Дмитрий Липскеров - Окно для наблюдателя Страница 5

Наконец все таможенные процедуры соблюдены, и Маша с дочерьми пересекают границу.

— Папа, папа! — кричат девочки и бросаются навстречу невысокому человеку с таким известным на родине лицом и таким незнакомым в этой жаркой стране. — Папочка!..

Он стоит с голыми ногами, в коротких шортах с цветастыми пальмами, и, улыбаясь, целует дочерей.

— Здравствуй, родной, — шепчет Маша, касаясь губами мочки его уха.

Они садятся в вишневый «понтиак», взятый напрокат, и, счастливые, едут в город. По пути перекусывают в китайском ресторанчике и наконец добираются до дома. Все хорошо, все как нельзя лучше. Девочки отправляются гулять в парк с бесплатными аттракционами, а Маша с мужем ложатся в постель.

Для посторонних шепот влюбленных всегда чушь. Влюбленным совсем не до литературных оборотов. Здесь могут быть и такие ласковые слова — «ты моя дорогая! Козявочка моя прекрасная»; восклицания — такие, как «О!.. А!.. Ух ты!.. Вот здорово!..» Сплошная графомания, одним словом.

Его рука ложится на ее плечо, живот вздрагивает. Она втягивает воздух носом, как каратист перед ударом, ожидая следующего прикосновения. Ей хочется сказать: «Меня захлестывает ветер» — но она вспоминает, что слова эти были однажды уже сказаны… Она решает отдаваться без слов. Делает это красиво, со знанием нюансов. Великолепная картина для школьного онанизма…

Я сижу в плюшевом кресле и слышу, как звонит телефон.

— Это я, — говорит Маша. — Ты рад?

— Рад, — отвечаю. Она звонит второй раз.

— Ты придумал продолжение своей повести?

— Придумал.

— Тогда рассказывай. У меня есть час перед сном. Я слушаю…

— Молодой человек рассказывал писателю об увиденной им картине. Тот слушал его, слегка улыбаясь. А когда молодой человек рассказал про кошку и мышь, писатель заметил:

— Видите, можно подглядывать не только за людьми, но и за животными. Вы делаете успехи. — И разливая кофе в чашки, спросил: — Еще пойдете?

— Наверное, — ответил молодой человек.

— Идите, идите. Много еще интересного увидите…

И молодой человек стал ходить в чуланчик почти каждый день, проводя перед щелью долгие часы. Он стал привыкать к своему занятию. Его уже не пугали чьи-то шаги по гулкой лестнице, шум лифта и взгляды женщины на потолок. Он увлекся проходящей перед его глазами жизнью и по вечерам рассказывал писателю об увиденном.

Однажды он пришел в чуланчик совсем рано. Было воскресное утро, мать и дочь еще спали. Волосики девочки разметались по подушке, одной рукой она обнимала зайца, а другая была спрятана под одеяло. Мать спала на спине, одеяло немного съехало, она ровно дышала, и под ночной рубашкой угадывались соски маленькой груди.

Вдруг девочка заворочала головой и открыла глаза. Вытащила из-под одеяла руку и увидела свои пальцы. Они были в крови. Девочка испуганно заморгала глазами и посмотрела на мать. Та спала, одеяло все больше сползало на пол. Девочка села в кровати и жалобно позвала:

— Мама… Мама… — и заплакала.

Мать открыла глаза, сглотнула слюну и спросила:

— Который час?

Потом посмотрела на дочь и словно очнулась, увидев ее плачущей:

— Что с тобой?!

Вскочила, подсела к ней на кровать, увидела на руке кровь, сильно заволновалась и заговорила быстро-быстро:

— Скажи мне, где у тебя болит? Не плачь, пожалуйста… Я с тобой. Мама тебе поможет. Ну, где у тебя болит?

— Живот, — ответила девочка, плача большими слезами. — И кровь оттуда. Вот, видишь, — и показала матери руку.

Мать посмотрела на дочь и вдруг, поняв, улыбнулась.

— Что ты смеешься! — закричала девочка. — Мне же больно!

Мать улыбалась и гладила дочь по плечу.

— Ты стала взрослой, — говорила она. — Ничего страшного не происходит. Просто ты выросла и из девочки превратилась в девушку.

— Но мне же больно! — сказала девочка с напором.

— Ты привыкнешь. Так бывает у всех девушек и женщин.

— И у тебя?

— И у меня тоже, — ответила мать. — А теперь вставай и пойдем в ванную, я открою тебе душ. Ты постоишь под душем, и у тебя все пройдет…

Можно представить себе состояние молодого человека после только что увиденного. Даже редкому отцу, думал он, выпадает возможность увидеть тот миг, когда его дочь становится взрослой. А оттого сердце у молодого человека билось спокойно, его переполняли радость и счастье, как будто он сам был отцом этой девочки. И даже к женщине он почувствовал влечение, как к матери своего ребенка. И подумал, что не будет больше рассказывать писателю об увиденном. Теперь это ему представлялось крайне неприятным, словно бы он рассказывал подробности своей интимной жизни…

— Я не выдержу твоего отъезда к мужу, — сказал я Маше.

