Петр Краснов - Подвиг Страница 49

Нѣсколько минутъ капитанъ Немо молчалъ. Потомъ съ неукротимой волей продолжалъ. Въ его страстномъ голосѣ, рѣзко и четко раздававшемся по каютъ компанiи былъ такой увѣренный приказъ, что холодъ пробѣжалъ по жиламъ Нордекова и ноги его обмякли.

— Я пошлю ихъ… Полетите туда, въ Россiю… вы… Вы, кого я изберу… Кого назначу… Кому прикажу… Кого признаю достойнымъ этого счастливаго жребiя… Но вы полетите туда во всеоружiи знанiя. Тамъ, гдѣ триста человѣкъ ополчились на войну съ цѣлымъ мiромъ, тамъ нельзя воевать винтовками и пушками и дѣйствовать конными атаками. Тамъ: — страшный ядъ… обманъ… Переодѣванiе въ одежды противника. Пользованiе его средствами… Тамъ поднятiе противъ врага населенiя и ужасная неслыханная месть предателямъ и тѣмъ, кто пойдетъ усмирять возставшихъ…

Капитанъ Немо еще разъ окинулъ острымъ взглядомъ внимательно слушавшихъ его офицеровъ.

Одни стояли смѣло, съ вызовомъ глядя въ глаза Немо. Ихъ глаза говорили: «пошли меня… Меня, въ первую очередь». Другiе потупились въ смущенiи. Грандiозность плана ихъ подавляла. Новизна пугала. Такъ просто было маршировать и дѣлать ружейные прiемы и такъ казалось совсѣмъ не простымъ летѣть въ Россiю и тамъ дѣйствовать ядами и обманомъ.

Капитанъ Немо оглянулся на Ранцева. Тотъ стоялъ прямо, на вытяжку, глядя острымъ немигающимъ взглядомъ въ глаза офицеровъ, точно запоминалъ онъ выраженiя ихъ лицъ, чтобы въ будущемъ знать, кто чего стоитъ.

— Однако, одной вашей Русской работы мало. Когда поднимется возстанiе въ Россiи, когда Русскiе станутъ одолѣвать коммунистовъ, тогда на защиту ихъ встанетъ весь капиталистическiй мiръ, и мы должны быть готовы парализовать его работу, запугать его такъ же, какъ запугивали и запугиваютъ его коммунисты. Для этого мною взяты иностранцы, французы и нѣмцы. Эти люди, такъ же, какъ и вы, поняли весь вредъ коммунизма и они такiе же страстные, смѣлые и непоколебимые враги его, какъ и вы.

Стало яснѣе въ головахъ тѣхъ, кто волновался вчера, кого пугала авантюра. Авантюра то оставалась, но какъ то по новому она выглядѣла, и въ этомъ новомъ была надежда на успѣхъ. Когда смотрѣли на Немо — эта надежда обращалась въ вѣру, такъ смѣло и просто смотрѣлъ онъ на всѣ трудности, которыя понималъ и ненедооцѣнивалъ.

Опять стало тихо въ каютъ-компанiи. Съ палубы доносилось согласное пѣнiе — хоръ Гласова спѣвался къ новому концерту для радiо.

