Второй центроид - Андрей Гвоздянский Страница 5

склад и маяк. Чем только не было это скучное одинокое дерево с полуоблезлыми ветвями в былые годы! Теперь же оно смотрелось куда прозаичнее. Ягоды в дефицитном количестве стыдливо прятались в глубине ветвей. Толстый шершавый ствол, слегка кривоватый, как ятаган, быстро делился на много маленьких отростков и как бы растворялся в воздухе, что совсем не походило ни на бастион, ни на маяк.

Нырнув за очередной поворот, Авгий увидел тощие, как обглоданные кости, остатки голубятни. Одной стенки не было совсем, вторая несколько шаталась под воздействием кинетической энергии ветра. Авгию вспомнилось, как любил эту голубятню школьный сторож Степан. Бывало, на большой перемене он энергично вскинет руку, и вся ребятня, слоняющаяся без дела, хлынет за ним – участвовать в ритуале кормления голубей. Авгий приостановился и посмотрел на свою ладонь. И в ней когда-то лежала горсточка пшена для урчащего птичьего семейства. Где же он сейчас, задорный сторож Степан? Уж точно не в школе: с появлением умных систем пропуска сторожа исчезли из города так же неумолимо, как мороженщики.

Ладонь ощутила легкое покалывание – это атомы снега, как крошечные клювики, впивались в кожу. Полуоторванная стенка голубятни затрепыхалась в лихорадке, сигнализируя об усилившемся ветре. Авгий поморщился и противно улыбнулся, втягивая голову. Шаги возобновились, и вот перед глазами уже мелькало школьное крыльцо, с которого, мелко перебирая прямыми, как грубый брусок, ногами, спускалась какая-то старушка. Авгий узнал ее не сразу. И уже пройдя мимо, по старой, давно забытой привычке задорно крикнул куда-то назад, в плотный войлок темноты: «Здрасьте, Арина Вросевна!». Звук был поглощен черным воздухом и остался без ответа.

7. Арина Вросевна. Воспоминания

Старая учительница после уроков засиделась в столовой. Она маленькими глотками отпивала компот, витая взглядом где-то между карнизом и потолком. Арина Амвросиевна. Так звали ее современные ученики, в точном соответствии с паспортом. И никак не Арина Вросевна, как раньше. Сокращать имя-отчество учителя нынче категорически возбранялось. Пришло понимание, что превратить духовность из метафорического понятия в духовную скрепу общества нельзя без уважения к учителю. Умом Арина Амвросиевна поддерживала этот посыл. Но ее внутренняя, неподвластная логике духовность почему-то отказывалась превращаться в скрепу. Авторитет авторитетом, но ведь раньше, когда она была для всех просто Ариной Вросевной, ее разговор с учениками шел гораздо душевнее и доверительнее. И тот проходивший мимо человек назвал ее именно так. Он у нее учился когда-то, это точно. Только вот вспомнить бы…

Учительница начала перебирать в памяти лица, ситуации, вещи. Это было непросто, ведь в те времена количество учеников в классе не позволяло опросить всех за один урок, как принято теперь. А дети вели себя так бесшабашно и безответственно. Хотя, может быть, сейчас вовсе нет детей, а люди рождаются уже взрослыми? Наверное, скоро так и будет… Численность населения Земли вышла на верхнее плато логистической кривой. Попросту говоря, стабилизировалась. Кстати, вот и еще одна иллюстрация разницы между поколениями. В детстве Арина Амвросиевна не поняла бы этой фразы про логистическую кривую, пришлось бы пояснять простым языком. Да что там, она и сейчас мысленно материализовала ее словом «стабилизировалась». А нынешние дети? Да они сразу завалят вопросами. На каком уровне стабилизировалась? Почему? Не начнет ли дальше вдруг расти? Но только скажешь им про логистическую кривую, и вопросы отпадают. Понятно же, что стабилизировалась на высоком уровне, а впереди – ровное плато.

Кажется, отголоски воспоминаний начинают складываться в цельную картинку… Фоторобот Авгия проявился: черноволосая голова, подвижные карие глаза, волнистые брови и бойкие ноги. Порой даже чересчур бойкие. Перед началом урока он носился по классу, как пробка из-под шампанского, вырвавшаяся в свободный полет. А она, молодая учительница, стояла у двери и наблюдала за тем, как в детях клокочет жизнь. Когда же она наконец заходила в класс, энергия тут же закукливалась внутри маленьких телец, но никуда не исчезала. Некоторые начинали расходовать ее тут же, задавая вопросы и обмениваясь взглядами и движениями челюстно-лицевых мышц. Другие берегли энергию до следующей перемены, мастерски притворяясь спокойными. Авгий принадлежал ко второй категории. На уроке он вел себя смирно, тихо переспрашивая непонятое у соседа, и крайне редко обращался к учителю, будто стесняясь. Но на перемене он преображался. И этот контраст отложился в памяти. Или вот еще случай. Сидела она как-то в холле, ждала кого-то. А тут Авгий – выбегает из-за угла, подлетает к выходу, открывает дверь одним махом, как бумажную, и, успевая только бросить «до свидания, Арина Вросевна», скрывается из виду. Дверь захлопывается, а по старому, тонкому стеклу бегут волны. Энергия детства передалась в материал.

Старая учительница собралась домой. Она направилась к гардеробу, что-то бормоча про себя – мысли никогда не покидали ее так скоро. Вокруг сияли декорации обновленной школы: энергосберегающие лампы с иссиня-холодным светом, рельефные обои с чудным узором, призванным развивать воображение и интерес к учебе… Из приоткрытой двери соседнего со столовой класса выглядывала интерактивная доска с потухшим экраном. Завтра опять кто-то будет рисовать на ней формулы и теоретически безупречные фигуры. И, конечно, никакого тонкого стекла. Только толстое, слегка замутненное для эффекта, абсолютно безучастное к детской энергии.

8. Семья. Вечер

Чистые, черные волосы распущенными длинными ниточками ниспадали на плечи. Они слегка блестели от влаги, создавая эффект ночных бликов на бездонно-темной, бесконечной поверхности воды. Грациозная рука Анны уверенно занесла нож над идеально вымытым, корявым бруском овоща. И лишь неровный угол, под которым она держала инструмент, выдавал ее нервное напряжение. Алая помада успела потускнеть, а маленькая сеть морщинок вокруг глаз будто потяжелела и приопустилась вниз.

Жужжание открывающейся двери заставило Анну встрепенуться. Она прищурилась, и морщинки встали в горизонтальное положение, как стрелы в натянутой до предела тетиве. «Где пропадал?» – спросила Анна как бы невзначай, чересчур спокойно. Авгий не смотрел на нее – он пытался совладать с шарфом, закрутившимся вокруг шеи подобно змее. «Долгая история», – небрежно ответил он, выбрав худшее, что можно было сказать. Удар в незащищенную зону последовал незамедлительно: «Значит, теперь ты мне уже ничего не рассказываешь?».

Нежданная передышка: Авгий, приплясывая на пятках, ушел в ванную, чтобы обдумать стратегию контрнаступления. Включив воду, он бормотал что-то под нос, то и дело оглядываясь на предусмотрительно запертую дверь, будто на ворота осажденного замка. Когда шум воды прекращался, он запускал ее снова, и все повторялось по кругу. Наконец ему надоело. Губы перестали беспокойно шевелиться. Вода затихла.

Из ванной Авгий вышел совсем другим человеком, умеющим двигаться плавно, цельно. И вдруг, в