Максим Горький - Том 12. Пьесы 1908-1915 Страница 46

Наташа. Да. Удивляюсь.

Клавдия. После удивишься. Лучше помоги-ка. (Полине.) Это — куда?

Полина. Это — к Наташе, пожалуйста.

Наташа (через газету). Ну, чего вы торопитесь? Всю ночь не спали, устали…

Клавдия (уходя вверх). Ты что же, за всех собралась отдохнуть?

Наташа (осматривая комнату). «Как хорошо, что это бывает не каждый день, — подумала курица, когда повар начал резать ей горло».

Яковлев (из двери магазина). Полина, ты не видала, где часы из витрины, мраморные?

Полина. У вас в руках видела.

Наташа (читает). «Всё яростнее разливалась огненная река, превращая труды рук людских в прах». Люблю, когда еров много…

Яковлев (входя). Красноречие несчастию не подобает, тут нужно бы рыдая говорить, а они, пустобрёхи… Полина, а где ящик с гвоздями?

Полина. Не знаю.

Яковлев. Мало ты знаешь…

Наташа. Ну, где теперь найти этот ящик!

Яковлев (вынул часы, смотрит). Тут сейчас человек должен придти… (Замялся, сморщил лицо.)

Наташа. Человек? Возможно ли это, отец? К нам придёт человек?

Яковлев. А, ну тебя! Всё шуточки… (Идёт в магазин.) Смотри — актрисой будешь…

Наташа. «Аббат исчез, оставив маркизу в недоумении». (Взяв кусок хлеба, блюдце и ложку, развязывает банку с вареньем, ест. Полина, стоя на коленях, смотрит пред собою, шевеля губами.)

Клавдия (с верха). Наташа, ты опять насыплешь крошек в банку, а отец…

Наташа. Проберёт мачеху. Так и надо. Многоуважаемая мать моя — вы соизволите рассердиться когда-нибудь?

Полина (очнувшись). Мне пора обед готовить.

Наташа. Обед — это тривиально. Обеда не будет, а будет чай с различными вкусными добавлениями, об этом позабочусь я.

Полина. А если отец…

Наташа. «Здесь приказываю только я, — величественно произнесла маркиза».

Полина (уходя с охапкой одежды). Ну, как хочешь.

Клавдия. Она как будто всё больше дичеет, а ты с ней…

Наташа. Ах, оставь! Ещё и ты будешь меня моралью набивать!

Клавдия. Чего ты взвилась?

Наташа. Надоело! Ходит какая-то бутылка постного масла… от неё — тоска. Чертей не удивишь кротостью. Молодая женщина, недурна, а не умеет себя поставить…

Клавдия. Как это — поставить?

Наташа. Так. Тоже и ты, труженица, вышла замуж за привидение какое-то…

Клавдия (усмехаясь). Если мне нравится…

Наташа. Ну, миленькая, вижу я, кто тебе нравится!

(Полина входит торопливо, потерявшаяся, широко раскрыв глаза, за нею, в дверях, Стогов, мужчина лет за сорок, острижен ёжиком, виски седые, бритый, без усов, одет солидно. Говорит, держится спокойно, уверенно, с оттенком пренебрежения.)

Клавдия. Что вы, Поля?

Полина (бормочет). Вот, — Наташа… я не знаю…

Наташа (прищурясь). Что такое?

Полина. Вот этот господин… я сейчас спрошу… (Идёт в магазин, спотыкаясь, как слепая.)

Стогов (вежливо). С кем я могу говорить относительно найма квартиры?

Наташа. Какой квартиры? Мы — не сдаём…

Стогов. Мне сказали, что у часовщика Яковлева сдаётся флигель.

Наташа. Не слыхала, хотя прихожусь часовщику дочерью…

Стогов (кланяясь). Очень приятно узнать. Однако…

Наташа. Вы — погорелец?

Стогов. Нельзя ли видеть самого господина Яковлева?

Наташа. Можно. Он — существо видимое. Вы — приезжий?

(Полина стоит у двери в магазин, наклоня голову, как бы не смея войти туда.)

Клавдия. Пройдите в магазин — он там…

Стогов. Благодарю вас.

(Полина, уступив ему дорогу, отошла в сторону, встала, опираясь плечом о стену.)

Наташа. Вежлив. Похож на американского героя.

Клавдия. Как ты можешь так говорить с незнакомым?

Наташа. Ты, мачеха, чего испугалась, а?

Полина (согнувшись над узлом). Я? Почему? Голова кружится…

Наташа. Нет, всё-таки?

