Семен Бронин - История моей матери Страница 5

Сходка была назначена в кафе, хозяин которого слыл за красного. Красным был не он, а его вино и посетители: они, облюбовав это место, чувствовали себя в нем как дома и ходили сюда, как прихожане в церковь,- простые люди отличаются иной раз завидным постоянством. Хозяин хоть и соглашался на новую политическую окраску, но, сводя концы с концами, никак не мог вывести итога своей партийной ангажированности (что неизбежно, когда экономику путают с политикой). Заседания ячейки проводились внизу, в большом погребе, где хранились бочки с вином и иные съестные запасы, за которыми хозяин ревниво поглядывал, и переходили, по их окончании, в более свободные и шумные вечеринки в общем зале. Рене дали отдельный столик с тетрадкой и карандашами: чтоб записывала, что скажут. Кроме Жана среди прочих были его друг Дени и Ив, заместитель секретаря по политике. Региональное руководство хотело бы видеть Ива на месте Жана, но на это не пошла ячейка: Ив был хмурый, пасмурный человек, живший холостяком и никуда, кроме подвала кафе, не ходивший,- Жан, в сравнении с ним, был парень свойский, легкий на подъем и понятный каждому.

Рене наблюдала за ними с любопытством. До сих пор она видела взрослых лишь на стройке отчима, где они сообща зарабатывали себе на жизнь: здесь же его друзья собирались ни больше ни меньше как для того, чтобы обсудить существующий мир и его исправить. Рассаживались они перед ее глазами степенно и чуть скованно, будто чего-то стеснялись: им нужно было перейти от повседневного житейского взгляда на вещи к почти метафизическому и трансцендентальному, и необходимая для этого серьезность давалась не в один присест, не в одно дыхание. Жан представил Рене как новую стенографистку, товарищи иронически покосились на нее, но и в этой насмешливости было нечто неловкое и даже беспомощное, как бывает, когда в закрытый круг попадает человек со стороны, кому разговоры и поведение его участников могут показаться смешными, и те заранее ограждаются от него таким барьером. Ив, правда, поглядел на нее иначе, подозрительно, но он так относился и к самому Жану, и Рене просто передалась частица этой неприязни. Речь в тот день шла об участии или неучастии в общей забастовке, приуроченной к празднованию Первому мая. Ив настаивал на том, что это не может обсуждаться, поскольку соответствующее решение уже принято в верхах и необходимо лишь действовать, и по возможности - решительнее; Жан же стоял на том, что надо прежде посоветоваться с рабочими и обсудить все наново: именно за это его в руководстве и недолюбливали.

- Объявить забастовку нетрудно! - горячился он.- А как потом из нее вылезть?! В прошлый раз на шинном так ничего и не добились, а последние штаны с себя спустили! Дома жрать нечего, жена и дети волком глядят, а все для чего?! Чтоб через месяц десять су к дневному заработку прибавили? Так их год наверстывать надо - если считать, что потеряли! Мы же в своей стране не хозяева! Живем как приживалы! Сколько кинут нам, столько и слопаем! Бузим, а решают те, кто у кормушки! А нам - не пройти, не проехать: как мне в прихожей, когда я домой возвращаюсь,- верно, Рене?

Пример (или запоздалое извинение с его стороны) был неудачен. Рене могла бы и обидеться, но логика классовой борьбы увлекла ее, и она не стала спорить.

- Я не понимаю! - Ив стоял на своем.- Что из этого следует? Чего не надо? Бастовать вообще - или бастовать так, чтоб не остаться у разбитого корыта? Партия говорит, что одними экономическими требованиями ничего не добьешься. Надо брать быка за рога и делать это немедленно. Русские вон денег не просили, а взяли власть в свои руки и выгнали хозяев к такой-то матери - так у них, кажется, говорится.

- А на какие шиши жить при этом? - Дени был самый большой оппортунист во всей этой компании. По этой причине он не был принят в члены партии, а все ходил в кандидатах. Ив терпеть его не мог и то и дело спрашивал у Жана, на каком основании Дени ходит на собрания ячейки, но Жан стоял за Дени горой: они не первый год ходили в приятелях.

- Партия поможет,- пообещал Ив.- В прошлый раз суп раздавали.

- Ну если суп только,- неопределенно протянул Дени.- Гороховый? - и невпопад засмеялся.

Ив разозлился.

