Федор Сологуб - Том 5. Литургия мне Страница 43

Катя (нежно обнимает его и говорит с улыбкою). Извините, не буду! Только я совсем уж не так молода. Я все знаю.

Рогачева. Катя, можно Бог знает что подумать!

Рогачев. Что же ты, например, знаешь?

Катя. Я знаю, что муж, за которого выходят без любви, это ведь то же, что для мужчины, для юноши, – проституция. Да еще первый муж!

Рогачев. Что за глупости!

Рогачева. Катя, как тебе не стыдно говорить такие гадкие слова!

Катя (танцуя, кружится по комнате и напевает).

Единый раз вскипает пенойИ разбивается волна.

Убегает.

Рогачева. Не уговорить мне ее! Уж очень она влюблена в Михаила. Не выйдет она за Сухова.

Рогачев. Ну, как не выйти! Выйдет, Сухов богат, молод, красив, любезен. Всякая вышла бы за него. Студиозус ему не соперник, хоть его маменька и уверяет, что учащаяся молодежь – гордость и надежда страны. Ну, Клавдия, я ухожу. Надо у Нелениных побывать.

Уходит, и за ним идет Рогачева. Комната некоторое время пуста. Доносятся веселые молодые голоса.

Входят Катя и Михаил.

Он в форме студента одного из высших технических учебных заведений. Красивый, стройный молодой человек двадцати двух лет. Держится спокойно и более уверенно, чем в первом действии. На лице, холодном и спокойном, явственно выражение твердой воли. Но видно, что еще он не собрал всех своих сил и не достиг совершенного самообладания. Иногда маска холодного спокойствия спадает с его лица, и под нею открывается лик волнующегося, невинного и страстного юноши.

На жизнь Михаил смотрит как на борьбу и на подвиг. Катю любит он неизменно; для нее он сберег свою чистоту, и она для него является залогом великих обещаний. Мечта о ней манит его к трудным достижениям, и для нее он хочет строить новую жизнь, как строят мосты и храмы.

В своей обычной жизни Михаил и Катя далеки один от другого, – он учится в столице, она живет здесь, в губернском городе. Встречаются они нечасто. Их поцелуи и объятия еще невинны по-детски.

Катя. Я так редко тебя вижу. Ты уже несколько дней в городе, а встречаться с тобою приходится то в гостях, то в театре. Наконец-то собрался прийти! Отчего ты не приходишь к нам чаще?

Михаил. Милая моя Катя, твои родители и так смотрят на меня косо. А если я поважусь ходить к вам часто, так они, пожалуй, попросят и совсем не ходить.

Катя. О, посмели бы они это сделать!

Михаил и Катя сели рядом, смотрят друг на друга с грустною нежностью и говорят.

Михаил. Вот, они предсказывали, что наша детская любовь исчезнет. Но проходят годы, и каждый прожитый день расширяет и углубляет мою любовь.

Катя. Нашу любовь! Наша любовь – святыня, и мы будем ее хранить всегда.

Михаил. Я люблю только тебя. Я и весь мир только через тебя понимаю. И что хочу делать, все для тебя. Строить – легко и дерзко, в простоте соединений и линий открыть высокую красоту, железную сквозную мечту поставить над безднами, мечту о тебе, единственная моя!

Катя. Ты – счастливый! Живешь, мечтаешь, а мы… живем, не живем. Как тени на стене… Михаил, а что я спрошу, ты мне скажешь?

Михаил. Конечно, скажу все, что ты спросишь. Если, конечно, сам знаю.

Катя. Ты, Миша, не сердись.

Михаил. Да на что же?

Катя (волнуясь). Видишь, как бы это тебе сказать… Ну, я знаю, ты меня любишь. Ну, конечно, ты мне не изменишь… Но я же знаю, ну, ведь это у всех бывает, это, это, такое нечистое, грубое. Миша, Миша, скажи…

Михаил (словно заражаясь ее волнением, говорит страстно). Нет, Катя, нет, нет. Этого не было, не было. Милая Катя, верь мне, этого не было.

Катя. Михаил, прости. (Плачет.) Я знаю, ты чистый, благородный, а я гадкая. У меня скверные мысли.

Михаил. Мы должны быть чистыми.

Катя. Темная сила влечет меня, – и я, как слепая бабочка. Я не понимаю, что во мне, что со мною.

Михаил. Милая моя, жизнь моя, Катя!

Катя. Так люблю! Могу ли быть женою? Смею ли? Твоею женою. Мне кажется иногда, что я не стою тебя. Ты лучше меня, чище меня, ненаглядный мой!

