Валерий Исхаков - Жизнь ни о чем Страница 42

- Ну, положим, не всегда. Насчет коньяка у меня тоже такая мысль была. И у Андрея тоже. Он мне потом по секрету сказал.

- А мне Боря Путешественник. Я с ним часто общаюсь через "аську".

- Я тоже. Вот кому повезло в жизни, правда? По крайней мере он единственный, кто может с чистой совестью сказать, что живет не как все.

- А как же Андрей?

- А что - Андрей? - Во мне проснулся дух противоречия, разбуженный Натальей Васильевной. - В наше время быть богатым - не исключение, а правило. По крайней мере все хотели бы жить так, как он, только не получается. А вот подражать Боре немногие бы захотели.

- Это точно.

- А ты?

- Что я? Я бы ни за что! Я змей ужасно боюсь.

- Я не про то. Твой образ жизни тоже вряд ли назовешь традиционным.

- Вот ты про что: - Она небрежно закинула ногу на ногу, сощурила глаза, улыбнулась.

Кожа на ногах, я заметил, у нее гладкая и загорелая, как в молодости, ногти покрыты нежно-розовым лаком, пятки розовые и гладкие, как у младенца. Возраст выдают, пожалуй, только руки и, в меньшей степени, лицо и шея. Может пока себе позволить принимать меня по-домашнему, без малейших следов макияжа, в простеньком халатике и тапочках на босу ногу, и при этом производить впечатление ухоженной и красивой женщины. Впечатление, которое она не стремится производить. По крайней мере - на меня. И на других мужчин тоже. Мы - вне игры. Наше мнение больше ничего не значит для Нины и ее новых подруг. Нас даже не особенно стесняются - как мы не стесняемся своих домашних питомцев.

- Можешь не говорить об этом, если не хочешь.

- Да нет, я этого не стыжусь. И даже дочка привыкла и перестала меня стыдиться. Хотя и не собирается следовать моему примеру, - уточнила Нина. Папаше своему ничего не говорит, и на том спасибо: Но ты ведь не для того ко мне приехал, чтобы выслушивать бредни старой лесбиянки!

Нина не покраснела и не побледнела, произнося страшное слово. Рука с сигаретой не дрогнула. И глаз от меня она не отвела, напротив, пристальнее вглядывалась, словно хотела понять, какое произвела на меня впечатление. Но я тоже не промах. Я слишком долго работал следователем прокуратуры и научился владеть собой. К тому же я здесь действительно не затем, чтобы выслушивать проповеди о преимуществах лесбийской любви. Другое дело, что я пока что не знаю, поможет необычная ориентация Нины моему делу или помешает. Понятно, что шантажировать ее этим бесполезно. Она уже приспособилась к своему нынешнему состоянию и не делает из него тайны. А где нет тайны, нет повода для шантажа. Чувство вины? Вряд ли она чувствует себя виноватой перед кем-то. И уж в последнюю очередь - передо мной. Остается одно: ее несомненная благодарность к Андрею. В этом обмануться трудно. Он благодетель не только для половины города. Он что-то такое сделал для Нины - думается, не только компьютер, это мелочь, приятное дополнение к главному, - в чем-то он ей по-настоящему помог. И ради него она готова на многое.

Вот только удастся ли мне убедить ее, что я действую столько же в собственных интересах, сколько и в интересах Андрея? Может быть, для этого мне следовало бы самому быть в этом уверенным чуточку больше.

Но я должен выведать у нее тайну - или хотя бы узнать, владеет она тайной или нет.

И я отбросил сомнения и без всяких оговорок и предисловий рассказал Нине все: как меня пригласили к Ирине Аркадьевне, как проводили на четырнадцатый этаж, во владения Игоря Степановича, как постепенно, шаг за шагом, вовлекли в это странное дело. Рассказал о нашем разговоре через "аську" с Путешественником и, опустив интимные детали, о поездке к попадье, оказавшейся Натальей Васильевной:

Нина слушала молча и только на этом месте перебила:

- Я знаю про нее. Была у нее прошлым летом. - И хитро улыбнулась. - С подругой.

- И как она?

- Наталья? По-моему, она ни черта не заподозрила. Мы очень мило попарились в баньке, а потом она уложила нас на веранде. Еще извинялась, что у нее только одно спальное место. Мы так смеялись потом: Кстати, оживилась вдруг она, - а тебя с твоим шофером Наташей - куда уложили? Спорим, что на веранду?

- Не буду спорить. Все равно догадаешься. И будешь считать меня лгуном.

- Вот в этом ты прав, Сереженька. Женщину в таких делах не проведешь, бесполезно. Я сразу поняла, что эта твоя рыжая не просто так возникла, неспроста. И сюда ты один приехал, без шофера, чтобы я ни о чем не догадалась.

- Точно так.

