Алексей Писемский - Избранные письма Страница 5

Теперь у меня написано листа на два печатных, а печатать я желал бы начать с генваря. Уведомьте, пригоден вам этот труд мой или нет, если не пригоден, не стесняйтесь и пишите прямо. Дружески жму вашу руку.

Преданный вам А.Писемский.

Адрес мой: на Сивцевом Вражке в Нащекинском переулке, в доме Яковлевой.

П.А.ВАЛУЕВУ

[8 мая 1867 г., Москва].

Ваше высокопревосходительство,

милостивый государь

Петр Александрович!

В прошлом месяце я представлял в главное управление цензуры историческую пьесу мою "Поручик Гладков" для одобрения ее к представлению на сцене. Главное управление, как ныне известился я, большинством голосов постановило запретить ее к постановке на театре, руководствуясь, вероятно, тем, что сюжет моей пьесы никогда еще не был выводим на сцену. Не находя с своей стороны в моей пьесе ничего могущего служить прямой причиной к оглашению ее со сцены, я беру смелость прибегнуть к Вашему высокопревосходительству и ходатайствовать{584} в силу дарованной Вам власти разрешить представление моей пьесы на театре. Вам лично известно мое литературное направление, и сколь мои труды, как писателя, ни малозначительны и ни слабы, но я всегда в них имел одну цель - говорить, по крайнему своему разумению, правду, точно так же, смею заверить, и пьеса моя "Гладков" ничего тенденционного, ничего символического и имеющего хоть малейшую возможность быть применимо к настоящему времени не представляет, а имеет в себе одно только свойство: историческую достоверность и справедливость. Скрывать от народа его историю, я полагаю, более вредно, чем полезно; а между тем сцена есть единственной путь, через которой масса публики может познакомиться с светлыми и темными сторонами своей прошедшей жизни, заинтересуется ею и полюбит ее; никакой умный учебник, никакая строгая школа не в состоянии сделать этого для истории!

Повергая все сие милостивому вниманию Вашему, я разрешение пьесы моей к постановке на сцену приму новым проявлением вашей благосклонности ко мне, которая уже служила мне, а ныне еще раз послужит ободряющим средством к литературным трудам моим.

Прошу принять уверение в глубоком моем уважении, с коим имею честь пребыть

Вашего высокопревосходительства

покорнейшим слугою

Алексей Писемский.

1867 Мая 8 дня.

А.В.НИКИТЕНКО

[16 марта 1873 г., Москва].

Милостивый государь,

Александр Васильевич!

Комедия моя "Подкопы", в судьбе которой Вы столь обязательно для меня принимали такое живое участие, появилась, наконец, в печати и вместе с этим письмом отправлена мною в Петербург, в Академию наук, на имя Константина Степановича Веселовского; предоставляю ее на ваш милостивый и праведный суд! Цензурных изменений, хоть сколько-нибудь существенных, пьеса не потерпела нисколько; я всего только и сделал, что в перечне действующих лиц уничтожил титулы; в самом же тексте не произошло никаких перемен, за исключением тех немногих, которые я сам сделал чисто уже в видах художественного улучшения. В надежде на ваше доброе расположение ко мне я вместе с сим решаюсь повергнуть вашему вниманию еще другое обстоятельство, до меня касающееся: кроме "Подкопов", я написал еще новую пьесу, "Ваал". Из самого заглавия вы уже, конечно, усматриваете, что в пьесе этой затронут вряд ли не главнейший мотив в жизни современного общества: все ныне поклоняется Ваалу - этому богу денег и материальных преуспеяний и который, как некогда греческая Судьба, тяготеет над миром и все заранее предрекает!.. Под гнетом его люди совершают мерзости и великие дела, страдают и торжествуют. Пьеса эта будет напечатана в нынешнем году в "Русском Вестнике"; но могу ли я ее тоже представить в Академию на Уваровскую премию в нынешнем году вместе с "Подкопами" и может ли быть назначаема премия за две пьесы одного и того же автора в один год, этого я решительно не знаю и недоумеваю; а потому убедительнейше просил бы вас уведомить меня, как говорит об этом Устав об Уваровской премии, а также и о том, как Вы лично полагаете, что лучше для меня: в нынешнем ли году представить мне "Ваала" в Академию или отложить это до будущего года?

Вашим обязательным ответом Вы бесконечно одолжите меня и заставите навсегда быть благодарным Вам.

Искренно и глубоко

уважающий Вас

Писемский.

1873 года. Марта 16.

Адрес мой: в Москве, на Поварской, в Борисоглебском переулке, в своем доме.

Я.П.ПОЛОНСКОМУ

[14 апреля 1873 г., Москва].

Любезнейший друг,

Яков Петрович!

Посылаю тебе экземплярчик моей новой пьесы "Ваал", на днях вышедшей в "Р.Вестнике". Очень желаю, чтобы она тебе понравилась. Что твои "Собаки"?{586} Кончил ли ты их, где и когда будешь печатать? "Гражданин", говорят, кончается? Какое неловкое положение при этом бедного Достоевского, хоть бы он приискал какого-нибудь другого издателя.

Поздравляю тебя и супругу твою с праздником и, душевно желая, чтобы всем домочадцам твоим было хорошо, остаюсь душевно преданный

Писемский.

IV 18--73. 14

С.В.МАКСИМОВУ

[27-28 января 1875 г., Москва].

Мой дорогой Сергей Васильевич!

В газетах я прочел{586}, что костромичи литераторы и художники в память моего юбилея хотят в пользу бедных издать сборник. Если это действительно есть намерение, то ты, конечно, уж участвуешь в нем, а потому уведомь, бога ради, действительно ли есть такое намерение...

