девушка повернулась, чтобы уйти, Мамед встал и схватил ее за руку.

- Садись, барышня, садись, покушай с нами!

Гюльназ выскользнула из его рук и, остановившись в дверях, сурово посмотрела ему в глаза.

- Оставьте вашу затею, господин! Я не из таких, как вы думаете.

- Мы еще не таких, как ты, сокрушали...

- Если в вас есть хоть капля чести, господин, то уйдите отсюда гостями, как и вошли... Хлеб-соль вас покарает...

И девушка выбежала из комнаты.

- Такой красавицы я еще в жизни не встречал, - сказал старший жандарм, который, казалось только теперь постиг всю красоту девушки. - Целого мира стоит!

Приказчик окинул его ревнивым взглядом.

- Говоря откровенно, - сказал он, желая избавиться от соперника, - я хочу жениться на ней. Совершенно серьезно. Что с того, что она крестьянка? Уж очень она мне нравится!

Старший жандарм взял приказчика за подбородок и слегка потряс. Он имел изрядный опыт в подобных делах и догадывался о настоящих намерениях Мамеда.

- Милый мой, брось лукавить! Я сам не раз надувал так других. Но сейчас я даю тебе слово мужчины. Три часа пусть девушка будет в твоей власти. Делай с ней, что хочешь. Я тебе не помешаю. Но по истечении трех часов сам аллах меня не остановит. Вот мое условие! Согласен?

Мамед провел рукой по его лицу.

- Да ты поумнее меня!..

Когда была съедена чихиртма и опорожнена последняя бутылка вина, Мамед сказал:

- Теперь изволь сосни. Придет время, я подниму тебя.

- Можешь не беспокоиться, я и сам проснусь, - ответил Али и, не раздеваясь, повалился на тахту.

Вскоре дом огласился его громким храпом. Когда Гюльназ, поспешно убрав посуду, выходила из комната, Мамед у самых дверей перехватил ее.

- Послушай, девушка, - заговорил он, - я хочу жениться на тебе. Я повезу тебя в город, сделаю барыней.

Щеки Гюльназ горели от возмущения.

- Пусти меня! - крикнула она.

Мамед кинулся на девушку и, обхватив за талию, бросил ее на постель. В этот момент чьи-то железные руки схватили его и оттянули назад. Со злобой и удивлением Мамед увидел Муссу.

- Как, ты уже успел съездить в Ардебиль?

- Что я, безумец, чтобы оставить семью на попечение такого подлеца, как ты? Плюнуть бы тебе в глаза, бесстыжая харя! - Затем Муса крикнул: - Жена, давай аркан!

Сария принесла аркан. Они крепко связали приказчика. Не успел Мамед опомниться, как увидел, что его волокут из комнаты в хлев.

- Прости, дядя Муса! Развяжи меня! Не срами!

- Нет, голубчик, не проси! Утром я созову сюда всю деревню. Пусть все видят ваше бесчестье.

Муса запер снаружи дверь комнаты, в которой спал жандарм, и пошел к детям.

Наутро Муса собрал ближайших соседей и рассказал им о случившемся.

- Вот какая беда стряслась над моей головой, - закончил он рассказ. Будьте свидетелями!

Соседи сочувственно покачали головами и предупредили Мусу, что приказчик Мамед и старший жандарм Али жестоко отомстят ему.

- Теперь не жить тебе в этой округе, - сказали она. - Лучше всего переселись отсюда куда-нибудь подальше.

- Куда мне переселяться с оравой детей? К тому же впереди зима. Все они погибнут от холода, помрут с голоду. Если что должно случиться, пускай случится, здесь, в моем доме. Никуда я не стану переселяться.

На глазах у соседей он развязал Мамеда, выпустил из комнаты жандарма и, подведя к ним оседланных лошадей, сказал, указав на ворота:

- Счастливого пути, господа!

- Ну ладно, старик Муса! Запомни! - бросил жандарма пришпорил лошадь.

Мамед молча тронулся вслед за ним.

Весь день Муса ходил сам не свой: за что ни брался, все валилось из рук. Все чувствовали себя так, точно в доме покойник. Даже маленькие ребята, поддавшись общему настроению, не резвились, как обычно.

К вечеру на краю села показались несколько всадников. Это были жандармы. С ними ехали старший жандарм Али и приказчик Мамед. Они направили коней прямо к дому Мусы. Увидя это, соседи также поспешили туда.

Приказчик слез с коня и, подойдя к Мусе, схватил его за грудь.

- Десять лет ты не платишь хозяину за воду! - прохрипел оп. - Выводи корову, осла, овец!

- Приказчик Мамед, - глухо ответил весь потемневший от гнева Муса, иди сам выводи!.. Сила твоя! Ничего, когда-нибудь свершится возмездие!..

- Эй, старик, не разговаривай много! - вмешался в разговор старший жандарм. - Выводи скотину!

Муса продолжал неподвижно стоять. Тогда старший жандарм крикнул своим подручным:

- Выводите! Чего стоите?!

Жандармы бросились в хлев. Сария всхлипнула, ребята громко заплакали. Растолкав их, жандармы погнали животных со двора.

- В пять дней ты должен оставить деревню! - сказал приказчик Мусе. Иди куда хочешь, ко всем чертям! Чтобы духу твоего здесь не было!

В ту же ночь Муса нахлобучил на голову мохнатую папаху, надел старую чоху, повязал шею шерстяным шарфом и, взяв узелок с хлебом, ушел из дому.

- Я дойду до самого шаха. Буду жаловаться... - И он пустился в путь - в столицу.

Но приказчик и старший жандарм не прекратили преследований. По приезде в город они получили приказ: конфисковать все имущество крестьянина Мусы и выслать его с семьей из Ардебильского округа.

Получив возможность добить, изничтожить, стереть с лица земли ненавистного старика, они, ни на один час не задерживаясь в городе, помчались обратно в село.

Известие о том, что старик Муса отправился с жалобой в Тегеран, еще больше взбесило их. Они выволокли Сарию из дому, вытолкали ее с детьми со двора на улицу.

- Куда отправился муж, туда ступай и ты!..

Женщина была в полном отчаянии. Никто из соседей не рискнул оказать ей помощь, предоставить ей ночлег в своем доме. Приказчик и старший жандарм объявили во всеуслышание, что это приказ самого шаха и что всякий, кто чем-нибудь поможет семье бунтовщика, будет выслан из округа.

Сария шла рядом с Гюльназ, держа меньших ребят за руки, по дороге, которая вела в Тегеран.

"Может, найду своего старика!" - думала она.

Она не знала того, что, избежав зубов волка, она бросилась в пропасть...

Холодный ветер дул с вершины Савалана, крутил пыль в долине. Мороз все крепчал, пронизывающий туман окутывал деревню. Те, кто не имел дров и угля, с вечера заваливались спать, закутавшись в толстые одеяла. Декабрь шел к концу. Осень отступала перед неумолимо надвигавшейся зимой, гуще становился дым из труб.

Не дымилась лишь труба в доме Мусы, не зажигался в вечерних сумерках огонь в его окне. В этом доме был непроницаемый мрак, царила гробовая тишина. Лишь ворчанье бездомных собак, набившихся в опустевший хлев, нарушало зловещую тишину.

В один из таких вечеров в деревню прибыл Фридун. Охваченный глубоким волнением, он шел по пустынным улицам, которые будили в нем целый рой воспоминаний.