Борис Екимов - Такая музыка Страница 5

- Добрый час!

Лукич решил сына по всему цеху провести, показать, а уж потом о деле говорить, какое понравится. Неторопливо шли мимо дымящих сухим жаром электропечей, мимо ревущих белым пламенем газовых; кирпичные чаны бурлили и клокотали огненно-белым раствором. Термисты, опустив на лицо забрало защитных масок, выхватывали из кипящего расплава алые гроздья деталей и бросали их в ванну с машинным маслом. Раскаленные детали, уходя в черную вязкую жидкость, еще недолго красно светили, утопая. Тяжелые клубы пара и дыма окутывали ванну. И трудно было дышать удушливой смесью острых соляных паров и прогорклых масляных.

Лукич сказал:

- Хочешь сюда? В термический? Двести рублей.

Сашка затряс головой.

- Ну ее... Душно здесь. Прямо горло режет,- закашлялся он.

Они пошли далее. За воротами термички лежал высокий светлый цех. По обе стороны от прохода ровными рядами стояли ручные полировальные станки. Женщины в защитных марлевых повязках на лице и очках, склонясь над бешено крутящимися наждачными кругами, обтачивали деталь за деталью. Гудели вентиляторы, унося из цеха пыльный воздух и нагнетая свежий, с улицы. Но марлевые повязки на лицах людей были серы. И пыль, тонкая, но осязаемая пыль, висела в воздухе. Сашкин взгляд упал на плакат, писанный на листе картона: "Девки! Выключайте вентиляторы! А то я вас любить не буду". Сашка рассмеялся, прочитав, и спросил у отца:

- Что это?

- А-а, - останавливаясь, с улыбкой ответил Лукич.- Это электрик наш за экономию электроэнергии борется. Может, сюда? Работа нетяжелая. Заработок хороший. Сто восемьдесят - двести. Но пыль...- шумно нюхнул он воздух.

- Пойдем дальше, поглядим,- сказал Сашка.

Дальше лежали механические отделения с тяжелым лязгом автоматических штамповочных линий, с тонким посвистом шлифовки, с утробными стонами протяжных станков. И везде накрывала людей тяжелая вода затыкающего уши грохота. И такой же тяжкий, для непривычного нюха, муторный запах горелого масла, каленого железа, кипящей эмульсии затруднял дыхание.

Перед одними из цеховых ворот, за вырубным прессом, сидел в высоком железном креслице человек. Вращалось огромное маховое колесо, неторопливо поклевывал бойком пресс; и в такт ему, так же не спеша, рабочий подставлял под удар новые и новые детали.

- Вот это дело,- улыбнулся Сашка.- И воздух свежий, и в кресле, как министр.

Он смеялся, но Лукич тут же подошел к человеку, что у станка сидел.

- Здравствуй, Семен.

- Доброго здоровьица,- отозвался тот.

Иван Лукич, подозвав сына, начал расспрашивать: что и как?

Семен, сухонький, востроносый мужичок, чисто бритый, в легких очечках, с аккуратным фартуком на опрятном сером костюмчике, оказался словоохотливым. Он и про работу рассказал, и про заработок, и про то, что соседний пресс вот уже неделю пустует, а ему, Семену, приходится отдуваться.

И когда поговорил, распрощались и дальше пошли, Иван Лукич спросил сына:

- Ну, что? Может, сюда?

Сашка согласно кивнул головой.

3

Последний день рабочей недели всегда тягостен. Так близок желанный выходной, когда не будет завода с его шумом, грохотом, грязью, с его работой. Так близок отдых, и потому время тянется по каплям. Хотя, честно говоря, осмотревшись в цехе и немного обвыкнувшись, Сашка не жалел о своем, почти случайном выборе. Главной удачей было, конечно, то, что рядом работал Семен.

В первый день, когда Сашка на смену вышел, Семен встретил его весело.

- Ну, что? - хохотнув, спросил он.- Работать будем или водку пить?

- Работать,- ответил Сашка.

- Тоже надо,- согласился Семен.- Налаживайся - и поехали.

- Да я ж не умею,- напомнил Сашка.

- Фу-у,- пренебрежительно махнул рукой Семен.- Тут такая техника: цоб да цобе, погоняй - поехали.

Он быстро рассказал о работе станка, о наладке и потом, в течение дня, оставляя свой пресс, подходил к Сашке, проверял, подсказывал. Дело, и вправду нехитрое, пошло сразу.

И каждое утро Семен встречал Сашку веселым хохотком:

- Работать - или песни играть?

- Песни играть,- в тон ему отвечал Сашка.

- Вот это правильно,- радовался Семен и заводил: - Бежал бродяга с Сахалина сибирской дальней стороной...- помахивая рукой, он и Сашку за собой звал.- Чего глядишь, подтягивай.

- Да я ее не знаю.

- Э-эх,- разочарованно вздыхал Семен.- Не можешь петь, тогда давай налаживаться и работать.