- Ладно. Считай, что тест ты прошел.

Тест? Помешались они, что ли, на тестах? Надо будет обязательно спросить у Наташи: ее тест я прошел или нет? И пусть только попробует сказать, что не прошел:

- Чего ты ухмыляешься?

- Так: вспомнил кое-что:

- Понятно. Можешь не рассказывать. Ваши мужские похождения меня больше не занимают.

- А как насчет семьи и брака?

- Это ты про меня? Или про себя?

- Ни то ни другое. Про Андрея, милочка, только про нашего друга Андрея. От нас с тобой, может быть, зависит сейчас его семейное счастье. И не только оно. Как мне дали понять, приданое за дочкой папаша дает царское.

- Хм: Надо подумать.

От этих слов в груди разлилось приятное тепло. Я взял бутылку, наполнил Нинину рюмку, налил полрюмки себе. Если Нина раскроет мне тайну, налью еще одну. А может, и не одну. Ради такого случая можно и в машине поспать, покуда коньячный дух не выветрится. А можно позвонить по телефону и приказать Наташе приехать за мной. Ради такого случая - можно. Уверен, что Игорь Степанович не станет возражать. Я бы на его месте вертолет за мной прислал. Да с группой охраны. Чтобы не просочился, не дай бог, с таким трудом добытый секрет где-то по дороге между этим городом и областным центром. Или того хуже - не пропал бы вовсе в результате заурядной аварии:

Мы чокнулись и выпили - молча, без тоста, каждый за свое. Вот только мое "свое" мне виделось сейчас довольно ясно. А Нине, оказывается, нет.

- Ладно, - сказала она, осторожно поставив рюмку. - Допустим, Андрею я помогу обрести семейное счастье. Тебе - получить приличное место в их холдинге. А что с этого буду иметь я?

Такой поворот меня не удивил. Я удивился бы гораздо больше, если бы Нина не подумала о собственной выгоде. Но ей я этого, разумеется, не сказал.

- Ну, знаешь, - пожал плечами я, - от тебя я такого не ожидал! Ладно бы речь шла только обо мне. У тебя есть все основания для того, чтобы не желать мне добра, это я признаю. Но Андрей: Не ты ли, милочка, только что распиналась в своей преданности святому Андрею? Не ты ли недвусмысленно дала мне понять, какое я ничтожество в сравнении с ним - что я мизинца его не стою, что я:

В таком духе я продолжал еще довольно долго. Мне часто приходилось выступать в суде, и я вполне овладел всеми приемами демагогии. Могу кого угодно заставить поверить в то, что черное - это белое и наоборот. И могу понять, когда мое красноречие пропадает втуне, когда человека или целое сообщество людей переубедить невозможно. Увы, именно с таким случаем я на сей раз столкнулся. Но я ведь и не пытался Нину переубедить. Я лишь пытался создать видимость того, что убежден в ее бескорыстии. Чтобы как можно меньше пришлось за это бескорыстие платить.

А заплатить: что ж! Почему бы и не заплатить? Ведь не моими деньгами придется платить. Платить будет Игорь Степанович. Он готов платить. Единственная проблема в том, что ни он, ни я не могли заранее знать, сколько придется платить и стоит ли тайна, которую мы хотим раскрыть, этих денег. Поэтому мне на всякий случай поставлен лимит. Каждому, кто поможет найти носителя тайны, я могу обещать столько же, сколько уже получил сам, десять тысяч долларов. Могу не просто обещать, а заплатить сразу - из собственных средств. Разумеется, Игорь Степанович пообещал в случае чего компенсировать утрату этих денег. А тому, кто тайну непосредственно раскроет, я готов обещать аж пятьдесят тысяч. Если же потребуют больше, не решать самому, а обратиться к Игорю Степановичу. На этот счет у меня в памяти моего сотового особый телефонный номер заложен, по которому Игорь Степанович мне всегда, в любое время и из любого места ответит, лишь бы я сам находился в пределах действия сотовой связи.

В общем, когда мы с Ниной прекратили играть в неподкупность и бескорыстие и согласились, что оба действуем в собственных интересах, когда наконец было названо заветное число $ 100 000, мне даже притворяться не пришлось, что число меня не поразило: я был уверен, что именно оно и прозвучит. Красивое число. Круглое. Шестизначное. Лучше его, красивее его может быть только миллион. Вот такой: $ 1 000 000. Но миллион Нина запросить никогда бы не решилась. Не доросли мы, русские, в большинстве своем до миллиона долларов. До миллиона рублей - это запросто. До ста тысяч баксов - да, пожалуйста. А до миллиона нам еще расти и расти.

- Сто тысяч, - деловито сказала Нина.

- В долларах или евро? - только и уточнил я.

3

Увы, это был не конец.

Не только не конец истории - даже не конец переговоров.