Да. Нет. Конечно - Иван Бурдуков Страница 5

людьми, редко им нравишься, надоедлив своим особым восприятием, но и не дорожишь, в принципе, никакими отношениям. Ты против брака, потому что не хочешь становиться среднестатистическим мужем. Ты против детей, потому что не хочешь становиться среднестатистическим отцом. Ты против работы, потому что не хочешь становиться среднестатистическим рабочим. Ты веришь, что в этой стране ты не сможешь стать выше, чем среднестатистический, а оттого боишься своей веры. Ты не веришь, что, уехав из этой страны, ты сможешь жить, как среднестатистический эмигрант. Ты не веришь этой женщине до конца, ты не можешь положиться на неё. Ты веришь себе, и-то нет-нет да усомнишься.

Поэтому возникают трудности с доверием и взаимоотношениями; не зная кем хочешь быть, ты мучаешь свою девушку, дабы она стала кем-то. Надень ей пояс верности – само собой в том нет необходимости – и ничего не переменится в твоей голове. И что мне думается в такой ситуации: ты хочешь, чтобы она тебе изменила, чтобы бросила тебя, растоптала, не думая о тебе более, никогда не вспоминая тебя; ведь ты считаешь себя грузом в её жизни, утягивающим в маргинальную среду неопределённости. Тебе хочется видеть её счастливой, и непременно возможность для неё реализовать себя – с другим мужчиной. Ты мучаешь её иной раз с целью подготовить к ещё более страшным вещам в жизни. Ты великодушен, как сэнсэй, и погрешность твоего плана – в Мире – она хочет стать кем-то вместе с тобой. Но ты никогда не дашь ей этого сделать. Тебя снедает случайность вашей встречи, случайность того, что она влюбилась в тебя. Влюбилась в свой якорь. «Любовь – череда случайностей и привязанностей, поступков и слов. И это ты знаешь, а она и не подозревает. Да и почему-то же люди расходятся. Твердят и обещают: никогда не разойдёмся. Потом: слишком разные. Вчера люди родны друг другу, завтра – разные. Но что сегодня? Каков переломный момент?».

Без возможности превозмочь этот поток мыслей, тебе не хотелось более находиться с Мирой. Ты начал одеваться, пытаясь не дать своей голове зачинить новую фантазию. Всё потом. Теперь надо было попрощаться с Мирой, максимально сопутствующе её отъезду, с блеском в глазах, говорящем о желании принимать участие в её жизни. «Лишь бы она поверила этим глазам».

Обняв тебя, она уставилась на тебя. Ты заметил, что её глаза увлажнились.

– Надеюсь, ты не будешь делать глупостей? – спросил ты.

– Нет, конечно, – ответила Мира.

– Я очень хочу верить тебе, – улыбнулся ты.

Покинув её, ты был невозмутим. Мозг выдавал нежеланные фантазии, тебя мучило недоверие к ней, но ты почему-то верил, что изменить она не в силах, что в ней отсутствует такая черта, как измена. Ты не верил ей, но был уверен в ней.

4.

Мира улетела, и оказалось, что ты остался совершенно один. У тебя нет настоящих друзей, только соседи по воспоминаниям, которым в данный момент ты не интересен. Временами по-настоящему тяжело находить силы любить мир. Чувствуешь мир, обнимаешь его своими ступнями, но почему-то не любишь. А все любят, каждый любит. Каждый непременно происходит в этом мире, а ты жалок и ущербен, у тебя нет смысла жизни. Ты будто не происходишь.

Вспомнив о когда-то животрепещущей мечте стать художником, предложить этому миру свой запечатлённый взгляд на него, ты был встревожен: мечта ускользает, будущее оттого гибнет. «Если сейчас я на таком никчёмном месте, работаю на ненавистной работе, неизвестен, не нужен, не подобрался к мечте ни на миллиметр, то себя уже не обманешь пёстрым будущим. Ведь для себя прошлого, я сегодняшний – не оправдал стремлений. Я убил своё будущее для себя прошлого. Нужно прекратить убивать будущее у себя прошлого».

Нынешнее лето душит своим зноем. Существовать тебе приходится по ночам в прохладе сквозняка. И в данный момент – ночь. Ты стоял перед мольбертом, холст был пуст, краски и кисти ждали своего востребования; определиться ты не смог – что написать об этом мире, да ещё и преподнести ему? Идея провалилась, а внутри пульсировала неопределённость. Самое отчаянное положение: жарко желать чего-то и не мочь этого совершить из-за предательских ресурсов или возможностей. Писать чушь и ересь, к тому же, тоже не выход – нужно писать чувственное, изнутри вырывающееся, настоящее. Тебе не нужно просто писать, тебе нужно заниматься искусством.

Ты заболел неопределённостью, тебя мучила апатия, сменявшаяся ненавистью к пустоте, затем кое-каким принятием мира, и всё по новой. Ты обитаешь в квартире уже дней шесть? Около того. Почти не ешь, насилуешь режим дня, стоишь перед холстом временами, но безрезультатно, поэтому находишь одно удовольствие – чтение. Может книга сможет тебе хоть чем-то помочь? Прочитал «Имморалиста» Жида, «Степного волка» Гессе, «Возраст зрелости» Сартра – в героях каждого романа ты находил что-то от себя. Ни один из романов тебя, впрочем, не удовлетворил. Столько мыслей узнаёшь не вовремя, многое из этого уже было предоставлено опытом, что-то ты знаешь, но никогда не формулировал, и вот прочёл, стало так трагично, что не удалось этого узнать в детстве; однако в детстве ни Жида, ни Гессе, ни Сартра для тебя ещё не существовало, читать не было желания – было детство, было беззаботно и весело. Лучше бы детства не было, теперь тебе страшно задумываться о беззаботном и счастливом пребывании в этом мире. Подобные раздумывания, как надежда, только повёрнутая в обратный вектор, назад – абсурдная и трагичная штуковина.

Потом ты уже перестал читать и поймал совершенное чувство скуки, такой первородной, неутолимой, неукротимой скуки. Скука породила праздность. Тебе было тяжело вставать с кровати, а встав, найти силы что-то произвести – ты не умывался, не мылся, питался гречкой и растворимым кофе, которые ты заблаговременно накупил, не хотел и не мог выйти из дома, но от такого примитивного образа жизни вдруг начал чувствовать бессмысленное счастье. Действительно – счастье. Наверно такое счастье более всего известно русскому человеку – сидеть или лежать, устремив свой взгляд в никуда, испытывая тем больше удовольствия, чем меньше приходится утруждаться. Не зря, вспоминая народные сказки, обязательно вспомнишь о печи, на которой полёживал тот или иной персонаж, и по боку ему было всё на свете.

Соседка за стеной ежедневно кричит на своего мужика; мужика же никогда не слышно. Иногда кажется его вовсе не существует. В это время ты как раз ложишься в кровать, закрываешь глаза. Услышать бы о чём она так надрывается, понять её, посочувствовать – слышны всего лишь высокие ноты каких-то эмоций. Без слов, крик – шум