Неслышимо в цеховом гуле крутилось над головой огромное маховое колесо, так же беззвучно работал станок, легко поклевывая бойком подставленные Сашкиной рукой детали. Детальки были невеликие, в ладонь. Семен на своем прессе одно отверстие на них пробивал, а затем ползли детали по жестяному вибрирующему желобу к Сашкиному станку, чтобы здесь еще одно отверстие получить, с другого конца.

Сашка все делал так, как Семен ему показал: левой рукой брал деталь, правой ее перехваты-вал, подставлял под удар бойка, а затем, уже готовую, в желоб бросал, скользнув по которому оказывалась деталь в контейнере. Все было очень просто: левая рука, затем правая и бросок. И снова, и снова, и снова.

В первые дни Сашкины руки работали скованно под бдительным надзором ума и глаз. И уставали, немели пальцы, ломило в запястьях, и почему-то шея побаливала. Позднее, на второй день или на третий, мысленно отвлекшись от дела, а потом спохватившись, Сашка вдруг понял, что руки сами, уже привычно делают и делают свою работу, не нуждаясь в подсказке. Осмелев, Сашка попытался работать на ощупь, не глядя, но тут же искореженные детали одна за другой полетели в сторону, в брак. Но Сашка не сдался и на следующий день повторил свой опыт с тем же успехом.

Это заметил Семен. Он остановил свой пресс и к Сашке подошел.

- Погоди, покурим! - крикнул он. А когда Сашка послушно остановил станок и к Семену повернулся, тот спросил: - Про Петра Губарева слыхал?

- Не знаю такого,- отрицательно покачал головой Сашка.

- В отделе механика работает, токарем,- объяснил Семен.- Так вот этот Петро комбинезон носит, спецовку, какие выдают. Вот он работал, потом его позвали, а он станок не выключил, стоит разговаривает. А коробка сменных шестерен у него открытая. Снял кожух, а потом забыл. Вот он стоит, к станку задом, а тут автокара проезжала, он посторонился да притулился задом к шестерням. А станок работает, шестерни - цоп за штаны и потянули. Он сначала не сообразил, а шестерни тянут, да как пошло... Он заорал дурняком да как сиганет. Спасибо трухлявая одежда! Как он сиганул! Комбинезон на нем - тресь. И все в коробку замотало. А он-то упал. Да как вскочит, да бечь! На весь завод слава. Родной станок своего хозяина догола раздел. Да это еще, слава богу, курдюк целый остался. Его бы прихватило, вот...- закончил Семен, а потом, построжев, спросил: - А ты чего - хочешь без пальцев остаться?

- Почему? - притворился непонимающим Сашка.

- А я не знаю, почему ты с закрытыми глазами работаешь. Здесь тоже был один, в кладовке сейчас работает, Паша. Погляди. Так и оттяпало вот эти вот,- показал Семен на большой и указательный пальцы.- В позапрошлом году. Сидел, вот как мы, работал. Друг к нему подошел, что-то спросил. Он к нему повернулся, говорит и работает. И наработал. Вот здесь вот,- показал Семен на ящик с отходами, что под станком стоял,- здесь его пальчики лежали. Понял? Соображаешь?

- Соображаю,- тихо ответил Сашка и завороженно глядел на ящик, что стоял внизу, под столом, туда падали круглые, в пятак, железки, выбитые из детали.

- Он глядит на руку - кровь... Вниз поглядел, там пальчики. Это ж железо, глупое железо,- тронул Семен станок.- Ты ей чего хочешь подставь, она перерубит. Соображаешь?

После этого разговора Сашка несколько дней с осторожностью и боязнью подносил деталь к бойку. Ему казалось, что сейчас дрогнет рука или подтолкнет кто-то сзади - и тогда...

Но этот страх скоро прошел. Как и та естественная робость, которая в первые дни заставляла Сашку держаться в цехе стеснительно и знать одно лишь место - свой станок и одного человека - Семена.

День ото дня привычнее становилось все цеховое: неумолчный грохот, горький воздух и чем-то похожие друг на друга люди, и в свободное время Сашка стал любопытствовать, разгуливая по цеху. Он встречал знакомых, что жили к одном дворе, с девушками заговаривал.

4

Лукич не любил заводской столовой, тем более дом находился под боком. А нынче и вовсе нужно было домой идти: Леночка болела и лежала дома одна.

Болезнь дочку уже отпускала, и когда Лукич вошел в квартиру, то сразу почуял запах гари. Он поспешил на кухню: конечно, там дочь командовала.

- Папа,- сказала с упреком она.- Что ж ты не мог чуть-чуть еще опоздать?

- Не успела кашу сжечь?

Потом они с дочкой обедали. И не совсем она, видно, выздоровела. Сперва суматошилась, на стол подавала, а потом села на свое место, к батарее, поклевала еду чуть-чуть и поникла. Щеки легко запунцовели. Лукич тут же заметил эту перемену, поднялся, губами коснулся дочкиного лба и почуял жар.