Владимир Высоцкий - Дельфины и психи, Записки сумасшедшего Страница 5

У нас нет лечебниц, профессор. А когда стали гибнуть наши товарищи, ропот недовольства прошел впервые по океанам и вот, наконец, этот нелепый случай, его оскорбления на наши увеселительные трюки, на игры в баскетбол и так далее. Первыми не выдержали... Всегда достаточно одной искры, чтобы возродилось пламя, и оно возгорелось. Я был последним. Кстати, как мое произношение? Надеюсь, верно?

- Да, да! - успокоил его профессор. Он уже изрядно глотнул виски, теперь блаженная теплота разливалась по телу, и все происшедшее показалось не таким уж невероятным. Только вот, он шамкал и чуть покалывала спина.

- Ваша челюсть? - воскликнул дельфин и мгновенно вызвал стоматолога. Того ввез служитель в аквариуме. Это был головоногий моллюск Лип.

- Вот уж не думал, что он... - Профессор хихикнул и отхлебнул еще один глоток.

- Напрасно вы нее думали, - прохлюпало в аквариуме. - Вся анатомия ваша - вот она, у меня в кармане, - Лип хлопнул щупальцем и взбаламутил воду. - С самого начала моей работы над вами, я составил себе ясную картину. Держите вашу челюсть, вот она.

На поверхность всплыла замечательная челюсть, о которой профессор и мечтать не мог. Какие теперь челюсти?! Теперь забрала, а не челюсти!

- Если вам что-нибудь надо заменить, проконсультируйтесь с лечащим врачом - он нас давно в спирту, и готов к трансплантации. Засим - позвольте откланяться! - Моллюск взбаламутил воду и был увезен служителем с вмонтированным в мозг электродом.

- Прощайте! - Профессор шамкнул, несмотря на вставленную челюсть. Он был изрядно пьян.

Дельфин, видя такое его состояние, не счел возможным продолжать разговор и молвил только:

- Завтра вы получите наш план и ультиматум, и передайте его людям. Покойной ночи! - Он зашипел сигарой и вышел.

На следующий день протрезвевший профессор нашел у себя на столе нечто. В нем было коротко и недвусмысленно:

"Союз всего разумного в океане предлагает человечеству в трехдневный срок провести следующие меры:

1. Ввести сухой закон для научных работников.

2. Закрыть все психиатрические клиники и лечебницы.

3. Людей, ранее считавшихся безумными, распустить с почестями.

4. Лечебницы сдать под школы.

В случае, если это не будет выполнено, союз предпримет необходимое. В случае выполнения, Союз больше ничего не требует от человечества и прекращает всякие контакты впредь до лучших времен."

Весь следующий день профессор по радио и телевидению, а также в личных беседах убеждал мир пойти на уступку, уговаривал и умолял, рисовал жуткие картины и радужные перспективы. Он принял множество корреспондентов и некорреспондентов. Но... увы! Он ничего не мог доказать. Океанариум опустел, исчез куда-то и служитель с электродом. Конечно, люди не верили, смеялись и улюлюкали. Как можно выпустить безумных в наш и без того безумный мир, как можно не пить научным работникам.

Кто-то подал мысль, что это он все выдумал, чтобы скрыть бессилие, он обманул надежды, люди так уповали, а он... И еще кто-то подал еще более безумную идею, что профессор сам безумен. На том и порешили, и упрятали самого великого профессора ихтиолога-лингвиста в психиатрическую лечебницу.

Мир остальные два дня успокаивался, а потом она разразилась катастрофа.

Сейчас опять будут делать эти проклятые уколы. Доктор, заклинаю вас! От них развивается... только в руку... что? Боже! Неужели я победил?! Мне будут делать инсулин, чтобы есть и спать. Не хочу спать! Жизнь без сна! А, мол, тайна. Моя. Колите, доктор, и будьте снисходительны, я любил вас. Больно. Больно же.

Ах, какое неприятное состояние. Лечение то же мне! Съедают в крови сахар. Мало его вам что ли на стороне! Мы вон и у кубы покупаем, потому что если не купить, то кто же купит? Но зачем же вам мой кровный сахар? А? Зачем его сжирать? Какие вы все-таки ненасытные! У меня там тельца белые и красные, а каково им без сахара? Никаково! Умрут они без сахара, тельца, ни за грош пропадут. И все этот тростник. И свекла, свекла! Боже, как хочется есть. Есть, дайте есть! Вон он, кубинский сахар. Двадцать кусков и все бесплатно. Спасибо вам, далекие кубинские друзья! Да здравствует и из свеклы! Сахар, много сахару и вообще изобилие продуктов. Это хорошо, но я все изобилие съел, надо попросить родственников. Пусть еще принесут. Пашка, паразит, в командировке, пьет. Ничего, так ко мне не ходит, - так привезут, паразита, сюда, в отделение с диагнозом - хронический алкоголизм. Тут и встретимся, тут и поговорим по душам. Говорят, у меня был шок. И доктор говорит, а раз он говорит - значит неправда. Не было шока, ничего не было.

