Семен Юшкевич - Ита Гайне Страница 5

Ребенок заплакал. Ита встала, чтобы уложить его, и, держа мальчика на руках, согнувшись вдвое, раскачивалась, и лицо у нее было кроткое, как у младенца.

— Какая вы милая, — воскликнула Маня. — Все это очень не хорошо, что вы говорите, и совсем не так нужно было поступить, но, когда я слушаю и смотрю на вас, мне начинает казаться, что вы правы.

— Нельзя знать, кто прав, — ответила Ита, усаживаясь, — делаешь так, как можешь, а не как хочешь. Хорошо только тому, кому везет.

— Как же вы сошлись с Михелем?

Ита не успела ей ответить, так как Роза вернулась, чтобы выбрать партию. Кормилицы, как пчелы, набросились на нее и покрыли так, что ее стало не видно. Роза выбирала, скользя по ним взглядом. Вошла Миндель и прокричала своим страшным голосом: "Я здесь, я здесь, здесь".

— Опять Роза не возьмет меня, — вздохнула Ита, обращаясь к Мане.

— И меня тоже, — ответила она, подавлено пискнув.

Обе вернулись на свое место. К ним присела какая-то кормилица. Она была очень полная, низенькая и когда ходила, то не видно было, как она двигает ногами, и потому казалось, что она катится. Кормилицы прозвали ее Любочкой за сильную любовь к своему милому.

— Вы еще не поступили на место? — с удивлением обратилась Любочка к Ите. Голос у нее был сладенький до приторности. — Ах, какой у вас красивый ребенок! Куколка! — замедоточила она, осторожно ущипнув его в щечку.

— Спасибо, — ответила польщенная Ита, — но и ваш ребенок тоже очень миленький. Правда, Маня?

— Что вы! — с искусственным ужасом воскликнула Любочка. — Вы смеетесь надо мною. Мой миленький? Ведь он похож на мертвого котенка. Ведь я толстая, правда? А он, как обезьянка. Вы на жир мой не смотрите, это только для глаза красиво. Мне для ремесла большая грудь нужна, но даже у девушек она больше моей. Жир ее съел.

Ита видела, что она к чему-то клонит, около чего-то вертится, но, не зная здешних нравов, тщетно пыталась догадаться, в чем дело.

— Какую грудь вы показываете? — вдруг спросила Любочка. — Хотите, я вам дам совет? Показывайте всегда левую — она у всех людей больше правой. Этого никто не знает, а я знаю. Я опытная, я уже четвертый раз иду за кормилицу и все тонкости понимаю. Но знаете, что мне мешает скоро поступить на место? Грудь. Все хорошо, пока я не показываю ее. Только дошло до этого и пропало все. Хоть бы ребенок у меня был толстый, но и этого нет. Но зато, когда меня принимают, я так присасываюсь к месту, что сотня человек не оторвали бы меня от него. Я умею нравиться хозяйкам, и они плачут, когда расстаются со мной, вот какая я ловкая.

Роза уже выделила партию и уходила. Миндель приблизилась к ним, предлагая свои услуги.

— Знаете, о чем я хочу вас попросить, — сказала, наконец Любочка, — одолжите мне своего ребенка. Сделайте доброе дело. Я возьму его, чтобы только показать. Тогда даже грудь не имеет значения. Вечером я вам возвращу вашего мальчика. Сделайте доброе дело, у меня дома трое детей и они живут только тем, что я служу, муж мой ведь не зарабатывает.

Ита хорошо поняла, что скрывалось за последними словами, но чувствовала себя в большом затруднении. Ей очень хотелось помочь бедной женщине, которая начинала ей нравиться, несмотря на ее ужимки и чересчур сладкий голос. Она бросила взгляд на Маню, чтобы посоветоваться, как вдруг помощь появилась с неожиданной стороны. Миндель, услышав просьбу Любочки, проворно приблизилась и крикнула:

— Эта женщина не даст своего ребенка. Иди сюда, толстая дура, нашла у кого просить. Пойдем и поговорим.

Любочка не дала себя долго уговаривать и пошла со старухой. Тогда Маня еще раз спросила:

— Как же вы все-таки сошлись с Михелем?