— Выдержи, — попросила она.

— Ты знаешь, толстая Катя умерла.

— Как умерла?!

— Как-то вечером ей вдруг стало плохо, ее отвезли в больницу, и тем же вечером она умерла… Я играл на ее похоронах. Я обычно никогда не заглядываю в гроб, а тут посмотрел… Гляжу — толстая Катя…

— Подожди, подожди! — прервала меня Маша. — Ты что говоришь!.. На чем ты играл?!

— Как на чем? — удивился я. — На теноре. Мы часто играем на похоронах.

Маша помолчала, обдумывая услышанное.

— Зачем ты это придумал? — сказала она после паузы.

— Я хочу, чтобы толстая, жирная Катя поскорее умерла! Я хочу быть музыкантом, чтобы играть на ее похоронах и безбожно фальшивить!.. Не уезжай!

— Ты же знаешь, я не могу.

— Не уезжай!

— Я приеду. Ты должен дождаться меня.

— Не уезжай!

— Я приеду. Ты должен дождаться меня.

— Не уезжай!

— Ты знаешь, я хочу, чтобы ты завтра приехал ко мне. Я хочу показать тебе роспись церкви. Ты еще успеешь на поезд…

Наутро я был у Маши. Она повела меня в церковь. Это было небольшое изящное строение восемнадцатого века, и сейчас оно реставрировалось, дабы стать действующим.

Фрески Маши были неуклюжими. Они были какие-то плоские, и святые скорее напоминали алкоголиков. Я это предчувствовал, потому что Маше никогда не удавались люди. Она прирожденная пейзажистка, а тут взялась не за свое дело. Обо всем этом я ей сказал.

— Я сама все знаю, — ответила она. — Теперь уже поздно об этом говорить!

Мы приехали в гостиницу и пообедали в буфете.

— Тебя можно уважать, — сказал я.

— За что?

— За то, что ты взялась за неподъемное дело.

— Ты правду говоришь?

— Правду… Я рад, что у тебя только один талант. Женщины, обладающие многими талантами, уже совсем не женщины, а чуточку мужчины. С ними страшно. Сам ощущаешь себя неполноценным мужчиной… А ты женщина, самая нормальная. Я этому очень рад.

Маша прижалась ко мне и поцеловала в воротник рубашки.

— Что там было дальше? — спросила она.

— Где?

— В повести.

— Дальше?.. Дальше молодой человек сказал писателю, что его больше не интересует наблюдение за этой квартирой. Что он сам подыщет себе новый объект наблюдения… На самом же деле он проводил возле щели почти все время. Пропускал даже репетиции в оркестре. Брал с собой термос с кофе, бутерброды и сидел на лестнице до поздней ночи.

Однажды девочка сидела на полу и рассказывала зайцу такую историю:

— Милый заяц, — говорила она. — Вчера учительница сказала, что я воровка. Что я украла у учителя географии кошелек… Ты же знаешь, зайчик, что я не воровка. Меня мама всегда учила не брать чужого… Это гад Сергеев на перемене вытащил из сумки кошелек. Он думал, что в классе никого нет, а я сидела на полу и собирала рассыпавшиеся кнопки… Конечно же, я не выдам Сергеева. Мама говорит, что ябедничать — самое последнее дело…

А на следующий день в квартиру пришла учительница и разговаривала с матерью. Учительница говорила, что, по всей видимости, девочку поставят на учет в милиции и что обязательно нужно вернуть деньги.

Мать позвала девочку. Та пришла из кухни и испуганно смотрела то на мать, то на учительницу. Мать размахнулась дала девочке пощечину.

— Ну не надо так, — сказала учительница. — Не надо… Подождите хотя бы, пока я уйду.

Молодой человек чуть было не закричал от охватившего его возмущения. Он еле сдержался и, увидев, что учительница уходит, бросился на улицу. Он догнал ее и, запыхавшись, начал говорить:

— Как вам не стыдно!.. Что вы такое творите!

— О чем вы? — испугалась учительница.

— Вы не разобрались толком а ситуации, а обвиняете ребенка в ужасном преступлении!

— Кто вы такой? — спросила учительница,

— Я?.. — Молодой человек на миг запнулся. — Я ее дядя. Девочка мне все рассказала… Это не она взяла деньги, а Сергеев. А теперь мать понапрасну ее побила.

— Подождите! Откуда вы все это знаете? Вас не было в квартире.

— Я был. Я сидел в другой комнате, — нашелся молодой человек.

— Мне казалось, что это однокомнатная квартира, удивленно сказала учительница.