Бабье царство - Нагибин Юрий Маркович Страница 5

Партизаны ведут бой на подступах к деревне. Но и в самой деревне сквозь треск пламени, крики, грохот осыпающейся черепицы и рушащихся стропил прорываются глухие звуки ружейных выстрелов. Старик садовник из своей шомполки, Настеха из дробовика, заняв выгодную позицию, стреляют по пробегающим мимо немцам.

В одном белье из горящего дома выскочил Каспа. Распахнул дверь сарая, вывел своего Росинанта и попытался вскочить на его костлявую спину. Но это увидели женщины. Они содрали Каспу с коня и потащили к горящему дому. Он пытался вырваться, что-то кричал, его опаленные усы жалко шевелились над искривленными от ужаса губами.

Горящий дом все ближе. Безумный страх придал Каспе силы. Он ударил в живот одну женщину, отшвырнул другую, рубаха треснула на нем, и он едва не вырвался, но тут подоспела с тройником в руках Надежда Петровна Она схватила Каспу за горло и потащила к пустой оконнице, за которой бушевало пламя.

- Остановитесь!.. Что вы делаете?.. - раздался крик.

Надежда Петровна обернулась. Солдат-славист, держа автомат стволом вниз, медленно подходил к ним. Их глаза встретились. Надежда Петровна уступила Каспу товаркам и вскинула тройник. Немец отбросил автомат и поднял руки. Его губы дергались, пытаясь сложиться в улыбку. И вдруг он улыбнулся беззащитной, слабой улыбкой. Он улыбался Надежде Петровне, веря, что простое, слабое, человеческое погасит сжигающую ее ненависть. Конечно, Надежда Петровна узнала его, но ничто в ней не дрогнуло.

Он понял, что сейчас грянет выстрел, и, ловя последнее мгновение, сказал:

- За что?.. Я ж не такой немец!..

- Ты хороший немец, - почти ласково отозвалась Надежда Петровна. - Но ты неприятель! - И спустила курок.

Улыбка сползла с его лица, сменившись гримасой - не боли, а горького удивления...

Надежда Петровна вернулась к Каспе, схватила его за гашник и за ворот рубахи и опрокинула в дыру окна, в самую топку.

- Петровна!.. Петровна!.. - послышался срывающийся крик. - Большова спымали!..

Петровна и остальные женщины кинулись на деревенскую площадь.

...Большов стоял возле двух берез, руки его скручены обротью за спиной, измазанное кровью и сажей лицо странно спокойно. Так мертвенно спокоен бывает проигравшийся до последней полушки игрок. Но совсем не спокойна жадно разглядывающая его Петровна. Она просто и деловито застрелила немецкого солдата, она швырнула Каспу в огонь с тем ясным и надежным ощущением содеянного добра, с каким кидала зерно в борозду, но сейчас ею владеют иные, куда более сложные и острые чувства.

- Что же ты не гордишься, Большов, ты, карающий меч Господень?

- Я не горжусь - нечем, - медленно усмехнулся Большов, - но и на коленях не ползаю.

- А я ползала, правда твоя... Так ведь сыночек, родная кровинка, другого у меня не будет...

- Пошла ты знаешь куда?.. Надоела!..

- Ты не боишься смерти?..

- Плевал я на все: и на вас, и на себя, и на жизнь, которую вы изгадили. Кончайте скорее, и баста!

- Тебе не для чего жить, да?.. Вот ты и задаешься...

- Да уж ручки целовать не стану, - усмехнулся бывший староста.

- Ну, прощай, Большов, ты мне на всю жизнь запомнишься.

Две женщины подошли к Большову и, прежде чем он сообразил, что они делают, затянули по веревочной петле на каждой его ноге. А другие женщины пригнули к земле стволы двух соседних берез. Землистая бледность разлилась по лицу Большова.

- Очумели?! - заорал он. - Креста на вас нет!.. Помогите!.. Помогите!..

- Тащи! - приказала Надежда Петровна Большова подтащили к березам.

Он стал вырываться, глаза его выкатились из орбит, страшный звериный вой вырвался из перекошенного рта.

Он повалился на колени перед Петровной и целовал землю у ее ног.

И все же Большов избежал страшной казни. Прежде чем березы распрямились, рослый партизан, подойдя сзади, выстрелом в затылок избавил его от мук.

- Ты зачем, гад, нашему суду помешал? - вскричала Надежда Петровна и в ярости плюнула в лицо своему мужу.

