Владимир Гусаров - Мой папа убил Михоэлса Страница 49

Раз я подошел слишком близко, Вероня не отстранилась, лишь сказала:

- Хочешь, я заплачу?

А Юра прислал жене письмо на десяти страницах, что-то насчет свободы. Такой вот "дворянский" роман...

Вероника - племянница последнего петроградского коменданта Полковникова, отец ее - автор многих киносценариев, кажется, в том числе и "Закройщика из Торжка".

Солженицын, рисуя героиню "Свечи на ветру" описал Веронику, он тоже был неравнодушен к ней и не скрывал этого.

Как-то уходя я поцеловал Веронику, она сказала:

- При Юрке не смей этого делать!

- Почему?

- Я не позволю играть у него на нервах!

По-моему, игра на нервах начинается там, где есть пища для фантазии: как далеко у них зашло?

- Вероня, ты меня за мужчину держишь - напрасно...

Я действительно не представлял себя соперником мускулистого, энергичного Юры, однофамильца моего Сережи (кстати, оказалось, они были знакомы до меня). Вероня заметила, что не верит в проблему состоятельности, есть проблема желанности... Главной моей проблемой, да и ее тоже, было сохранить право смотреть ему в глаза, и в этом мы преуспели. Изредка и она меня целовала, однажды нечаянно поцеловались в губы, и Вероника сказала:

- В губы нельзя.

Как-то на даче ушли в лес, долго бродили, сидели и лежали рядом - не знаю, испытывала она "танталовы муки", но я не чувствовал ничего, кроме бесконечной нежности.

В день ее рождения я написал стишки, они кончались так:

По житейскому морю, без карт и без лоций,

Как кутенок незрячий куда-то плыву.

Мне как раз не хватает одной из эмоций:

Дай мне, Юра, по морде! Пожалуйста! Жду!

По морде я получил, но не от Юры, а от Верони, но об этом не стоит вспоминать...

БЕЗРАБОТНЫЙ

На этот раз я пребывал в данном качестве больше семи месяцев. Дело тут не только в том, что трудно устроиться "неблагонадежным". В Москве вообще много скрытых форм безработицы. Конечно, всегда можно устроиться каменщиком, землекопом, грузчиком, то есть, разнорабочим. Кстати, даже и тут есть "синекуры", на которые не пробраться - попробуйте-ка пролезть в кладовщики, скажем, в камеру хранения, или попасть на такие "земляные" работы, как рытье могил. Но инакомыслящих, неблагонадежных выживают даже с грошовой работы: моего приятеля Анатолия Е. выгнали из ночных сторожей, где он и получал-то всего шестьдесят рублей (и даже замечаний не имел). Дорожил он этой работой, потому что она оставляла много свободного времени, необходимого вовсе не для безделья.

Все хотят в Москву, уезжать никто не собирается, как-никак, а в Москве даже и колбаса есть - и конская, и ливерная. Поедешь на периферию, выпишешься, а потом попробуй пропишись обратно - не тут-то было! Моя мама, например, не могла прописать своего единственного сына, хоть и имела большие излишки жилплощади. Для милиции и это не аргумент. По счастью, рядом жила еще не разведенная со мной Эда, к ней меня прописали, разрушать советскую семью не полагается. Потом уж мне удалось переписаться к матери, когда она вышла на пенсию.

Энергичные молодые люди ради того, чтобы после окончания института остаться в Москве, вступают в фиктивные браки. Специалистов в Москве как собак нерезанных. Эде, например, пришлось после окончания института почти год работать "врачом-стажером" в поликлинике завода Сталина-Лихачева.

В московских театрах актеры, исполняющие главные роли, получали и получают не больше контролеров и уборщиц. Пушкина, убитого Дантесом, очень жаль, но актера, играющего великого поэта в нашумевшем спектакле и получающего шестьдесят рублей, еще жальче.

Безработное состояние было прекрасно тем, что можно было безвылазно сидеть у Верони. Впрочем, иногда я ходил в шахматную секцию ВТО. Наконец, я пересилил себя и попросил дать мне какую-нибудь работу. Меня отправили в двухнедельную командировку в Томск для помощи народным театрам - под девизом: "Профессионалы - любителям".

ТОМСК

Вместе со мной был командирован опытный "говорильщик", театровед Анатолий Юрьевич Гуз, постоянно кормящийся такими поездками. Вид у него был самый плачевный, хотя он и забирался привычно на трибуны, ходил по инстанциям, серьезно относился ко всяким "смотрам" и "показам". Чрезвычайно жалок он был своей несуразностью, кричащей бедностью, нелепой семейной жизнью...

В Томской области три народных театра - в Колпашево, Асино и в Кожевникове. В Кожевни-кове в последние годы воздерживаются посылать театр их полная фикция, играли они одного только "Блудного сына", где всего пять исполнителей - все районное начальство по культуре. Но теперь даже "Блудного" невозможно показать - район разукрупнили, и главный герой переехал к месту нового назначения, рядом, правда, но патриотическая заинтересованность в сохранении ставки режиссера и художника у него пропала. А без его повседневного участия и руководства спектакль бесславно погиб.

Из района привезли спектакль "Барабанщица". Пьеса про шпионку, то есть про разведчицу. Все думают, что героиня "немецкая овчарка", а она на поверку оказывается совсем не немецкой. Все ее презирают, но никому не кажется странным, что ее не забирают. Героиня терзается, но даже любимому человеку не смеет намекнуть, что выполняет задание командования и драматурга. Исполнительница была женщина малокультурная, но в жизни славная и естественная, зато на сцене она все становилась в какие-то позы и вообще выглядела дура-дурой. От страха она даже дышать забывала. Перед "смертью" она простерла к нам пудовую ручищу и фальшиво улыбаясь сказала:

- Запомните нас красивыми.

Колпашево - райцентр на самом севере области, платят "северные". Стабильный состав жителей, в том числе и интеллигенции. В смысле культуры надеяться не на кого, добраться в Колпашево можно только самолетом, гастрольные коллективы не навещают. Наверно поэтому самодеятельность в большом почете. Скорей всего, актеры имеют всякие поблажки вплоть до освобождения от работы с сохранением содержания. Советская действительность полна такими явлениями - спортсмены-любители все до единого профессионалы.

Колпашевский режиссер - абориген, студент-заочник Вахтанговского училища, парень тупой и необразованный, страстный рыболов и почитатель Софронова.

- Почему москвичи так не любят Софронова? Заелись?

Но нам Софронова все же не показали (повезло!). Угостили "Иркутской историей" про Валь-ку-дешевку, оказавшуюся очень дорогой, когда сошлась с другим. Это бывает...

В Москве нас "категорически" предупредили, чтобы мы о драматургии Софронова не высказывались и никому несогласованных мнений не навязывали.

К счастью, в Колпашево был еще коллектив школьников, к народному театру никакого отношения не имеющий. Ребята показали "В добрый час!" В. Розова. Этот спектакль я подробно и обстоятельно разобрал, похвалил за вкус и пожелал самодеятельным артистам стать коллективом единомышленников, как, например, театр "Современник" или журнал "Новый мир". Робкие аплодисменты вызвали мою бурную радость.

В Томской области голода не видел: капусты заквашено достаточно, есть сало, даже мясо в то время было, кое-где разрешают рыбачить - под видом воскресного развлечения, есть места, где можно и поохотиться, особенно если ты не "рядовой труженик". Хлеб серо-пшеничный. Пьянство, самогоноварение, с которым милиция не справляется - иной раз ломают аппараты и выливают самогон, иной - пьют вместе с колхозниками, но "дела" никогда не заводят: своя жизнь дороже.

Немало записал сибирских названий, вроде: Кабырдак, Кизец, Ябейка, и частушек:

С неба звездочка упала

И блестит, хрустальная.

Полюбили мы Хрущева,

Как родного Сталина!

С неба звездочка упала

Прямо милому в штаны

Пусть бы все там разорвало,

Лишь бы не было войны!

А вот эту услышал в московском интеллигентном доме, кажется, у кого-то из Покрассов:

Ах, огурчики,

Да помидорочки

Сталин Кирова убил

Да в коридорчике!

Собирала меня в Томск Эда, я ей все уши прожужжал Вероникой, кончилось тем, что она спросила: - Ты ее трахнул?

Сдержался. Сам виноват, так воспитал. Да нет, кроме меня было много "воспитателей" - и всё больше доценты да аспиранты, один даже профессор и лауреат, Женька Мищенко.

Расцветая улыбкой, Эда поделилась с моей соседкой Симой секретной информацией: за ее подругой Тамарой ухаживает сам Леонид Ильич. При этом она сказала нежно:

- Леонид Ильич всё понимает...

Тут я не выдержал:

- Мне противны все! Особенно бабы! Особенно те, которые нравятся Леониду Ильичу! А также те, которым это нравится!

Так под влиянием новых людей и новой культуры я стал по-иному смотреть на свою Эдочку.

Впрочем, и Вероня однажды высказалась в несвойственном ей лексиконе:

- Ты чего бабу зря обижаешь, зря ее томишь? Не знаешь, что ей нужно?

Кто-то из нашей рассерженной молодежи, типа Губанова, назвал Евтушенко Гапоном. Кличка прижилась, даже грозили сжечь на улице его чучело, знаменитый поэт дал сто рублей откупного, чтобы бросили эту затею...