Алексей Писемский - Взбаламученное море Страница 43

— Какие это чихирники? — невольно спросил Бакланов.

— Армяне! — отвечал преспокойно Никтополионов: — дуют себе в полтинник бочку чихиря, да и баста… на грош, каналья, ладит пьян и сыт быть… А это вот — все Эммануилы Захарычи! — заключил он, направляя взор Бакланова на целую комнату, в которой то тут, то там виднелись библейские физиономии. — А каков обедец-то был? а? каков? — воскликнул он вдруг, останавливаясь перед Баклановым, в то время, когда тот садился в бильярдной на диване. — Каков… ась?.. Вот вам и будьте добродетельны, и будьте! — говорил Никтополионов с истинной досадой. — В 35 году он, ракалия, сидел за кормчего в остроге. Я сам ему, своими руками, дал полтинник, когда его вели из острога в уголовную палату, и он взял; а в то время у него, говорят, пятьдесят тысяч в портках было зашито. Вот вам и добродетель… Храните ее на земле!

— За сегодняшний обед ему можно простить многое, — сказал Бакланов, чтобы хоть несколько смягчить подобные отзывы.

— Все уж и прощено ему давно, — отвечал Никтополионов, махнув рукой. — Я ведь прямо всем здешним властям говорю: «Ежели бы, говорю, я знал, что такой-то ночью, по такой-то улице, пойдет господин, у которого миллион в кармане, я бы вышел и зарезал его, пятьсот бы тысяч взял себе, а пятьсот вам отдал, вышл бы у вас чище солнца!..» Молчать, посмеиваться только…

— Вы сейчас можете это сделать, — начал Бакланов опять, чтоб обратить несколько в шутку этот разговор. — У Галкина сколько денег? Миллион есть?

— Десять, говорят, — отвечал Никтополионов с неудержимою злобой.

— В таком случае, я вот сейчас около одного дома видел его карету; вы ступайте, подождите: он выйдет, вы и зарежьте его.

— Где это? На набережной вы видели?

— Да.

— А это он, значит, у любовницы своей, — произнес Никтополионов.

— У любовницы? — переспросил Бакланов, соображая, где же эта любовница могла жить в том доме, где жила Софи; он всего был одноэтажный.

— Да, — отвечал утвердительно Никтополионов. — Как ее фамилия-то, проклятой! — прибавил он, припоминая.

Бакланову вдруг почему-то захотелось, чтоб он не договаривал этой фамилии.

— Ленева, да! да! так! — махнул вдруг Никтополионов.

— Ленева! — повторил Бакланов: — не может быть! — сказал он и захохотал.

— Отчего же не может быть? Он еще покойного мужа ее опутал. Привез сюда его, взял в маленькую часть, выдавал ему денег больше, чем следовало, брал с него векселя, ну, а пожить-то тоже они любили широко… она вон этта при мне в магазине у Лямиля 500 целковых зараз так и бросила.

— О, вздор какой!.. Ленева и Эммануил Захарыч!.. ха=ха-ха! — хохотал Бакланов, между тем как волосы у него становились дыбом от ужаса.

— Да вы разве знаете ее? — спросил Никтополионов.

— Да! я ее знаю, — отвечал Бакланов с ударением.

— Ну, так извините: это я говорил не про нее! — отвечал с нахальным спокойствием Никтополионов и отошел.

Бакланов покачивался всем телом.

— Никтополионов! — крикнул он.

Тот подошел.

— Послушайте! — начал Бакланов (голос его окончательно ему изменил): — для меня это важно, — так, может быть, важно, как вы и не предполагаете. Скажите, правду ли вы говорите, или это так — одна клевета, для красного словца?

— Про Леневу-то?

— Да.

— Да спросите, весь город вам, всякий мальчишка скажет. Да вот, постойте!.. Эй ты, Михайла! — крикнул он маркеру: — любовница у Галкина есть?

— Есть! — отвечал тот.

— Кто?

— Ленева, кажется, по фамилии-то.

— Я его не учил! — сказал Никтополионов и опять отошел.

Бакланов продолжал сидеть, качаясь всем телом. «Софи, верятно, теперь находится в объятиях Галкина». Далее этого представления он не мог выдержать и, взяв шляпу, проворно вышел из клуба.

Никтополионов, начавший играть на бильярде, посмотрел ему вслед с насмешливою улыбкой. Он видел, что чем-то напакостил человеку, и был совершенно этим доволен.

10

Дикий скиф просыпается в моем герое

На улицах была совершенная темнота. Тепловатый и удушливый ветер опахивает со всех сторон. Бакланов не шел, а бежал к дому Софи. У дверей он сначала позвонил, а потом стал стучать кулаком что есть силы. Иродиада, испуганная, в одном белье, с сальною свечкой в руках отворила ему дверь.

— Пусти! — сказал он и, проворно отстранив ее рукой, пошел в залу, гостиную и спальню.

— Барин, что вы делаете? — говорила она, идя за ним.

В спальне, Софи уже улегшаяся, при слабом освещении ночной лампадки, едва успела накинуть на себя кофту и привстать с постели.

Бакланов приостановился. Он видел только одно, что Софи была не с любовником.

Та, надев наскоро блузу и туфли, вышла к нему.

— Почему вы меня не приняли, когда я был у вас? — начал он резко.