Как вы можете тут читать? Тут думать надо, а не читать. Читать надо в трамвае и в метро. Но там толкуют, там везде толкуют. Тогда ладно, читайте, бог с вами. Я вот не буду читать, я вот выйду, сяду в метро и пусть толкают, и все прочту, в метро. Не знаете? Все-таки вы очень глупый! Ятаган - его кинешь, а он к тебе возвращается. Поняли!

- Знаете как поп попадью извел?

- Да подите вы со своим попом! У меня вот вену сестра пятый день ищет, а он - "поп да поп".

Безумству храбрых поем мы песню. А просто безумству - нет. Почему? Например такую:

"Ничего не знаю,

ничего не вижу,

ничего никому не скажу,

га-га-га-га."

Нет! Это один свидетель в протоколе так написал, а его на 15 суток за политическое хулиганство.

Какого-то человека привезли к чуме. Говорят, профессор, и про дельфинов гадости гадости рассказывает. Все ржут. Сволочи. Нельзя, больной все-таки человек. Надо поговорить.

- Вы профессор?

- Да, я - ихтиолог-лингвист.

- Ничего, это пройдет. Поколют вас и пройдет.

- Мир на грани катастрофы.

- Это вам тогда надо с начальником Вселенной, что-ли поговорить.

- Да поймите вы! Дельфины выше нас по разуму, они сделают что-то ужасное, даже нельзя предположить что! О, боже!

Нет, надо поговорить с главврачом. Пусть действительно поколют. Больной все-таки человек. Челюсть вставная. Говорит про какие-то электроды. Надо взять шефство, а то заколют. Психи проклятые. Хлюпики и чавчики, а ему и чавкать нечем. К тому же надо полечить его антабусом - пахнет. Пойду к доктору.

Знаете, один человек нашел в справочнике свою фамилию. Она довольно редкая. И вот эта фамилия убила какого-то князя и предана анафеме на двенадцать поколений. Он - человек этот - как раз двенадцатый. Застрелился он. Высчитал и застрелился. А потом родственники узнали, что та фамилия через "е", а самоубийцы - через "я". Ошибка вышла. На ошибках учатся. Нельзя же стреляться из-за князей. За женщин - можно, и за судьбы мира, а за князей - глупо как-то за них. Уж лучше... нет, все то же самое. Да! Еще бы! Он был не двенадцатый, а тринадцатый. Как жаль. Ни за что погиб человек. Как много все-таки в мире несправедливости.

Человек со вставной челюстью молол какую-то совсем уж чушь. Его, наверное, переведут вниз, к буйным. Жаль! Попрошу врачей о снисхождении. Все-таки он меня любил. Иначе почему не отпускает от себя? Попрошу. У нас антисемит есть. Не явный, но про себя. Но я видел, как он смотрел на Мишку Нехамкина сзади. Такой взгляд... гестаповец бы позавидовал такому взгляду.

Слава богу! Я ошибся. Просто Мишка помочился на него ночью. Он и смотрел. Еще бы, посмотришь тут. А мишка тоже. Разве так поступают интеллигентные люди. Мочиться на живого человека, да еще больного. Ай-яй-яй. А еще член-корреспондент какого-то журнала.

Все бегут к окнам и что-то кричат. Что они кричат? Ведь тихий час сейчас. Придет главврач и всем попадет. Да! Именно этим и кончится.

Кто-то вошел. О, что это! Что это?! Какие-то люди, нет, не люди. Какие-то жуткие существа, похожие на рыб. Это, наверное, из первого отделения. Не может быть! Даже там таких не держат. Какой-то жуткий маскарад. Но нет, они улыбаются, они распахнули настежь все входы и выходы, они идут к нам и какими-то чудными голосами что-то читают. Про нас. Мы свободны.

"Постановлением всего разумного..." Неужели! Да здравствует! Не может быть. И человек со вставной челюстью плачет и говорит:

- Я предупреждал, я сделал все возможное, - а существа хлопают его по спине и пониже - у них низко расположены плавники. Но ласково хлопают. И другие хлопают. И все смеются.

Я понял все. Это они, они. Те, что пришли очистить мир для тех, кто прилетит. Отдать под школы. А может, это они и прилетели. И все, как у меня: Жизнь без сна, - не как наказание, а как благо. Моя мысль!

- Я тоже, я тоже помог вам! - Это я кричу. Какое-то существо хлопает меня по уколам и улыбается громадной ослепительной улыбкой. Да это же дельфины, я про них читал и видел фото.

Они! Значит, профессор - и есть профессор! Как это я проглядел при моей проницательности. Спасибо вам! Спасибо вам, дорогие мои дельфины, дорогие мои киты!

Мне сказали, что киты подниматься не стали - они большие, они внизу в первом отделении. А кругом - музыка, салют из 56 залпов по количеству моих лет.

Спасибо вам, спасибо! Свершилось! И дельфины оказались великодушнее, чем грозились. Они никому ничего не сделали и даже сняли первый пункт. Пейте, пейте работники науки. Сейчас можно. Мы свободны! Как хорошо все-таки чувствовать себя здоровым человеком, и чтобы все это знали.