Сергей Аксаков - Записки ружейного охотника Оренбургской губернии Страница 50

Из всего растительного царства дерево более других представляет видимых явлений органической жизни и более возбуждает участия. Его огромный объем, его медленное возрастание, его долголетие, крепость и прочность древесного ствола, питательная сила его корней, всегда готовых к возрождению погибающих сучьев и к молодым побегам от погибшего уже пня, и, наконец, многосторонняя польза и красота его должны бы, кажется, внушать уважение и пощаду… но топор и пила промышленника не знают их, а временные выгоды увлекают и самих владельцев… Я никогда не мог равнодушно видеть не только вырубленной рощи, но даже падения одного большого подрубленного дерева; в этом падении есть что-то невыразимо грустное: сначала звонкие удары топора производят только легкое сотрясение в древесном стволе; оно становится сильнее с каждым ударом и переходит в общее содрогание каждой ветки и каждого листа; по мере того как топор прохватывает до сердцевины, звуки становятся глуше, больнее… еще удар, последний: дерево осядет, надломится, затрещит, зашумит вершиною, на несколько мгновений как будто задумается, куда упасть, и, наконец, начнет склоняться на одну сторону, сначала медленно, тихо, и потом, с возрастающей быстротою и шумом, подобным шуму сильного ветра, рухнет на землю!.. Многие десятки лет достигало оно полной силы и красоты и в несколько минут гибнет нередко от пустой прихоти человека.

1. ГЛУХОЙ ТЕТЕРЕВ, ГЛУХАРЬ, МОХОВИК

Глухой тетерев по его величине, малочисленности, осторожности и трудности добыванья беспрекословно может назваться первою лесною дичью. Он не отлетает на зиму; напротив, водится в изобилии в самых холодных местах Сибири. Имя глухаря дано ему не потому, что он глух, а потому, что водится в глухих, уединенных и крепких местах; точно так и последнее имя моховика происходит от моховых, лесных болот, в которых живут глухари. В молодости моей я еще встречал стариков охотников, которые думали, что глухие тетерева глухи, основываясь на том, что они не боятся шума и стука, особенно когда токуют. Мнение это совершенно ошибочно. Во-первых, птица вообще мало боится шума и стука, если не видит предмета, его производящего, во-вторых, токующий тетерев, особенно глухой, о чем я буду говорить ниже, не только ничего не слышит, но и не видит. Народ также думал, да и теперь думает, что глухарь глух. Это доказывает всем известная, укорительная поговорка, которою подчуют того, кто, будучи крепок на ухо или по рассеянности чего-нибудь не дослышал: «Эх ты, глухая тетеря». Глухарь, напротив, имеет необыкновенно тонкий слух, что знает всякий опытный охотник. В Оренбургской губернии глухие тетерева не так крупны. Я взвешивал многих глухих косачей (самцов): самый большой весил двенадцать с половиною фунтов, между тем как косач-моховик, например, около Петербурга (говорю слышанное), весит до семнадцати фунтов. Глухой косач не совсем похож на косача тетерева полевого, хотя они составляют одну породу, а курочки их пером совершенно сходны, с тою разницею, что глухарка красноватее и темные пестрины на ней чернее. Глухарь самец имеет на хвосте черные косицы (менее загнутые, чем у самца-полевика), почему и называется косачом; величиною он будет с молодого, годовалого, индейского петуха и похож на него своей фигурою. Если вытянуть глухого косача, то от клюва до конца хвостовых перьев будет полтора аршина. Впрочем, тело его занимает около двух четвертей длины, а в хвосте и шее с головой – по полуаршину. Клюв толстый, твердый, несколько погнутый книзу, бледно-зеленоватого костяного цвета, длиною почти в вершок. Глаза темные, брови широкие и красные, голова небольшая, шея довольно толстая; издали глухарь-косач покажется черным, но это несправедливо: его голова и шея покрыты очень темными, но в то же время узорно-серыми перышками; зоб отливает зеленым глянцем, хлупь испещрена белыми пятнами по черному полю, а спина и особенно верхняя сторона крыльев – по серому основанию имеют коричневые длинные пятна; нижние хвостовые перья – темные, с белыми крапинками на лицевой стороне, а верхние, от спины идущие, покороче и серые; подбой крыльев под плечными суставами ярко-белый с черными крапинами, а остальной – сизо-дымчатый; ноги покрыты мягкими, длинными, серо-пепельного цвета перышками и очень мохнаты до самых пальцев; пальцы же облечены, какою-то скорлупообразною, светлою чешуйчатою бронею и оторочены кожаною твердою бахромою; ногти темные, большие и крепкие.