Софи сконфузилась.

— Меня не было дома, — сказала она.

— Но у вас однако у подъезда была карета?

Голос и губы Бакланова при этом дрожали.

— Это была карета их знакомой-с, дожидалась тоже их! — вмешалась в разговор Иродиада.

— Молчи! — рявкнул на нее Бакланов, и Иродиада скрылась.

— Это была карета вашего любовника! — обратился он уже к Софи.

— Александр!.. — проговорила было та.

— Без восклицаний, — остановил он ее движением руки: — я для вас бросил все: службу… Петербург… Я вас за ангела невинного считал, а вы… ха-ха-ха! любовница жида!

— Я не любовница!.. нет, Александр, нет!.. — говорила Софи, ломая с отчаяния руки.

— Что ж он такое для вас? — спросил Бакланов.

— Он… (Софи очень сконфузилась). Он приятель моего мужа… имел с ним дела… давал нам деньги взаймы… и больше ничего!

— Деньги взаймы! Шейлок будет давать деньги взаймы! Да знаешь ли ты, коварное существо, что ведь они мясом, кровью человеческою требуют уплаты себе…

Софи отвернулась: она, видимо, не находила возможности оправдаться.

— Вчера вы, — продолжал Бакланов, заскрежетав зубами: — хотели чистою сохраниться для меня!.. Полно, так ли?.. Не для любовника ли вашего, скорей, вы сберегали себя, чтобы нежнее усладить его в объятиях ваших?

— Александр, Александр! Не могу я с тобой говорить: ты напугал меня.

И Софи в самом деле только рыдала.

— А! — воскликнул Бакланов: — у меня в этих руках только мало силы, чтоб задушить тебя и себя!.. Зачем вы меня требовали и выписывали сюда!.. Чтобы насмеяться, надругаться надо мной!

— Я люблю тебя! — произнесла Софи, складывая перед ним руки.

— Нет! вы любите другого! — отвечал Бакланов с пеной у рта. Оставьте хоть этим маленькое уважение к себе; иначе что же вас привело к тому? Бедность ли, нищета ли? Вы, слава Богу, ходите в шелках, сидите на бархате.

И он закрыл лицо рукою и заплакал.

— Клянусь Богом, я невинна, Александр, Александр! — повторяла только Софи.

— Ты невинна? Отчего же вы давеча не приняли меня? Он ваш знакомый — и я тоже!.. Мало ли по двое знакомых бывают в одно время.

— Но его ж не было у меня! — вздумала было еще раз утверждать Софи.

— А это что? это что? — говорил Бакланов, показывая на окурок сигары, валявшийся на столе: губы его при этом посинели, лицо побледнело.

Софи тоже побледнела.

— Я за несколько часов перед тем, у него… в доме… курил такую же сигару… в такой же соломке… он мне сам, из своего кармана подал ее… презренная тварь! — заключил Бакланов и бросил сигаркою в лицо Софи.

Та вскочила.

— Боже мой! Он бьет меня наконец! — воскликнула она и ушла к себе в комнату.

Иродиада поспешила за нею затворить дверь.

Бакланов опустился на стул, потом вдруг вскочил, ударил этот стул об пол и разбил его вдребезги, схватил со стола шандаль и тоже врезал его в пол, толкнул ногой притворенную в залу дверь, так что та слетела с петель и грохнулась на окно, которое разбилось и зазвенело, и затем, распахнув настежь дверь в сенях, он вышел на улицу.

Софи и Иродиада, стоявшие запершись в спальне, трепетали, как осиновые листья.

Первое намерение Бакланова было умертвить себя, и, только придя в свой номер, он вспомнил, что у него нет ни пистолета ни даже бритвы. Не итти же в трактир, просить ножа для этого?

Он в изнеможении упал на постель и так пролежал до самого утра, не смыкая глаз.

К утру озлобление в нем сделалось несколько поспокойнее; но зато оно стало как-то упорнее и бессердечнее, и на тот алтарь, на который он так еще недавно возлагал такие искренние жертвы, он уж плевал!

— А что, правда ли, что Ленева любовница откупщика? — спрашивал он грубо и цинически трактирных слуг.

— Да, говорят, что так-с!.. — отвечали ему те.

11

С расчетом составленная комиссия

Город, выбранный нами в настоящем случае, совершенно идеальный и несуществующий. Лица, в нем выведенные, тоже совершенно вымышленные, и мы только в них, по мере нашего понимания, старались выразить те явления, которые не совсем же неприсущи нашей жизни, а теперь, сообразно нашему плану, нам придется выдумать и целое уголовное дело. Положим, например, хозяин дома Фокиев 14 сентября вышел из дома в двенадцатом часу и увидел, что у жильца его, в нижнем этаже, ставни были еще не отворены. Это его удивило, тем более, что жилец этот был жандармский офицер, всегда рано встававший и последнее время ужасно хлопотавший по одному откупному делу. Фокиев воротился и, войдя в самую кваритиру, увидел, что там никого, кроме самого жандармского офицера, не было, но и он лежал на постели, с перерезанным наотмашь горлом. Хозяин объявил полиции, и тем же утром были на пароходе арестованы крепостные дворовые люди жандармского офицера, которые будто бы убили его за жестокое с ними обращение, а потому их, как бунтовщиков, предали военно-судной комиссии.