Евгений Козловский - Как живете, Караси Страница 5

"Жигули", минуту-другую назад мазнувшие светом по парочке, подкатили к даче, погасили фары, умолкли и выпустили, наконец, одетого в светлый костюм Спортивного Мужчину, не старого, но совсем седого эдакой благородною сединой. Он осмотрелся, оценил факт наличия стоящего у доманоль-одиннадцатого, вытащил кисет с табаком, трубку, неторопливо набил ее, запалил от спички и стушевался во мгле. КогдаглазаБлагородного попривыкли к темноте, он пересек неширокую Садовую и остановился у доманапротив: не в пример ладненькому, но, в общем-то, несерьезному полковничьему -- мощный, огромный, из неподъемных, почерневших от времени бревен сложенный, был он -- даже во тьме очевидно -- запущен до невозможности восстановления. По лицу Благородного скользнуластранная какая-то гримаска: улыбка -- не улыбка, и если уж улыбка, то, скорее, усмешка: горькая и над собой. Он толкнул державшуюся наодной верхней петле калитку, таподалась нехотя, скребя низом по земле, но щель достаточную, чтобы пройти, Благородному предоставила. Чем он и воспользовался.

Надверях висел огромный амбарный замок, вход, однако, не охраняющий, ибо находился в давно ни начем не держащихся пробоях. Благородный потянул заручку и оказался внутри затканного паутиною, загаженного экскрементами дома. Слабый блик далекого фонаря пробивался сквозь незакрытую дверь, и Благородный, перешагивая через кучки дерьма, вошел в огромную в своей нежилой пустоте комнату.

Немалое усилие потребовалось воображению, чтобы признать в ней ту самую теплую, всю в уютных мелочах гостиную, где много-много лет назад пел ныне покойный Бард:

-- Как жуёте, Караси?..

-- Хорошо жуем, мерси!..

-- Даю -- протянул вслух Благородный. -- Иных уж нет, ате -- далечею -- но и эхо, кажется, покинуло дом: не отозвалось, позволило словам потонуть, кануть, бесследно не стать.

Оборванная ставня приоткрывалачасть того как раз самого окна, напротив которого сидел в незапамятные временаБлагородный, слушая Бардаи машинально наблюдая, как научастке напротив десяток солдат строит дачу, акрепенький мужичок лет сорокабегает-приглядывает, обеспечивает указаниями. "Летчик, наверное, -- подумал Благородный тогда. -- Испытатель. Откудаж иначе в таком возрасте деньги надачу? Даи солдат не всякому дадут."

Сейчас дачанапротив, какими бы комично-зловещими повестками нанее ни зазывали, былаживою и теплою, аздесь, в огромном чернобревенчатом доме, в диссидентском гнезде, стояли необратимое запустение и тоска. Энтропия, как ей и положено в замкнутой системе, неудержимо росла.

Хлопнулакалитка. Сидоров-Казюкас нырнул в своего ноль-одиннадцатого, запустил мотор и, стыдливо не зажигая огней, укатил наощупь. Благородный выбил трубку о каблук и выбрался наружу, скользнув случайным безмысленным взглядом по неярко освещенному мансардному окну, закоторым нанизкой дачной тахте Внучкас Юношею целовались страстно и нецеломудренно, поглощенные этим занятием столь глубоко, сколь глубоко могут быть поглощены им лишь люди, совсем недавно открывшие для себя в полной мере эту таинственную сторону жизнию

-- Вы, Иннокентий Всеволодович, считаю своим долгом заметить, пользуетесь недозволенными приемами. То, что связывало меня с покойной Мариною, не дает вам праваю скорее -- наоборотю Я всегда, славаБогу, сознавал, что человек, пошедший служить в чекагэбэ, не может быть порядочным человеком -- но сколько же вы потратили сил, чтобы внушить мне иллюзию обратного! А теперь сами все и рушите? -- разговор шел научастке, партнеры едваосвещались бликом мансардного окна, так что трудно было понять с определенностью, почему Полковник молчатерпит страстную эту филиппику. -- Я приехал к вам исключительно как к отцу Марины. Уважая ваш возрастю одиночествою зная, что вас уволили в отставку. Так что не трудитесь больше переводить впустую повестки -- играть в ваши паранойяльные игры вы меня не заставите. А если вам понадобится моя помощь -- вот, звоните, пожалуйста. Я не откажу, -- и, протянув Полковнику визитную карточку, Благородный повернулся уходить.

-- Ой ли, Дмитрий Никитович? -- спросил Полковник. -- Точно ли не заставлю?

-- Безо всяких сомнений! -- отрезал Благородный.

-- А вы вообразите наминуточку, что я -- вашаперсонифицированная совесть. Ведь тогдаи наши встречи можно будет расценить как дело пусть для вас неприятное, но безусловно благое. Какю покаяниею

-- Вы опять про Марину? -- раздражился Благородный настолько, что повысил тон несколько сверх самим же себе назначенной меры, чем раздражился еще больше. -- Онарожалау лучших врачей. Ее ничто не могло бы спасти. Это судьба. И я тут не при чем. А вот вы! вы! вы ни разу не допустили меня до моего собственного ребенкаю

-- Маринане допустила, -- мягко возразил Полковник.