Полина (словно припоминая). Я развешиваю во дворе платье — вдруг он идёт… Я не испугалась…

Наташа. Ох, мачеха, ты скоро сама себя бояться станешь… Ну, ладно: «Оставим это для потомства, — сказала графиня, выбросив за окно изношенную туфлю». Впрочем — такой графини не было. Мачеха, иди, ставь самовар!

Клавдия (задумчиво, глядя на Полину). Не рано ли?

Наташа. Не смущай меня возражениями! Я буду мыть посуду и вообще — трудиться.

Яковлев (из магазина). Наташа, не видала ключ от флигеля?

Наташа. Нет.

(Стогов в двери магазина. Клавдия и Наташа не видят его.)

Клавдия (мечтательно). Знаешь, Ната, я всё думаю о фальшивомонетчиках…

Наташа. Да? И что же?

Клавдия. Вот бы познакомиться с человеком, который делает золотые….

Наташа. Прекрасная мечта!

Клавдия. Или хоть с таким, который сбывает их…

Наташа. Превосходная идея!..

Клавдия (вздохнув, с досадой). Ты всё насмехаешься. Удивительно, до чего ты несерьёзна! И как это можно: всегда, надо всем шутить?

Наташа (серьёзно). А видите ли: один грешник, просидев в аду тысячу девятьсот тринадцать лет, сказал соседу: «Здесь вовсе не так жарко, как мне говорили».

Клавдия. Терпеть не могу твои шуточки…

(Из магазина выходят Яковлев и Стогов.)

Яковлев. Полина — ключ от флигеля! Где Полина?

(Полина из кухни быстро бежит по лестнице в антресоли. Наташа бесцеремонно разглядывает Стогова. Он тоже спокойно разглядывает всех. Клавдия всё время входит и уходит, унося вещи.)

Яковлев. Очень интересно объяснили вы намерения ваши. И верное, должно быть, дело — теперь многие изобретают…

Стогов. Мы весьма отстали в технике против иностранцев.

Яковлев. Зато в доброте души — мы впереди всех народов.

Стогов (усмехаясь едва заметно). Говорят, что так…

Дуня (вбегает, — это девица лет 25-ти, жеманится, приглядываясь к Стогову, картавит). П'едставьте, всё ещё летят иск'ы. Я вынесла на те'асу батистовое платье, и вд'уг оно заго'елось, — вот какая ды'а. Я п'ибежала сказать вам…

Яковлев (внушительно). Искры летят оттого, что люди роются на пожарище.

Дуня (удивилась). Да?

Яковлев. А вы думали — отчего?

Дуня. П'едставьте, я вовсе не думала об этом!

Наташа (уронила на пол блюдце). Ах, несчастная!

Яковлев. Хозяйка, эх…

Полина (с верха). Нет ключа.

Яковлев. Как же это?..

Клавдия. Идёмте, я отопру без ключа!

Яковлев (Стогову). Пожалуйте. Хаос у нас. (Ведёт его к двери в кухню. Навстречу — Ефимов, в руках его по тяжёлой связке книг, он держит их, как вёдра с водою.)

Дуня. Ах, какой ужас был ночью, какое раззорение!

Наташа. Забыла, Дуня, нужно сказать — 'аззоение…

Дуня. Ах, оставь! Что тебе? Ты любишь осмеивать всех, а мне нравится картавить.

Ефимов (опустил книги на пол, отирает пот с лица). Для Натальи Ивановны стеснять людей — первое удовольствие.

Наташа. «Философия составляла любимый предмет Агафьи».

Дуня. Это что ещё за Агафья?

Наташа. Старушка одна у Льва Толстого, в «Анне Карениной».

Ефимов. Ваш Толстой мыло считал произведением искусства.

Наташа. Агафьюшка, это не Толстой, а Левин.

Ефимов. Всё равно. У серьёзного писателя и герои не говорят глупостей.

Дуня. Наташа, — кто этот господин?

Наташа (отломила ручку чашки). Ещё одно несчастие!

Полина (как во сне, спускается с лестницы, испуганно остановилась). Какое несчастие?

Наташа (показывая ей чашку). Как трудно трудиться, Поля!

Ефимов (толкая ногой связку книг). Вот, — за швейную машину энциклопедическим словарём заплатили. И то — слава богу, — могли ничего не заплатить, а машина-то уже в ссудной кассе заложена. Да… В других странах невозможно подобное… извращение фактов, а у нас… (Огорчённо махнул рукою, взял книги, идёт к себе.)