Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. О жизни Страница 45

Но если бы даже и удалось людямъ ложными разсужденіями или суетой и возбужденіемъ страстей скрыть отъ себя ужасъ смерти, человѣкъ, не имѣющій истиннаго пониманія жизни, никогда не помирится съ представленіемъ объ ожидающихъ его, отчасти испытываемыхъ имъ, угрожающихъ ему со всѣхъ сторонъ неизбѣжныхъ страданій. Смерть еще ничего, мы научились жить безъ страха смерти, но страданія? Зачѣмъ страданія? говорятъ люди. Зачѣмъ эти ничѣмъ необъяснимыя и неоправдываемыя, глупыя и жестокія страданія? Зачѣмъ то, чего не должно быть, спрашиваетъ человѣкъ.

Кондукторъ при столкновеніи поѣздовъ прижатъ къ паровику, и паръ выжигаетъ его внутренности. На полѣ сраженія раненные безъ помощи ползаютъ, корчась отъ боли. На кораблѣ люди поѣдаютъ другъ друга и медленно умираютъ отъ голода. Башибузуки выворачиваютъ ногти и сдираютъ кожу съ живаго, человѣкъ похороненъ живой и просыпается въ гробу. Зачѣмъ это? Этаго не должно быть. Страданія всегда представляются человѣку чѣмъ то такимъ, чего не должно быть…209

Для жизни здѣсь въ пространственныхъ и временныхъ условіяхъ; для жизни личности объясненія страданій нѣтъ и не можетъ быть: <причины страданій и потому объяснение ихъ выходитъ за предѣлы личности и въ пространствѣ и во времени. Они находятся въ той истинной жизни, сознаніе которой дано человѣку.>

Страданіе есть неразумное необъяснимое зло. Смыслъ, сила жизни только въ стремленіи къ благу. И вдругъ является какая то таинственная сила, нарушающая это благо и производящая зло. Зачѣмъ она? Или зачѣмъ моя жизнь, какъ стремленіе къ благу? Еще, положимъ, если я пью, объѣдаюсь, развратничаю, страданія болѣзней, которыя я наживаю, могутъ быть объяснены. Страданія эти указываютъ мнѣ предѣлъ наслажденій, необходимость умѣренности въ нихъ. Положимъ даже, что и страданія въ тюрьмахъ, на поляхъ сраженій, при крушеніяхъ показываютъ мнѣ, что не надо дѣлать тюрьмы, сажать въ нихъ, не надо воевать. Но уже это объясненіе представляется сомнительнымъ для міросозерцанія личной жизни. Положимъ, что я буду всѣ силы употреблять на то, чтобы уничтожить тюрьмы, войны, крушенія, я не исполню этаго въ своей жизни и самъ подвергнусь этимъ страданіямъ, такъ изъ чего же я хлопоталъ? Но еще непонятнѣе страданія наслѣдственныя: отецъ мой или дѣдъ пилъ или былъ сифилитикомъ, и я родился уродомъ и страдаю всю жизнь. Зачѣмъ? За что? Разсужденіе о томъ, что потомство казнится за грѣхи родителей, и я своими страданіями служу иллюстраціей этой истины, не объясняетъ ничего. Я хочу блага для себя, а не быть иллюстраціей чего то для другихъ. Зачѣмъ мнѣ эти страданія и за что? И еще непонятнѣе, такъ непонятно для личнаго міросозерцанія, что ничего даже и придумать нельзя: страданія людей, съ бухта барахта зарытыхъ живыми подъ землею въ Лисабонѣ или въ Вѣрномъ, или просто случайно заражающихся жестокой болѣзнью и страдающихъ мучительными страданіями годами. Тутъ уже нѣтъ никакого подобія объясненія, а такъ просто ходитъ по свѣту какая то злоба, называемая то Богомъ, то дьяволомъ, то случаемъ, ходитъ и бьетъ и мучаетъ людей, тѣхъ, кого вздумается, не давая никому никакого ни отчета, ни объясненія.

* № 12.210

Вариант первый.211

Если бы человекъ не зналъ ничего про смерть, одни страданиiя, испытываемые имъ и другими людьми, приводятъ человѣка къ признанию своей жизни внѣ личности.

Но если бы человѣкъ, не понимающій истинной жизни, и увѣрилъ себя, какъ магометанинъ, въ томъ, что послѣ смерти его ожидаетъ въ раю продолженіе его жизни, или бы, успокоившись разсужденіемъ Эпикура о томъ, что смерти онъ не увидитъ, такъ какъ его не будетъ, когда будетъ смерть, и съумѣлъ бы скрыть отъ себя ужасъ смерти, одни страданія, испытываемыя имъ самимъ и другими людьми, привели бы его неизбѣжно къ отрицанію своей личности и къ признанію своей жизни внѣ ея.

Вариант второй.212

«Но положимъ, что это все можетъ такъ казаться», жизнь можетъ казаться безсмертною, скажутъ люди, не имѣющіе жизни и опытомъ ея не познавшіе; «но какже объяснить страданія» скажутъ они. Зачѣмъ? За что всѣ эти ужасныя страданія, которыми полонъ міръ. Зачѣмъ, за что одинъ человѣкъ мучается годами ракомъ, параличемъ, попадаетъ въ одиночное заключеніе, попадаетъ Башибузукамъ, которые сдираютъ съ него кожу, зачѣмъ дѣти такъ ужасно страдаютъ? Зачѣмъ земля проваливается отъ землетрясенія именно подъ Лисабономъ, подъ Вѣрнымъ, и люди заживо погребаются въ землѣ? Зачѣмъ эти мученія? За что? однимъ эти мученія, a другіе доживаютъ въ благоденствіи до глубокой старости и безболѣзненно умираютъ. Зачѣмъ, за что это дѣлается? говорятъ люди, не понимающіе жизни. Имъ кажется, что эти то безсмысленныя страданія очевиднѣе всего опровергаютъ разумный смыслъ жизни, истиный <тогда какъ ничто, очевиднѣе этихъ самыхъ, кажущихся безсмысленными страданій, не утверждаетъ его.> Человѣкъ мучается голодомъ, страшной болѣзнью, или сидитъ 20 лѣтъ въ одиночномъ заключеніи, или ползаетъ съ оторванными ногами по полю сраженія, или кондукторъ въ крушеніи прижатъ къ кранамъ паровика, и паръ выжигаетъ ему внутренности, или ребенка мучаетъ злодѣй, и мы ужасаемся – зачѣмъ эти страданія? За что эти страданія? И, не получая никакого разумнаго отвѣта, они говорятъ – жизнь не имѣетъ никакого разумнаго смысла. Но отчего же этаго не должно быть?213

Жизнь не имѣетъ смысла, человѣкъ живетъ для своего блага, a внѣ его существуетъ безсмысленная [?] сила, губящая и мучащая его. Разсужденіе показываетъ человѣку, что сила эта подлежитъ общимъ законамъ, что губится извѣстное количество людей и что для того, чтобы ему не подпасть подъ эту силу, надо одно – дѣйствовать, какъ и эта сила, безъ разбора губить другихъ, сохраняя себя (такъ и дѣлаетъ большинство) и терпѣть свое положеніе: понять, что онъ попалъ въ работники къ шальному и жестокому хозяину, который и нанималъ съ уговоромъ, что онъ сдеретъ шкуру безъ всякаго основанія съ кого ему вздумается, и доживать срокъ ему, жить какъ можно лучше. Но человѣкъ не можетъ успокоиться, и всякій разъ какъ на его глазахъ обдираютъ его товарищей или особенно, когда дѣло доходитъ до него, не можетъ не возмущаться и не спрашивать, за что? Зачѣмъ? Не можетъ не чувствовать въ глубинѣ души, что этаго не должно быть.