Михаил. Поверь мне, Катя, обуздывать мою страстность, подавлять в себе все эти дикие желания, – чего мне это стоит! Иногда я спрашиваю себя, – да во имя чего я это делаю? Но я гоню от себя эти искусительные мысли. Я хочу быть чистым, я не хочу осквернить моей любви к тебе неистовыми порывами, потому что я так люблю тебя! Все нежнее с каждым днем. И нежность моя к тебе так велика, что она гасит во мне жгучее пламя чувственности.

Катя (мечтательно смотрит вдаль, опять раскрывшуюся перед нею, и говорит). Да, вот ты опять уедешь, и опять я не увижу тебя долго, долго! И только мечтать о тебе буду, днем и ночью сладко мечтать. И ждать!

Михаил. Зачем же ты остаешься здесь? Сколько раз я звал тебя с собою.

Катя. Мои старички с такою надеждою смотрят на меня.

Михаил. Для отживающих отдавать свои лучшие годы, – Катя, милая моя Катя, не ошибаешься ли ты?

Катя. Нет, не только для них. Правда, мне жаль их, и нашего имения жаль, моей земли родной, – но не то, не то! Не это главное.

Михаил. А что же?

Катя. Расточать в серые будни то, что зацветет праздничным цветом? Нет, этого я не хочу. Бегать по грошовым урокам, чтобы кое-как прожить, и из-за этого кое-как учиться, и сделаться заурядным строителем, – к этому тебя тащить? Нет, этого я не хочу.

Михаил. Обо мне ты не думай. Я силен, здоров и настойчив. Я многое могу.

Катя. О тебе не думать? Хорошо, так обо мне подумай. Ты должен вести меня к победе, к жизни свободной, светлой, счастливой, к жизни, которую мы радостно сотворим из грубого материала этого косного бытия, – так радостно, что она вся засияет и заблещет, преображенная нашею волею.

Михаил. Так, милая Катя, так, – не забывай этой нашей задачи.

Катя. К этому празднику должен ты меня вести. Но куда же ты поведешь меня теперь? На чердак на двадцатой линии Васильевского острова или в жалкую конуру где-нибудь в грязном переулке на Песках?

Михаил (смотрит, на Катю с удивлением и укоризненно спрашивает). Что ты говоришь, Катя?

Катя. Милый, я боюсь этой жизни. Я боюсь, что все мечты наши поблекнут под пылью мелких ссор, и смех мой, – помнишь, золотые колокольчики, ты так называл мой смех, – мой легкий смех перевьется, спутается хриплым, простуженным кашлем.

Михаил. Нет, Катя, это не так. Все лишения легко преодолеет гордая, молодая воля.

Катя (говорит рассеянно). Сначала труд жизни, потом радость ее.

Михаил. Ах, Катя, радость нельзя отложить до завтра.

Катя. Милый, милый!

Подходит к роялю, рассеянно берет несколько аккордов из «Периколы» и поет.

Навеки твоя Перикола,Но больше страдать не могу.

Михаил. Какие циничные слова! Певичка бросает своего милого, потому что ее подпоили и обольстили хорошим обедом!

Катя. А мне, ты думаешь, легко? Но ты, Михаил, должен мне все простить, что бы я ни сделала, потому что я люблю только тебя.

Михаил. Что ты хочешь сделать, Катя?

Катя (со слезами на глазах повторяет стихи).

Единый раз вскипает пенойИ разбивается волна.Не может сердце жить изменой,Измены нет  –  любовь одна.

Михаил (тревожно спрашивает). Катя, ты замышляешь что-то?

Катя. Милый, милый! (Целует и ласкает Михаила. Потом, заслышав шаги в соседней комнате, отходит к окну, задумчиво глядит на улицу и тихо говорит.)

О вещая душа моя!О сердце, полное тревоги!О как ты бьешься на порогеКак бы двойного бытия!

Рогачева (входит с озабоченным видом и говорит). Ищу, ищу… А, здравствуйте, голубчик.

Михаил подходит к Рогачевой и целует ее руку.

Рогачева. Не могу найти моего кошелька. Не в твоей ли, Катя, комнате я его оставила? Поищи, милая.

Катя выходит.

Рогачева. Сколько расходов в городе, не приведи Бог! Уж я очень экономная хозяйка, а все-таки концы с концами трудно сводить. Сегодня Константин Федорович достанет денег, а пока… Кстати, Миша, если вы при деньгах, не можете ли вы мне дать до завтра десять рублей?