XXXI

— Мнѣ пришлось васъ всѣхъ обмануть… — сказалъ послѣ долгаго молчанiя капитанъ Немо. — Кинематографическое общество «Атлантида»… Зачѣмъ это?… Отчего такое святое, чистое и прямое дѣло, какъ спасенiе Россiи… всего мiра отъ коммунистовъ, начинать съ обмана?… А, какъ же, господа, было поступить иначе? Ни средствъ, ни времени, ни людей, ни знанiй не хватило бы, чтобы все создавать самому. Нужны заводы, фабрики, нужна вся эта безумная техника современнаго мiра, чтобы все приготовить скоро, дешево и хорошо. Готовить для Россiи оружiе, оборудовать совсѣмъ особенную химическую лабораторiю, строить радiоаппараты, заказывать части аэроплановъ, наконецъ, собрать цѣлую роту молодыхъ людей и обучать ихъ военному строю, да кто же и гдѣ это позволитъ? При теперешнемъ то сыскѣ, при теперешней то жаждѣ обо всемъ, мало-мальски пахнущемъ войною, доносить по начальству — мигомъ все отобрали бы, выслали бы, а то и арестовали бы… Но все это — для развлеченiя толпы… Совсѣмъ другое дѣло… Развѣ не замѣтили вы, что кинематографъ, футъболъ, матчи боксеровъ, все, что собираетъ большiя, ревущiя отъ восторга толпы, пользуется совсѣмъ особыми правами. Имъ подчинены дипломаты, ихъ слушаютъ парламенты и въ палатѣ депутатовъ къ нимъ особенно внимательны… Сколько вещей, морально совсѣмъ недопустимыхъ, показываютъ въ кинематографѣ, боксерскiе поединки обратились въ гладiаторскiя игры, гдѣ часто смерть ожидаетъ одного изъ борющихся. Но это все позволено, ибо — для толпы — этого подлиннаго тирана современнаго мiра… Толпа, а она вездѣ, на заводахъ, въ таможняхъ, на верфяхъ, — толпа привѣтствовала мысль какого то анонимнаго общества «Атлантида» поставить нѣчто совсѣмъ изъ ряда вонъ выходящее, нѣчто потрясающее, и она одобрила и покупку парохода, оборудованнаго, какъ крейсеръ и даже его вооруженiе. Для кинематографа!!.. А скажи я, что это нужно, чтобы какая нибудь совѣтская лодка, пронюхавъ о нашемъ путешествiи, не настигла насъ въ дорогѣ, - и сейчасъ же пошли бы запросы въ палатѣ, разговоры объ интервенцiи и вмѣшательствѣ во внутреннiя дѣла дружественнаго государства!

— Но неужели никто такъ таки и не догадался и не заподозрилъ? — несмѣло спросилъ Парчевскiй.

Капитанъ Немо такъ себя поставилъ, что, казалось, нельзя было ему задавать вопросовъ. И, если бы капитанъ Немо совсѣмъ не отвѣтилъ на вопросъ, никому и въ голову не пришло бы обижаться.

Но капитанъ Немо отвѣтилъ съ полною готовностью и очень любезно.

— Конечно, не только догадывались, но и прямо знали, для чего это дѣлается. Заказать десятки тысячъ ружей и тысячи пулеметовъ… не для кинематографа же

это было нужно?… Такъ же какъ и миллiоны патроновъ. Знали, и потому на верхахъ, гдѣ отлично понимаютъ весь роковой вредъ коммунистовъ намъ всячески помогали… Они вѣдь связаны толпою, и они привѣтствовали, что мы замаскировали себя отъ толпы обществомъ «Атлантида».

— Почему вы, господинъ капитанъ, не сказали намъ этого сразу? Какъ намъ все было бы легче. Хотя бы нѣкоторымъ, довѣреннымъ… И безъ того догадывающимся, — сказалъ генералъ Чекомасовъ.

— Какъ могъ я сказать объ этомъ въ Парижѣ?… У каждаго есть родные, близкiе, знакомые… Наконецъ, въ порядкѣ своей дисциплины, многiе проболтали бы о моей тайнѣ. И она стала бы достоянiемъ толпы. Появились бы вездѣсущiе газетные репортеры, и все дѣло было бы сорвано, еще не начавшись. Сколько было тому примѣровъ! Вспомните, какъ мы ни береглись, а какая то анкета была… Кому то, и бѣлому притомъ, было нужно знать, что же это за кинематографическая съемка, о которой въ кинематографическомъ мiрѣ какъ разъ и не говорятъ… Вѣрьте мнѣ, господа, пока эмиграцiя не научится молчать, какъ умѣютъ молчать въ совѣтской республикѣ, иначе поступать нельзя.