— Это довольно длинная история, но я вам вкратце расскажу ее. Когда я, наконец, получила развод, то в своем городе уже не могла оставаться и приехала сюда. Здесь у меня была дальняя родственница по матери, не бедная, и я стала у нее служить. Чрез два года у меня уже было скопленных сто двадцать рублей, и я чувствовала себя опять на ногах. Как-то раз я у единственной подруги моей, — она умерла недавно от родов, — познакомилась с молодым человеком. Это был Михель. Он мне понравился, и вскоре я его полюбила. Так он хорошо держался со мной, что не могла не полюбить. Возлюбленный подруги моей уверял что Михель работает на фабрике и зарабатывает по тридцать рублей в месяц, и я почему-то поверила, что это правда. Так что, когда Михель предложил мне выйти за него, мне показалось, что я, наконец, нашла свое счастье. Свадьбу он отложил на полгода, когда ему должны были прибавить жалованье. Я, конечно, согласилась и совсем предалась ему. Месяца через два я получила первый удар. Хозяин фабрики обанкротился, и Михель остался без работы. Была ли тут правда какая-нибудь, я и теперь не знаю. Тогда он задумал открыть собственное дело и так убедил меня, что я сейчас же отдала ему сто рублей. Он сделался еще ласковее, и у меня совсем закружилась голова. Через месяц я уже была беременна, а от денег моих не осталось ни копейки. Я очутилась совершенно в его руках. Узнав, что я беременна и без денег, он перестал стесняться со мной и вначале ругал, а потом и бить начал за каждое мое слово, которое ему не нравилось. О свадьбе я не смела напоминать и так его еще любила, что все прощала ему, и дрожала только, чтобы он меня не выгнал. Службу мне пришлось бросить, и так без денег, замученная им, я родила. Теперь я его уже умоляю, чтобы он бросил меня, но он не хочет и тянет с меня все, что может. Уже полгода, как я знаю, что он шулер, и что всю жизнь прожил тем, что заманивал девушек и заставлял их работать на себя. Вы его не видели злым, так как он все еще где-то достает денег. Но я ужасно боюсь его. Когда он рассердится, то может меня убить. Если бы вы видели мое тело, то испугались бы, так оно черно от синяков.

— Я бы его ночью зарезала! — прорвалась, наконец, Маня, волнуясь. — Такой подлец! Не понимаю, как вы терпите от такого человека.

— Этого объяснить нельзя, — нужно самому испытать. Хуже этих людей ничего быть не может. Вот увидите, что сегодня будет, если он узнает, что я еще не пристроилась. Он все время собирается на меня. Я дрожу идти домой. Хорошо еще, что вы со мной, хоть ребенка обережете. Недели две тому назад он чуть его не убил.

— Вот разбойник! — возмутилась Маня.

— Бывало и хуже. Да, тяжелая у меня жизнь. Вот поступаю на место, а дрожу, даст ли служить. О деньгах не говорю, — все равно отнимает, но дал бы хоть служить. По крайней мере, моя жизнь не была бы в опасности, и ребенка бы обеспечила.

Их прервал шум. Две кормилицы подрались, и поднялась страшная суматоха. Держа детей на руках и ежеминутно угрожая убить их, они вцепились друг в друга, образовав одну массу, и страшно выли. Маня спросила у кого-то, почему они подрались.

— Из-за любовника, — ответила та, — у обеих один любовник, вот и подрались.

Женщин с большими усилиями, наконец, развели. Они были ужасны со своими растрепанными волосами, с залитыми кровью лицами, которые дышали злобой и дикой ненавистью. Они все еще ругались, и самые гнусные и грязные слова вырывались у них так же свободно, как будто они были мужчинами. Услужливые кормилицы со скрытым злорадством и наслаждением отвели их поочередно к крану, где насильно умыли, хотя они рвались и брыкались, как бешеные. История это оживила всех и послужила прекрасной темой для пересудов на остаток дня. Когда появилась Роза, все уже было в порядке и не оставалось никаких следов от драки. Несколько любительниц с удовольствием рассказывали ей об этом приключении, разукрашивая его и вырывая друг у друга нить и продолжение рассказа. Роза хотела что-то ответить, но случайно заметив Иту, сказала ей:

— Что-то предвидится для тебя. Можешь идти теперь домой, но завтра непременно приходи. На этот раз, думаю, уже не оборвется.

Ита была вне себя от радости. Она посидела еще несколько времени для формы, но уже не могла ни на чем сосредоточиться. Она слышала кругом себя обрывки разговоров, и как маньяк, повторяла чужие фразы по десятку раз, но голова и сердце ее были далеки от этого места. Наконец она не выдержала и встала.

— Вы пойдете ко мне? — обратилась она к Мане. — Видно и сегодня вы ничего не дождетесь. Я куплю что-нибудь, и мы поужинаем вместе. Кажется, дела мои поправляются.

Маня, хотя и хотела отказаться, но посовестилась и сказала, что согласна. Тогда они быстро оделись и, оживленно разговаривая, вышли. После их ухода, Роза приготовила себе чай и, усевшись на кровати и прихлебывая его, с наслаждением еще раз прослушала историю о том, как две женщины крепко подрались из-за одного ничтожного мужчины.

Между тем, Ита и Маня продолжали путь. Какое-то нехорошее чувство сменило оживление Иты, теперь она шла с мрачными мыслями, которых не могла отогнать от себя. Маня заметила, что Ита расстроилась, и молча следовала за ней. Но на полпути от дома она не выдержала того, что и ее угнетало, и невольно произнесла: