Анна Матвеева - Голев и Кастро (Приключения гастарбайтера) Страница 5

И еще одна мысль не давала тонкокожему Голеву покоя. Она всегда его мучила после того, как кто-нибудь умирал. Человека похоронили, оплакали, завалили землей, прижали памятником, а он ведь там так и лежит! Остался в земле! Ничего не изменилось, несмотря на все оплакивания и старания: Голев, Танька, плечистые пацаны, Круглянко, корреспонденты, операторы - ушли, вытерли слезы, напились, сделали информационный сюжет, успокоились, а Полуяхтенки оба лежат в земле. И будут лежать завтра, послезавтра, через год, всегда. Голев встает утром, ест завтрак, мирно переругивается с Луэллой, ведет Полю и Севу в садик. А Полуяхтенки - все там же. Танька готовит рыбные котлеты, штопает носки, читает газету, Полуяхтенки - в земле. Луэлла курит, втягивая щеки, ругает маму Юлю за склероз, Полуяхтенки - в земле.

Неизменность - вот что пугало Голева больше всего. Неизвестность и неизменность...

Во время всех этих переживаний звонила Катя и сообщала, что ее поэта наконец-то стали печатать, а еще в нем проснулся талант к созиданию текстов для современных музыкальных исполнителей; проще говоря, для попсы. Поэту даже выплачивали теперь неплохие деньги, хотя он стеснялся и в договорах выступал под псевдонимом Кутьин (настоящая его фамилия была Кичитский). Адельбертик даже пошел в платный детский сад, хвасталась Катя, а сама она второй месяц трудилась в каком-то банке на хрестоматийно хорошо оплачиваемой должности уборщицы. Голев мычал и кивал в трубку - сестра никогда не была ему близка.

Гуливатый совсем озверел от черной Танькиной неблагодарности и теперь названивал на квартиру Голевым, матерился, требовал возврата денег. Однажды трубку взяла Луэлла, молча выслушала гуливатовский текст, потом подняла красиво начерченные брови и ответила ему таким семиэтажным пополам с феней, что Голев чуть на свалился со стула, а Танька восхищенно зааплодировала.

- Век живи, век учись, - скромно заметила Луэлла, укладывая обалдевшую трубку с Гуливатым на том конце провода. - Хорошо, что Севочка еще в школе. Впрочем, ты знаешь, Таня, я его планирую сама обучить всем этим словам. Они ему пригодятся во многих жизненных ситуациях.

Потом Луэлла перевела взгляд на Голева и сказала:

- А деньги, Коля, все равно возвращать придется. Хоть заматерись!

Сестрица Катя посоветовала агентство недвижимости с многообещающим названием "Бульба & сыновья", которое работало при Катином банке и, согласно рекламе, "имело устойчивую репутацию и уважение клиентов". Голев уныло отнес Бульбам данные о комнате и попросил немедленно выставить ее на продажу. Потом позвонил Гуливатому и сказал, что деньги будут через месяц, это край.

- Николай Александрович, - вежливо ответил на это невидимый Гуливатый, вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Какие там деньги!! Вы же мне не сказали, что с Круглянкой работаете! Я был не в курсе! Боже мой! Расслабьтесь! Ссуда аннулирована, я пришлю вам документы на дом! Привет очаровательной супруге, детишкам, поклон чудной бабушке! Я не знал!

После этого прочувствованного монолога Голев долго сидел возле телефона с некрасиво открытым ртом, а потом опомнился и позвонил Круглянке.

- Ну шо, братан? Все нормально? Жизнь удалась? - весело спрашивал Круглянко и хохотал, перекрывая смущенные благодарствия Голева. - Вот что, он вдруг заговорил серьезным и будто бы не своим голосом, - я тут замутил новый проект. Нужны верные люди. Бери завтра жену и приходи до офису. Для нее тоже найдется работа.

- У Круглянки теперь свой офис, - сообщил Голев зашедшей в гости маме Юле.

- Мне всегда нравился этот мальчик. Он хорошо успевал по математике и был командиром отряда, - отозвалась мама Юля и вздохнула, оглядев сына с ног до головы.

С утра Голев забрал документы от недовольного Бульбы и сыновей, те ворчали и что-то твердили о неустойке, но Голев неожиданно для себя самого начал говорить складными фразами, быстро убедившими всех Бульб разом.

- Прошел всего один день, - разъяснял Голев, - даже не день, а десять часов, ведь ночью-то вы не работали! И я уверен, что вы даже и не принимались еще за мою комнату, так ведь?

Самый младший из Бульб покраснел ушами и спрятался за экраном компьютера, на котором - Голев мог бы поклясться - светился практически готовый пасьянс.

Так что "до офису" Голев прибыл в замечательном настроении и даже купил для Круглянки-благодетеля бутылку коньяка "Херсон". Танька сказала, что приедет позже - ей надо было заскочить в будущую Севину школу.

"Херсон" не произвел на Круглянку ни малейшего впечатления, во всяком случае это впечатление полностью затерялось на фоне голевского восторга. Круглянко отхватил себе замечательный кусок Севастополя, редкий для Крыма случай, когда внешняя убедительность здания идеально сочеталась с внутренним убранством. Невысокий, интимно-розовый особняк с бело-сливочными колоннами смотрел чисто вымытыми окнами на морскую сторону, а на Голева смотрел охранник - быкоголовый и безбровый недобрый молодец.

- К Виктору, - сообщил Голев, - Круглянке.

- К Виктору Петровичу, - поправил охранник и отошел в сторону, чтобы Голев мог пройти.

Приемная, обставленная черной кожаной мебелью, тихий рабочий шум из соседних дверей, лощеная секретарша ростом на голову выше, чем Голев... Надо же, каких высот достиг одноклассник. Причем в такое короткое время... Ведь еще совсем недавно Витя преданно глядел в полнощекое лицо Полуяхтенко, который теперь лежит в земле... Голев тряхнул головой и безоблачно улыбнулся секретарше.

Вечером они с Танькой, оба возбужденные, с дрожащими руками и глуповатыми от счастья лицами, рассказывали Луэлле лично (и маме Юле по телефону) о фантастической удаче, постигшей их семью. Ибо Витя Круглянко не просто приумножил богатство в короткие сроки. Он теперь не знал, как лучше распорядиться этим богатством и куда деть излишки.

- Хочу открыть хазету, - Витя принимал перед Голевым и Танькой различные начальнические позы - складывал ладони домиком, откидывался на спинку кресла, в общем, служил живой иллюстрацией к книге "Язык жестов", - но хазету не простую, а...

- Золотую, - подсказала Танька и покраснела.

- Ты совершенно права, - расцвел Витя, - золотую. Мы так и назовем ее "Золотая хазета". Ведь правда - это золото! Хазета, - продолжал Витя, - будет знакомить жителей Севастополя с ихней новой жизнью, которую они пока что сами знают плохо. Мы объясним хражданам Севастополя, какую политическую позицию им надо занимать по различным партиям, движениям и всему такому подобному! Если честно, - он доверительно наклонился через стол к Голевым, - я лично собираюсь до Крымской Рады. Я лично хотел бы стать депутатом. А для этого мне нужен собственный орхан!

Танька хрюкнула.

- Орхан, - быстро спохватился Круглянко, - в смысле, рупор. Ха-зе-та! Бесплатная хазета с ТВ-прохраммой для всехо Севастополя. И мне нужны верные люди.

- Но мы ведь никогда ничем подобным не занимались. - Голеву мучительно не хотелось освежать Витину память, но иначе было нельзя. Нечестно.

- Пфе, - сказал Витя, - я уже нанял пять человек, которые съели собаку в этом деле. А вы мне нужны как верные, в смысле, проверенные люди. Николай будет координатором проекта, а Татьяна может пригодиться как наборщик.

- Я умею верстать, - вмешалась Танька, - Гуливатый одно время выпускал рекламные листки.

- Зашибись! Но главной у вас будет такая задача, - Витя поднял кверху коротенький указательный палец, перепоясанный перстнем с моховым агатом, - как только вы почувствуете что-то не то, какие-то сомнения, разговоры, вы сразу же скажете мне. Ясно?

Голевы синхронно кивнули.

- Оклад у вас будет такой. - Витя придвинул к себе розовую квадратную бумажку и небрежно начертал на ней число, при виде которого у Таньки вырвался восторженный стон. - На каждого, - любезно пояснил Витя. - И вообще, - сказал он на прощание, пожимая руку бывшему однокласснику, - я считаю, что людям надо помогать. Если у тебя есть такая возможность.

Голеву вспомнилось, что однажды он уже слышал нечто похожее.

В самое ближайшее время (потому что выборы были назначены на десятое декабря, а сейчас уже сильно пахло осенью, и Витя Круглянко торопился) выяснилось, что в редакторы газеты приглашен не кто иной, как Колобуев, бывший директор бывшего НИИ океанологии.

- А что делать, Коленька? - философски спросил Колобуев после того, как утихла первая радость встречи (абсолютно, кстати, наигранная). - Предприятие мое, можно сказать, похитили: сначала прикупили акции, потом меня же и на улицу попросили. Занимаются фигней - просят гранты под исследования, а потом подсовывают иностранщине филькины грамоты. Вот и пришлось начать совершенно новую жизнь. Зато теперь я не пропаду.

Колобуев решительно потряс кулачком и свел в одну взъерошенные брови. Таньке он почему-то не понравился. Колобуев и впрямь был чересчур подозрительным - особенно в телефонных разговорах. Если его - исключительно из вежливости - спрашивали, как идут дела, Колобуев немедленно интересовался, что имеется в виду, так что собеседник немедленно смущался и проклинал свою вежливость. Еще он очень любил вопросительные обороты: "В каком смысле?", "Вы уверены?" - и часто начинал свои речи со слов: "Я хочу сказать, что..." В целом же Колобуев был предсказуем, как американский боевик группы "В", и работу сумел организовать в сжатые, как и мечталось Круглянке, сроки.