О таком дорогом венке я никогда, конечно, и не мечтал и надеюсь только, что вы позволите и мне участвовать в этом сборнике и чтобы моя в этом случае рука была не щербата. Остаюсь душевно любящий тебя Писемский.

P.S. Буду с нетерпением ждать ответа от тебя.

П.А.ПИСЕМСКОМУ

31 генваря 1875 [Москва].

Бесценный друг мой Поля!

Вчера сыграли в первый раз мою пьесу{586}. Сама пьеса принята публикой восторженно: со 2-го акта меня начали вызывать по несколько раз (чего никогда прежде не бывало); авторов обыкновенно вызывали по окончании пьес, а тут публика как будто бы не вытерпела и поспешила меня оприветствовать! Вот, мой друг, и мой юбилей, и нынешний прием моей пьесы может быть наглядный для тебя пример, как колесо жизни поднимает иногда человека, а иногда и опускает. Ты сам был свидетелем, сколько я перенес литературных невзгод, обвинений, ругательств, оскорблений. Я сердился, конечно, огорчался, но никогда не падал настолько духом, чтобы бросить свое дело. Того же самого и тебе советую держаться в жизни и паче всего хлопотать о том, чтобы довершать свое ученое образование и в этом случае не смущаться никакими шипами, которые тебе будут попадаться на сем пути, тем более, что материальным образом ты человек совершенно обеспеченный. Обнимаю и благословляю тебя

Писемский.

А.А.ПОТЕХИНУ

24 марта 1875 г. [Москва].

Любезный друг

Алексей Антипович!

Я несколько позамедлил отвечать тебе, но причина тому та, что я болею и потому ничего не могу сказать определительного, так как ни сам не могу приехать, ни выслать чего-либо из написанного, потому что это написанное требует больших поправок, каковых по состоянию головы моей в настоящее время решительно не в состоянии делать. Если только я поправлюсь, то немедленно же поеду за границу, буду в Петербурге, увижусь с тобой, переговорю еще об этом. Во всяком случае, для вас вернее будет на меня не рассчитывать. Дружески жму твою руку и остаюсь душевно преданный Писемский.

P.S. Поклонись от меня всем нашим общим знакомым.

И.С.ТУРГЕНЕВУ{587}

[19 августа 1875 г., Москва].

Поварская, Борисоглебский пер., свой дом.

IX

18--75.

19

Мой дорогой Иван Сергеевич! Вот уже полтора месяца почти, как я в Москве. В Берлине пробыл всего только две недели, и мы из оного вместе с П.В.Анненковым тронулись в Питер, из которого я через день отбыл в Москву. Павел Васильевич проезжал через Москву в деревню и вот уже более недели, как проехал обратно за границу. Все свое длинное путешествие он совершил вполне здоровым. Как-то ваше здоровье? Напишите об себе! Вместе с этим письмом посылаю Вам стихотворения Алмазова{588}, вам преподнесенные. Напишите мне, как они вам понравятся. Павел Васильевич от некоторых в восторге. Я, кажется, писал вам, что, по письму вашему, я был у Юльана Шмидта{588}, но по подлейшему моему неведению иностранных языков беседа наша не могла быть очень одушевлена и продолжительна. Он мне показался истым и немножко даже грубоватым немцем! Виделся также и с Кайслером, который мне между прочим сказал, что было переведено под именем "Das ausgewuhlte Meer" мое "Взбаламученное море" и напечатано года три тому назад в газете "Poste", но я этой газеты нигде уже в Берлине найти не мог. Сын мой остался в Берлине и несказанно меня утешает и своими частыми письмами и тем, что много занимается и работает над диссертацией.

Да хранит вас бог. Остаюсь, дружески пожимая вашу руку, душевно преданный вам Писемский.

П.А.ПИСЕМСКОМУ

15/27 октября 1875. [Москва].

Бесценный друг мой Поля!

Мать тебе уже писала об номере и числе пакета, в котором к тебе должны прийти деньги; на всякий случай повторяю его еще раз: No 1, 11 октября 1875 г. Получить эти деньги ты должен дней через 6-ть после отправки, т.е. числа 17-го по нашему стилю. В Москве теперь сильное волнение: лопнул Коммерческий ссудный банк{588}, в котором у меня, как и в прочих частных банках, нет ни гроша, но, тем не менее, я другой день в каком-то лихорадочном состоянии, прислушиваюсь к этому общенародному бедствию. Акции этого банка все почеркнуты и на бирже не имеют никакой цены, а сколько получат вкладчики по билетам и текучим счетам - еще неизвестно, но говорят, что дифицит огромный. Если есть в Берлине "Московские ведомости", то в 261 номере их, от 14 октября, ты можешь об этом прочесть очень обстоятельную статью. Правительство, кажется, серьезно озабочено, чтобы не было в Москве общего банкового кризиса, так как публика, под влиянием паники, пожалуй, сразу потянет из всех банков свои вклады, и, как пишут в газетах, оно готово в этом случае идти на помощь к банкам. Председателем лопнувшего банка был молодой еще почти человек, некто Полянский, который, если ты помнишь, жил рядом с нами в Останкине. Теперь он уже арестован и вместе с ним еще один директор, фамилии которого я не знаю{589}. Прокурорский надзор начал уже следствие. В самом банке происходят раздирающие душу сцены: плачут, бранятся, падают в обморок - ужас, что такое!.. Да хранит тебя бог. Обнимаю и благословляю тебя. Отец твой Писемский.