Зачѣмъ, за что страданія, говорятъ люди, невѣрующіе въ возможность объясненія этихъ страданій. И этимъ самымъ вопросомъ о томъ, зачѣмъ страданія, они уже утверждаютъ то, что страданія это то, чего не должно быть. И въ самомъ дѣлѣ, это не можетъ быть иначе, п[отому] ч[то] понятіе страданій, вѣдь есть ничто иное, какъ сознаніе того, чего не должно быть. Вся жизнь человѣческая проходитъ въ страданіяхъ и такихъ положеніяхъ, въ которыхъ онъ чувствуетъ, что съ нимъ совершается то, чего не должно быть. Человѣкъ обжегся горячимъ чаемъ – этого не должно быть, сѣлъ на гвоздь – этаго не должно быть. Я голоденъ, я озябъ – всего этаго не должно быть, и я дѣлаю то, что должно быть, дую на чай, вынимаю гвоздь, вырабатываю пищу, дѣлаю одежду.

Вариант третий.214

<«Положимъ, что всѣ эти росказни о душѣ, добрѣ, о любви, о будущей жизни, все это старыя бабы выдумали, и мы умѣемъ жить и умирать спокойно, смѣло и бодро, безъ суевѣрій; но страданія? Это уже не старыя бабы выдумали <а это фактъ и нельзя отрицать его>. Вонъ человѣкъ голодаетъ, мерзнетъ – завтра это можетъ со мной, случиться, и нѣчто подобное уже я испытывалъ, вонъ у человѣка ракъ, параличъ и страшныя мученья, которыя ничѣмъ утишить нельзя, намеки и на это я уже испытывалъ, а вонъ человѣка посадили въ одиночное заключеніе, а вонъ тому ноги оторвало, и онъ ползаетъ безъ помощи по полю сраженія, а вонъ тѣмъ, инымъ башибузуки сдирали съ живыхъ кожу, а того жарили на огнѣ. A тѣ провалились при землетрясеніи и похоронены живыми. И все это, можетъ случиться со мной, и уже многое я испыталъ похожее. А вотъ вотъ начнется что-нибудь. Вотъ что ужасно, вотъ почему невозможна жизнь безъ разумнаго пониманія ея. Зачѣмъ страданія?215 Не можетъ не задавать себѣ вопроса человѣкъ, не понимающій жизни, и отвѣта онъ не можетъ получить никакого кромѣ того, что это сдѣлано кѣмъ то на зло ему, <что это сдѣлано чортомъ, который и является единственной силой внѣ его самаго> какой то положительной силой. Человѣкъ живетъ для себя для своего блага, и злой Богъ, или судьба, или случай, или чортъ <для своего удовольствія> дѣлаетъ ему зло в видѣ страданій. Таково, сколько бы они ни старались затемнить, скрыть отъ самихъ себя, таково основное міросозерцаніе людей, не разумѣющихъ жизни. Не признавая никакой другой жизни, кромѣ жизни личности, начавшейся здѣсь, они должны признать еще другую силу, самую важную для ихъ жизни, ту, которая производитъ страданія. И сила эта представляется самой нелѣпой, какую только можетъ себѣ представить человѣкъ>. Я хочу дѣлать любимое мною и полезное дѣло, и вдругъ меня схватываетъ зубная боль, и я трое сутокъ валяюсь, корчась отъ боли. Или я живу, не дѣлаю ничего дурнаго, и вдругъ залетѣла бактерія, или поѣздъ сошелъ съ рельсовъ, и я потерялъ все: и жену, и дѣтей, и здоровье, я обреченъ доживать свою жизнь въ страшныхъ мученіяхъ калѣкой. Ребенокъ милый растетъ, радуется, радуетъ другихъ, и вдругъ ужасающія страданія и смерть. <И эти случайности на волоскѣ висятъ надъ каждымъ изъ насъ, и мы всѣ уже испытывали ихъ отчасти, и рано или поздно всѣ подвергнемся той или другой ужасной случайности. Есть ли тутъ какой нибудь смыслъ? И возможно ли разумному существу жить въ такихъ условіяхъ?