Глухая курочка несравненно менее самца: я ни одной из них тяжеле шести фунтов не убивал. Я не стану говорить о токах глухих тетеревов и о выводе тетеревят, потому что в этом они совершенно сходны с простыми тетеревами, полевиками, или березовиками, как их называют: последние гораздо ближе мне известны, и я буду говорить о них с большею подробностию. Глухари предпочтительно водятся в краснолесье; для них необходимы – сосна, ель, пихта и можжевельник; погонцы, молодые побеги этих дерев, составляют их преимущественную пищу, отчего мясо глухаря почти всегда имеет смолистый запах. Впрочем, в чернолесье, где изредка растут сосны, глухари водятся иногда и держатся вместе с тетеревами березовиками. Вместе же с ними кроют их иногда шатрами – но всегда в малом количестве, – для чего к обыкновенной приваде из овсяных снопов прибавляют вершинки молоденьких сосен и елей, которыми обтыкают кругом приваду. Глухари мало едят хлебных зерен и редко летают в хлебные поля. Вообще они гораздо уединеннее, строже меньших своих братии, простых тетеревов, держатся постоянно в крупном лесу, где и вьют гнезда их курочки на голой земле, в небольших ямках. Яйца их, почти всегда в числе семи или восьми, вдвое более куриных, рыжеватого цвета, с темно-коричневыми крапинами.

Глухарь – очень плотная, бодрая и крепкая птица. Хотя некоторые охотники считают, что глухие косачи слабее к ружью косачей полевиков, но я не согласен с этим, мнением. Я могу только сказать, что глухари относительно своей величины не так крепки к ружью, как бы ожидать, но я положительно убежден, что они крепче простых тетеревов. В доказательство я укажу на то, что все охотники употребляют самую крупную дробь для стрельбы глухарей; разумеется, я говорю об охоте в позднюю осень или по первозимью и преимущественно о косачах.

Я уже сказал, что глухарь необыкновенно пуглив и осторожен. Он любит садиться на вершинах огромных сосен, особенно растущих по неприступным оврагам и горам. Разумеется, сидя на таком месте, он совершенно безопасен от ружья охотника: если вы подъедете или подойдете близко к сосне, то нижние ветви закроют его и вам ничего не будет видно, если же отойдете подальше и глухарь сделается виден, то расстояние будет так велико, что нет никакой возможности убить дробью такую большую и крепкую птицу, хотя бы ружье было заряжено безымянкой или нулем. Из этого следует, что стрельба глухарей самая трудная и тяжелая, особенно косачей, ибо курочки гораздо смирнее, слабее и чаще садятся на невысокие деревья. Всего удобнее бить глухих косачей маленькой пулей из винтовки, что и делают не только сибирские стрелки-звероловы, но и вотяки и черемисы в Вятской и Пермской губерниях. Но многие ли из обыкновенных наших ружейных охотников умеют стрелять мастерски из винтовки? Тут не помогут проворство, ловкость и даже меткость глаза; ко всему этому тут необходима в высшей степени верная рука. Я знаю это по себе: я был хороший стрелок дробью из ружья, а пулей из винтовки или штуцера не мог попасть и близко цели; то же сказать о большей части хороших охотников. Впрочем, страстная охота, несмотря на трудности, все преодолевает; она имеет железное терпение, и я нередко из обыкновенного ружья, обыкновенной гусиной дробью убивал штук до шести глухарей в одно утро. Подъехать в меру на санях или дрожках редко удавалось по неудобству местности, и я подкрадывался к глухарям из-за деревьев; если тетерева совершенно не видно и стрелять нельзя, то я подбегал под самое дерево и спугивал глухаря, для чего иногда жертвовал одним выстрелом своего двуствольного ружья, а другим убивал дорогую добычу в лет, целя по крыльям; но для этого нужно, чтоб дерево было не слишком высоко. Употреблял я также с успехом и другой маневр: заметив, по первому улетевшему глухарю, то направление, куда должны улететь и другие, – ибо у всех тетеревов неизменный обычай: куда улетел один, туда лететь и всем, – я становился на самом пролете, а товарища-охотника или кучера с лошадьми посылал пугать остальных глухарей. Долго приходилось иногда ждать и зябнуть, стоя смирно на одном месте; горы и овраги надобно было далеко обходить или объезжать, чтобы спугнуть глухих тетеревов, но зато мне удавалось из небольшой стаи убивать по две штуки. Это особенно удобно потому, что глухарь, слетев с высокой сосны, всегда возьмет книзу и летит в вышину обыкновенных дерев: следовательно, мера не далека, если он полетит прямо над вами или недалеко от вас. Нечего и говорить, что довольно случалось промахов и еще больше подбитых глухарей, которых, ходя и ездя по одним и тем же местам по нескольку дней сряду, я нахаживал иногда на другой день мертвыми. Надобно признаться, что при осенней стрельбе глухарей по большей части только те достаются в руки, у которых переломлены крылья: этому причиной не одна их крепость, а неудобства стрельбы от высоких, густыми иглами покрытых сосен.