- Еще и сэндвичи были! Знаете, сколько денег нужно, чтоб каждому забастовщику выдать по сэндвичу?! Это ж наши деньги, пролетарские! У нас их немного - хорошо Россия помогает сколько может. Хотя они сами сейчас не в лучшем положении. Вся капиталистическая Европа против них - и ничего, держатся! Потому что не считают, как мы, что во что обойдется, а сначала действуют, а потом считают убытки! - Рабочие на противоположном конце стола поникли, приниженные, головами. Они любили Россию: за воображаемое исполнение их надежд и мечтаний, но когда все время тычут в глаза одним и тем же примером, симпатий поневоле убавляется.- И потом! - продолжал Ив, не замечая, как всякий догматик, обратного действия своих слов.- Почему мы говорим только об экономических требованиях? Первое мая - это прежде всего политический праздник, и мы должны провести его под флагом политических лозунгов и требований. Сакко и Ванцетти - вот наши герои сегодня, мы должны воздать должное им и напомнить всем о пролетарской солидарности!

- Нас уговаривать не надо.- Жан был недоволен тем, что Ив берет на себя ведение собрания: для этого был он, секретарь, избранный ячейкой.- Мы за рабочую солидарность - иначе бы и ноги нашей здесь не было. Верно, Мишель? обратился он для разрежения атмосферы к хозяину кафе, который недоверчиво прислушивался к тому, что говорил Ив: времена были крутые, и то, что тот так легко пускал на ветер, с такой же легкостью подпадало под статьи закона.-Что ты кислый такой?

- Да не пьете ничего - поэтому. Вино киснет, и я с ним вместе.

- Это ты не напрасно - мы свое наверстаем,- успокоил его Жан.- Не зря рядом с этими бочками сели: чтоб не забывались.- Его друзья оживились и заулыбались: вино возвращало их к бренному существованию и уводило прочь от метафизики.- А ты что написала? - обратился он с той же увеселительной целью к падчерице.- Мы о тебе совсем забыли.

- Все! - примерной ученицей отвечала та.- У нас в школе учителя говорят быстрее.

- И ты за ними записываешь?

- Запоминаю - потом записываю. Так короче получается. И понятнее.

- Ладно. Дома посмотрю, что ты там настрочила.

- Я б тоже хотел взглянуть,- вмешался ревнивый Ив.- Прежде, чем это пойдет наверх.

- Вот мы отчет составим, тебе покажем, а пока пусть работает,- и Жан распустил собрание. Последнее слово оставалось за ним - он ревниво следил за этим и не давал Иву поблажек.- Иди домой,- сказал он Рене.- А мы немного задержимся. Скажи матери, что ненадолго...

- Ну и как тебе наше собрание? - спросил он, когда чуть-чуть навеселе явился домой к вечеру. Голос его был благодушен - чтоб не сказать приветлив.

- Понравилось,- сказала Рене.

- Отчет составила?

- Написала. Будете читать?

- Нет, конечно. Что я, не помню, что говорили? А чем тебе понравилось у нас?

- Думали о других. О себе не говорили.

- Разве?..- Жан думал иначе, но возражать не стал.- А бастовать надо?

- Надо. Хозяев надо учить. Чтоб не зарывались. Пусть делятся с другими.- Рене была неумолима: тот, у кого нет своего, легко раздает чужое.

Жану это почему-то тоже не понравилось, он почувствовал намек на иные обстоятельства, но снова не подал виду.

- Видишь, какая ты способная... Ладно. Будешь у нас за протоколиста. И за ходячий справочник тоже...- И Рене не поняла, звучит ли в его словах похвала или издевка. Но и то, что он перестал осуждать ее в открытую, было для нее победой.

4

Дальше - больше. Рене оказалась ценным прибретением для ячейки. Она умела не только записывать речи других, но и разбираться в трудных текстах.

Партия требовала от своих членов штудирования классиков - как посредством самообразования, так и через общее чтение в партийных вечерних школах. Жан и его приятели уже одолели "Манифест коммунистической партии" с его блуждающим по Европе призраком. И это было непросто, хотя в целом доступно, но сверху затем спустили "Происхождение семьи, частной собственности и государства", и тут-то все стали в тупик: с какой стороны подойти к этой глыбе и как за нее взяться. В руководстве Парижского региона, видно, сидел педант из интеллигентов, считавший, что надо начинать с нуля с Адама и дня мирового творения. Он даже сказал Жану, чтоб его подбодрить:

- Читается, как роман. Я вчера листал до полуночи...- И Жан взял книгу со смешанным чувством страха и уважения...

С одной стороны, было, конечно, заманчиво сразу, в один заход, покончить с семьей, с частной собственностью и государством, чтоб потом к ним не возвращаться, с другой...

- Мудрят наверху,- пожаловался Жан, сидя вечером в узком семейном кругу, к которому присоединилась уже четырехлетняя Жанна. Он обращался к Жоржетте, но рикошетом метил в падчерицу.- Энгельс этот. Видно, тот еще гусь был! - не удержался он, отдавая дань своей мятежной натуре.- Наплел с три короба - ломай теперь голову...- Он неловко вытащил брошюру, которую приготовил для случая, и посмотрел на Рене, взывая к ней о помощи.