- Ну что ты, маленькая, успокойся, - ласково сказал. Крыченков...

И тут замечает Петровна, как затихло в окружающем мире. Только огонь трещит и гудит, но ни выстрела - замолк шум боя. Подоспевшая из-под Суджи воинская часть помогла партизанам добить противника.

Ярко пылают в ночи Конопельки. Отблеск огня на лицах баб, на бородатых лицах партизан, на лицах бойцов под глубокими касками, на мертвых лицах немцев и пособников их...

...Раннее утро. В прозрачное голубое небо истекают последние дымки спаленных домов. Пожар не вовсе уничтожил деревню. От большей части изб остались либо обгорелые стропила, либо печь - памятник погибшему дому, но кое-где огонь пожрал лишь сарай, лишь крытый двор, пощадив жилое строение, а то и вообще ограничился крышей, крыльцом..

Возле своей дотла сгоревшей избы ведут прощальный разговор Надежда Петровна и Крыченков, одетый по-походному, с вещмешком и при оружии:

- ...и где они его зарыли, ума не приложу. Вишь, не сберегла я тебе сына, даже могилки его не могу показать.

- Зря я вчера тебе помешал!.. - Крыченков заскрипел зубами от боли и ярости. - Рвать их на куски, гадов!.. А ты не казнись, Надь, на тебе вины нету.

Мимо них быстрым шагом прошли деревенские мужики - вчерашние партизаны - в сопровождении плачущих жен.

- Матюш, пора! - крикнули Крыченкову.

- Уже? - помертвела лицом Надежда Петровна.

- Нас всем отрядом в один батальон берут, так и будем своей деревней воевать, - сказал Крыченков и добавил тихо: - Надь, ты прости меня, коли назад не буду.

- Зачем вперед загадывать? На войне никто своей судьбы не знает. Ты вот партизанил, возле смерти ходил, а причина мальчонке нашему вышла.

- Нет, Надя, по моей душе мне выжить нельзя. Я в каждом фрице Колькиного палача вижу.

Надежда Петровна посмотрела мужу в лицо.

- Понимаю тебя. А все-таки буду ждать... Знаешь, Мотя, после Колькиной гибели я чего-то новое в себе чую. Будто ничего для себя во мне не осталось, а все другим принадлежит... Нет, близко, да не то...

- То, - сказал Крыченков, - я понял. Они обнялись и постояли так, молча

- А хорошая была у нас семья!.. - сказал Крыченков и заплакал, и, оттолкнув жену, побежал к площади, где уже строился отряд...

...У колодца-журавля Настеха дает напиться красивому сержанту в танкистском шлеме. За околицей виднеется танк "KB", в открытом люке стоит танкист и смотрит в голубую пустоту неба, населенную одинокой медленной вороной.

- Значит, вы не верите в чувство с первого взгляда? - спрашивает танкист Настеху.

- Ни с первого, ни со второго, ни с третьего, ни с десятого.

- Может, вы вообще не верите в любовь? - испуганно спрашивает танкист.

Он высок, строен, плечист, но при всей своей мужественной стати по-мальчишески наивен, прост, по-телячьи пухлогуб.

- Нешто ты не знаешь? Любовь померла двадцать второго июня одна тысяча девятьсот сорок первого года, - со скрытой горечью усмехнулась Настеха - Ее первой же бомбой убили, не то под Одессой, не то под Брестом.

- Это неправда! - как-то слишком горячо для шутливого разговора воскликнул танкист. - Ее не убили. Она пропала без вести, а теперь нашлась.

- Ладно трепаться-то!..

- Меня, например, зовут Костя, - сообщает танкист. - Константин Дмитриевич Лубенцов. Мы россошанские.

- Настя... - неохотно проговорила девушка.

- Конечно, Петриченко?

- Да.. - удивилась Настеха - А вы почем знаете?

- В вашем районе каждый второй Петриченко. Разрешите еще водички?

Настя подымает ведро, танкист пьет, не обращая внимания на то, что вода льется мимо рта, на лицо, шею, за пазуху.

- А вы, значит, к каждой второй подъезжаете? - спросила Настеха.

- Не имеем такой привычки! - серьезно ответил танкист. - Вы разрешите написать вам письмецо в перерыве между боями?

- Пишите, кто вам запрещает...

Подходит Софья и, кивнув танкисту, наклоняет коромысло журавля.