Федор Сологуб - Том 1. Тяжёлые сны Страница 45

– Пожар!

– Шары приехали! Холеру окаянники спущают!

– Англичане мору в колодец засыпали, да наши ребята поймали и колошматят.

На базарной площади было особенно людно и шумно, – туда подзывал набат, туда гнала и привычка. Пьяный мужчина стремительно пер в толпу, отчаянно работал могучими кулаками и локтями и орал:

– Никто, как Бог! Не выдавайте, православные! А зачинщики беспорядка бегали по городу, кричали, ухали и наслаждались смятеньем.

Потом собралась толпа и у дома Логина. Близко к дому не подходили, и криков здесь не было. Окна были не освещены, – Логин спал и не слышал суматохи. В толпе одни сменялись другими, – разошлись только под утро.

Глава двадцать вторая

Приехали на маевку и расположились верстах в шести от города, на лесной лужайке близ дороги, у ручья, за которым подымались холмы, заросшие сосною да елью. По другую сторону дороги, на траве, около тарантасов паслись отпряженные лошади. Вокруг костра, на котором варилось что-то, на коврах или прямо на траве сидели и лежали маевщики, разговаривали и смеялись.

Здесь были: Логин, Мотовиловы, Клавдия, Анна, супруги Баглаевы, с ними Евлалия Павловна, Андозерский, Биншток, Гомзин, юный товарищ прокурора, Браннолюбский, серенький, тоненький, с прилизанными волосиками, актеры Пожарский, Гуторович, Тарантина, Ивакина и Валя с сестрою. Было еще несколько дам, девиц, молодых людей, гимназистов. Вся эта компания казалась Логину докучною, – уж очень много лишних людей.

Ивакина смотрела на Логина с ужасом, но ее тянуло к нему; робко лепетала об идеалах и золотых сердцах. Логин глядел на залитое чахоточным румянцем лицо, на перепуганные глазки, на серое платье с мелкими складками на груди, и ему казалось, что Ивакина больна и бредит. Впрочем, приветливо улыбался ей: Анна сидела против него, и глаза ее были лучисты. Она сняла и положила рядом с собою шляпу из черной соломы с желтыми цветами и высоким бантом, и тихонько разглаживала на коленях широкое платье из легкой узорчатой материи лилового цвета. Логину казалось, что Анна рада сидеть здесь, молчать и улыбаться, – и радость ее сообщалась ему. Ивакина расхрабрилась и решилась коснуться того, что ее волновало.

– Позвольте вас спросить, – начала она, – об одном предмете, который в последние дни чрезвычайно интересует и даже волнует меня.

– Сделайте одолжение, – сказал Логин, хмурясь. Серые глаза его стали суровы. Ивакина струсила. А ему было на Анну досадно, – теперь он испытывал это часто: Андозерский делал ей нежные глаза, и она весело говорила с ним. Его румяные щеки лоснились из-под широкополой соломенной шляпы. Логин не понимал, как она может смотреть на этого фата без отвращения и улыбаться ему. Ивакина волнуясь говорила:

– Когда я имела честь быть у вас последний раз, вы изволили упоминать об аэростатах.

– Об аэростатах? – с удивлением переспросил Логин.

«Конечно, – думал он, – нельзя же ей быть прямо невежливою, но зачем ясная доверчивость в глазах, безразличная ко всем? Зачем солнечная улыбка на этого нетопыря?»

– Я тогда не совсем поняла, – лепетала Ивакина. – То есть я поняла, но я хотела бы знать о времени. Вы говорили, что скоро последует прибытие воздушных шаров, но не можете ли вы определить более точно, когда именно это произойдет?

Испуганные глазки Ивакиной уставились на Логина с томительным ожиданием.

– Извините, я что-то не помню, – сказал Логин с мягкою улыбкою.

«Ото, – думал он, – какими жестокими бывают Анютины глазки! Бедный ухаживатель, кажется, наткнулся на хорошенькую шпильку и делает жалкое лицо. Поделом. Но мне непростительно думать, что Анна не видит его насквозь!»

Снял свою мягкую серую шляпу и махал ею перед лицом. Тонкая прядь светло-русых волос над высоким лбом колебалась от движения воздуха. Ивакина шептала:

– Позвольте, я понимаю, что секрет, но я, уверяю вас, не выдам. Я оправдаю ваше доверие. Логин наконец вспомнил.

– Ну, это я неясно выразился. Я хотел сказать, что теперь не всем доступны скорые способы сообщения, – железных дорог мало, воздушные шары не усовершенствованы. А если бы житель каждой деревушки мог легко сноситься с кем угодно, жизнь изменилась бы.

На лице Ивакиной отразилось сначала разочарование, потом недоверчивость. Она обиженно сказала:

– Нет, я вижу, вы не хотите оказать мне доверия. Но это совершенно напрасно. Конечно, я не принадлежу к партии действия, но я глубоко презираю те злоупотребления, которые держат наш бедный, заброшенный край в глубоких объятиях мрака невежества и суеверий. И если ожидаются какие-нибудь неожиданные акты, которые двинут вперед дело цивилизации и прогресса, то я, как всякий искренний друг народа и просвещенной культуры, буду искренно радоваться.

«Вот дура какая досадная! – думал Логин. – Ей хочется, чтоб я преподнес ей какую-нибудь нелепость. Ну что ж, изволь!»

И он сказал ей шепотом:

– Здесь могут услышать. Посмотрите, – сказал он громко, – за рекой деревянные развалины, – что-то вроде мельницы. Через полчаса, – опять шепнул он, – я там буду.

Он отошел от Ивакиной. Глаза его глядели устало и слегка насмешливо.

Ивакина заволновалась и стала пробираться к кустам. Она приняла так много предосторожностей быть незамеченною, что все заметили ее желание скрыться. Но у нее был такой несчастный вид, что никто не мешал ей, и только Баглаев начал объяснять что-то на ухо Андозерскому, давясь от хохота. Андозерский выслушал, захохотал, хлопнул Баглаева по плечу и закричал:

– Ах ты, брехун, что выдумал!

Баглаев испугался и растерянно забормотал:

– Ну, ну, пожалуйста, ты вслух не повторяй, здесь барышни.

– Так ты и не говори при барышнях – таких вещей, гусь лапчатый!

– Ну, ну, нализался ни свет ни заря, да и безобразничаешь, – надо и стыд знать.

– Выпьем, брат Юша, лучше, – примирительно сказал Андозерский.

– Ну, вот это – дело. А то что хорошего так-то, – рот нараспашку, язык на плечо. И хлобыснуть можно.

– И при барышнях можно?

– Это, брат, всегда можно. Ее же и монахи приемлют.

Евлалия Павловна беседовала тихо с юным товарищем прокурора. Ее щеки раскраснелись, а Браннолюбский млел и таял. Биншток смотрел на них и злился. Когда Браннолюбский отошел, Биншток горячо заговорил о чем-то шепотом; он наклонялся к самому уху Евлалии, под ее широкую, нарядную шляпку. Она досадливо отклонилась от него и сказала негромко:

– Ах, оставьте, – что вы за жених!

– Что ж такое! Я, кажется… Положим, я теперь мало получаю, но у меня есть протеже. Евлалия засмеялась язвительно.

– Протеже! Туда же! А с Жозефиной кто целовался?

Она отошла от Бинштока. Он сделал сердитое лицо и стал иронически улыбаться. Логин подошел к нему. Биншток сказал злобно:

– Ну, люди здесь! Скандал!

– А что?

– Сплетники, клеветники. Знаете, например, что про вас говорит Браннолюбский? Логин нахмурился и спросил:

– А помните, что вы сами обо мне говорили? Глаза Бинштока смущенно забегали.

– Что вы, Василий Маркович, когда же это? Кто это вам сказал? Поверьте, я всегда за вас, а вот Андозерский…

– Не желаю этого знать, – сухо прервал его Логин и отошел от него.

Биншток торчал среди полянки и сконфужено улыбался.

Меж тем, в ожидании завтрака, общество расходилось с лужайки в лес. Барышни вздумали купаться: Валя обещала показать превосходное место. Но когда уже совсем собрались уходить, Анна сказала что-то на ухо Клавдии. Клавдия покраснела и села на прежнее место.

– Что же ты, не пойдешь? – спросила ее Анна.

– Конечно, не пойду.

Так и я не пойду, – сказала Анна и тоже села.

Остались и другие. Клавдия тихо сказала Анне:

– Ты же сама говоришь…

Анна взглянула на нее холодными, ясными глазами, повела плечом и лениво ответила:

– Я наверное не знаю, – я только так подумала. Да и не все ли равно?

Валя и Варя попытались было уговорить других идти с ними, потоптались, похихикали и пошли себе одни. Анна посмотрела за ними с равнодушною улыбкою и сказала:

– Все ушли понемногу, пойдем и мы куда-нибудь.

Она пошла в другую сторону от ручья, между кустами и дорогою. Клавдия и Нета шли за нею.

– Как надоели мне эти господа! – говорила Клавдия. – Как с ними мучительно скучно!

Анна задумалась о чем-то. Почти бессознательно сорвала она тонкую ветку, оброснула ее и легонько покачивала ею по своему платью.

– Кажется, он не вовремя затеял это, – сказала она вдруг.

– Ты про кого это? – удивилась Клавдия.

– Я думаю про Логина.

– Ты уж не влюбилась ли? – воскликнула Нета и засмеялась. – Вот уж прелесть! Какой-то неодушевленный.

Анна покраснела и сказала:

– А ты, одушевленная…