Казалось, капитанъ Немо кончилъ. Онъ сдѣлалъ движенiе, опять нѣчто въ родѣ поклона, чтобы уходить, но тутъ осмѣлѣвшiй Нордековъ задалъ ему волновавшiй его вопросъ.

— Намъ все-таки неясно… Повидимому, вы предполагаете вести войну съ большевиками совсѣмъ особеннымъ образомъ: — пропагандой, газами, аэропланами, словомъ какъ то по новому… Такъ для чего же вамъ понадобилась старая муштровка, повороты, ружейные прiемы, маршировка подъ барабанъ, наконецъ, наша однообразная одежда, форма, такъ сказать, эти сабли? — Нордековъ не безъ тщеславнаго удовольствiя прикоснулся къ блестящимъ ножнамъ висѣвшей у него на боку сабли.

Немо укоризненно покачалъ головой. Точно говорилъ онъ: — «какъ же вы позабыли, что это азбука военнаго дѣла».

— Муштровка, мундиръ, оружiе, всегда носимое — создаютъ солдата. Когда придемъ на мѣсто, придется и ротныя ученiя пройти, и пострѣлять, и стрѣлковому дѣлу поучиться. Вамъ, именно вамъ, придется стать учителями и создателями той Русской армiи, которая должна будетъ замѣнить красную армiю. Какъ же вы создадите изъ крестьянина колхозника, изъ рабочаго, изъ Соловецкаго или Нарымскаго узника и ссыльно-поселеннаго доблестнаго солдата Русской армiи, какъ не этими старыми, вѣрными, испытанными и ничѣмъ незамѣненными и незамѣнимыми путями и методами? Одни изъ васъ ихъ основательно позабыли, другiе и вовсе не знали. Мнѣ надо было ихъ вамъ напомнить… Ну и для кинематографа тоже… Толпѣ это понятно, что въ кинематографѣ войска должны быть и молодцовато выправленными и хорошо муштрованными… Теперь когда вы знаете, что васъ ожидаетъ… Я никого не неволю… Силою заставлять кого бы то ни было спасать Россiю я не намѣренъ… Могу… но не хочу… Кто изъ васъ не желаетъ, считаетъ, что я его обманулъ?… Тому заявить Петру Сергѣевичу Ранцеву о томъ… Отпустить, вы сами понимаете, такихъ людей до срока я не могу… Слишкомъ много они знаютъ. Тотъ будетъ жить на острову… и сниматься… для фильмы въ обществѣ «Атлантида»… Согласно съ контрактомъ — въ теченiе года…

Натянутыя улыбки появились на лицахъ офицеровъ.

Капитанъ Немо поклонился и вышелъ въ сопровожденiи Ранцева изъ каютъ-компанiи.

XXXII

Въ шесть часовъ вечера пассажиры «Мстителя» стали собираться на палубѣ. На ней уже были сдѣланы нѣкоторыя приготовленiя для показа чего то. Большая часть палубы на ютѣ была отгорожена шнуркомъ, и за нимъ въ большомъ соломенномъ пароходномъ креслѣ сидѣла, развалясь, обезьяна. Она была одѣта въ бѣлый тропическiй костюмъ, свободно на ней висѣвшiй. Ея коричневая голова, покрытая рѣдкими, сбитыми, неприглаженными волосами, похожими на шерсть, ея морщинистое лицо, поросшее клочьями сѣдыхъ и бурыхъ волосъ, носъ, широкими открытыми ноздрями торчащiй впередъ, маленькiе, острые, сверлящiе глазки, все это было такое нечеловѣческое, обезьянье, что многiе и точно были далеко не увѣрены, что передъ ними человѣкъ. Два нѣмца изъ четвертаго взвода Нордековской роты были при ней. Въ довершенiе возможности предположенiя, что это и точно была обезьяна, тутъ же подлѣ стояли ящики съ морскими свинками и кроликами, будто и впрямь пассажирамъ «Мстителя» собирались показать какой то звѣринецъ. Электрическiй моторъ, ящики съ склянками, шесты на штативахъ были поставлены кругомъ обезьяны.