-- Но я действительно собирался развестись! -- почти уже кричал Благородный.

-- Ее не устраивало, что вы оставили бы своего сынасиротою.

-- Я бы уж как-нибудь разобрался!

-- Нисколько не сомневаюсь, -- теперь интонация Полковниканеслав себе едкий яд.

-- Откудаж столько презрения? -- поинтересовался Благородный.

-- Оттуда! -- вспылил, наконец, и Полковник. -- Оттуда, что мое дело было -- выполнить последнюю волю дочери. А ваше -- пробиться к ребенку несмотря намое сопротивление. Несмотря навсе силы ада!

-- И вы еще смеете упрекать?!.

Видать, в этой последней реплике Благородного послышалась Полковнику боль столь искренняя, что он вдруг как-то весь помягчал и сказал:

-- Хотите познакомлю?

-- С кем? -- испугался Благородный, и именно потому испугался, что отлично понял с кем.

-- С дочкой с вашею, с Машенькой, -- тем не менее пояснил Полковник.

-- А оначто, здесь?

Полковник кивнул утвердительно.

-- Но яю но яю -- в страшной неловкости замялся Благородный. -- Но я н-не готовю

-- Понимаю, -- отозвался Полковник после недлинной паузы. -- Она, наверное, тоже. Пойдемте, хоть фотографию покажу, -- и направился к летней кухоньке, щелкнул выключателем.

Внучкино фото в рукодельной рамочке стояло наполке, предваренное роскошной розовой розою в баночке из-под майонеза. Благородный взял рамку в руки, посмотрел пристально наизображение лицадочери. Полковник забрал рамку у Благородного, вытащил из нее фотографию:

-- Возьмите. У меня есть еще.

Благородный бережно положил фотографию во внутренний карман, уронил "спасибо" и направился к выходу.

-- А про покаяние, -- произнес Полковник совсем тихо, так, что при желании вполне можно было б его и не услышать, -- про покаяние я сказал исключительно в связи с вашимию доносами.

-- Что?! -- столько праведного возмущения прозвучало в этом словечке человека, вмиг превратившегося из Просто Благородного в Благородного Карася, так безостаточно разогнало оно теплую, тихую какую-то атмосферу, только что наполнявшую кухоньку, что и Полковник поневоле сменил тон, поправившись с ехидцею:

-- Простите: экспертизами.

-- А-а-аю -- протянул Благородный Карась, застыв напороге. -- А чтою мои экспертизы? Я всегдаписал, что думал. И если даже иногдазаблуждался в своих оценкахю

-- Дмитрий Никитович! -- как-то даже обескуражился Полковник. -Дапойдемте почитаем. Коль уж все равно в такую даль прикатилию

-- Онию -- отпустил Благородный Карась дверную ручку, -- у вас есть?

-- Данеужто в противном случае я посмел бы послать вам повестку? -развеселился Полковник.

-- Ну и пускай! Не стану я!.. -- возмутился было Благородный Карась, но вдруг согласился, видимо, заинтересованный. -- А впрочемю

Они вышли, двинулись вниз по тропинке, уложенной бетонными восьмиугольниками.

-- Сюдавот, пожалуйтею Осторожно, здесь крутою Такю вот сюдаю -- вел Полковник гостя к заветному тамбуру. -- Несмотря ни начто, всегдасчитал вас человекомю ну не то что бы вполне порядочнымю Во всяком случае, никого другого сюдане пригласил бы. Постойте минуточкую сейчасю -- нащупывал кодовые колечки, поворачивал, прислушиваясь к треску, замочный маховичок. -- Сейчас я и свет зажгу, -- и лестницав подземелье озарилась. -- Проходите, проходите. Не бойтесь: не пыточная камера, не подземная тюрьма.

-- Дас чего вы взяли?! -- взвился Благородный Карась, компенсируясь, видать, зато, что смолчал на"не то что бы вполне порядочного".

-- Вот и чудненько.

Отворилась вторая дверь, нижняя, и перед Благородным Карасем во всем великолепии открылась полковничья сокровищница. Хозяин, пропустив гостя вперед, остался напороге, и в гордом взгляде его чудился едвали не блеск безумия.

-- Где вы тут у меня? -- насладившись паузою, двинулся Полковник к одному из каталожных стеллажей, вытянул ящик. -- Такю такю та-акю -- приговаривал, перебирая карточки, словно наарфе играя. -- Вот! -- едвали не наощупь определил, наконец, нужную. -- Шкаф номер восемь, папкачетырнадцатая.

Затем подошел к шкафу номер восемь и извлек папку номер четырнадцать. Открыл. Перелистал. Подманил Благородного:

-- Вашарука? Узнаёте?

Благородный Карась потянулся к папочке.